За последний год было много разговоров о богатстве и могуществе верхнего 1%, возвещающих о возвращении в Позолоченный век. Движение Оккупай возникло в ответ на кричащую концентрацию доходов и богатств у верхушки общества, помноженную на преступную деятельность корпораций и соучастие в возникновении настоящего финансового кризиса. Радикальное неравенство наиболее очевидно в тех странах, что были сильнее затронуты годами перестроек под так называемый свободный рынок.
Были ли эти политико-экономические преобразования «неолиберальными» или нет (я пришел к выводу, что они не были таковыми), мы можем согласиться с тем, что они привели к росту неравенства в ряде стран. Особенно ярко это выразилось в странах вроде США, Великобритании и Канады (и в меньшей степени в Австралии и Новой Зеландии), в которых процент доходов, переходящих верхнему 1% в течении двадцатого — начале двадцать первого века выражен U-образной кривой — смотрите на график ниже (составленный с помощью крайне полезной World Top Incomes Database.)
В противоположность этой U-образной диаграмме в так называемом Англо-Саксонском мире, в некоторых странах, особенно в Скандинавии и континентальной Европе, не наблюдается подобный уровень неравенства доходов. В чем же разница? Конечно, можно предположить, что в этом виноват 1% Англосаксонских экономик. Но не будет ли это слишком простым ответом?
Одержимость недвижимостью, ценами на жилье и стоимостью акционерного капитала
Что бы понять, что же происходило с нашей экономикой в течение времени, полезно сравнить между собой множество тенденций. Как вы могли догадаться по заглавию этой части, я считаю, что существует связь между неравенством и владением жильем. Я не претендую на какую-то уникальную проницательность в этом вопросе: другие выявили ту же связь, даже если чем-то и отличную. В своих выводах я не апеллирую к росту ипотечного кредитования ненадежных заемщиков, который опрокинул рынок недвижимости в США, Великобритании и других странах, и который до сих пор угрожает рынку жилья в Канаде. Скорее, при взгляде на последние 40 с лишним лет заметно то, что неравенство растет вместе с процентами владельцев жилья в Великобритании (особенно с начала 1970), в США и Канаде (особенно с начала 1990-х). Сегодня в этих странах процент собственников жилья близок к 70%.
Для меня эти изменения являются свидетельством куда более радикальной политико-экономической трансформации, нежели неолиберальной реструктуризации, которая заключается в переходе от экономической системы, основанной на зарплате, к системе, основанной на активах. Под этим я имею в виду, что экономика стала зависеть от расширения предположительно создающих богатство активов, например, жилья, а также новых финансовых инструментов вроде деривативов, и расширения некоторых форм сбережений вроде паевых фондов и пенсионных вкладов, управляемых большими финансовыми институциями. Вильям Грайдер в своей книге Secrets of the Temple (1987) утверждал, что в 1970х владельцы таких активов восстали против угрозы (реальной или воображаемой) в виде инфляции заработной платы по отношению к их сбережениям и богатству. Квазикейсианская политика, последовавшая за Второй Мировой, привела к росту доходов большинства рабочих, что, в свою очередь, было профинансировано ослаблением монетарной политики, которая в свою очередь вызвала рост инфляции доходов, испугавший держателей активов и вкладчиков. Говоря проще, больше рабочих получили больше денег, которые они могли потратить на товары и услуги, но эти товары и услуги не могли быть произведены достаточно быстро для опережения роста заработной платы; единственное, что могло произойти за этим — ответный рост стоимости вещей. Вот почему инфляция стала такой проблемой в 1970-х. Для роста инфляции были и другие, более комплексные причины, которые я уже озвучивал, но это суть проблемы.
Именно здесь возникает связь между инфляцией и владением жильем. Когда инфляция росла на протяжении 1960-х и 1970-х, она разъедала стоимость сбережений и некоторых активов, рост ценности которых упал ниже темпа развития инфляции. Это повредило благосостоянию держателей активов и вкладчиков, включая растущее число рабочих с пенсионными вкладами, сбережениями и домами, особенно в течении 1970-х, когда реальные процентные ставки (то есть процентные ставки минус инфляция) упали ниже 0% (диаграмму по США и Канаде смотри здесь, а по Великобритании здесь). Это означало, что любой владелец имущества или сбережений терял благосостояние год за годом. Инфляция заработной платы была подхвачена идеологами свободного рынка (или неолиберализма, если хотите), особенно теми, кто придерживался монетаристских взглядов. Она объявлялась главной проблемой, которая угрожает странам вроде США, Великобритании и Канады. Опять упрощая, аргумент этих идеологов сводился к тому, что инфляция угрожает заинтересованности вкладчиков вкладывать свои деньги, что ведет к падению инвестиций в новые компании, производственное оборудование, инфраструктуру и т.д., что приводит к росту безработицы вместе с ростом инфляции (так называемой стагфляции). На этом основании они агитировали за монетарную стабильность вместо роста доходов, в качестве средства восстановить и подтолкнуть экономики этих стран.
На практике это означало, что процентные ставки использовались в качестве примитивного средства для устранения инфляции заработной платы, что было реализовано за счет уменьшения влияния рабочих: во-первых, через резкий рост безработицы, так как высокие ставки уменьшили инвестиции в новые рабочие места, во-вторых, через продвижение идеи, которую Маргарет Тетчер и другие консерваторы называли «демократия собственников». Результатом стала демонизация инфляции заработной платы и продвижение инфляции активов в качестве альтернативы, что означало, что рост цен на имущественные ценности стал доминантой в экономических расчетах и стратегиях вместо заботы о всеобщем трудоустройстве, которая характеризовала предыдущие кейсианские расчеты и стратегии.
Что означает помешательство на жилье и других активах для неравенства
В этом месте важно подчеркнуть, что экономические расчеты и стратегии — это политические решения, они не являются отражением какой-то вечной истины о функционировании экономической системы. Вот почему для понимания нашей актуальной ситуации необходимо анализировать множество решений, принятых сорок лет назад. Самым очевидным следствием трансформации нашей политико-экономической системы, от базирования на росте заработной платы к базированию на росте ценности активов, стала стагнация реальной заработной платы на уровне 1970-х, даже не смотря на то, что продуктивность продолжала расти (смотрите на этот график). В послевоенный период рабочий класс в основном получал выгоды за счет роста заработной платы, поскольку у них не было активов, представлявших ценность. Напротив, богатые и средний класс получили основную выгоду от роста ценности активов, который последовал за переворотом 1970-х и атакой на инфляцию заработной платы. Главным следствием стечения этих обстоятельств стал разрыв связи между уровнем жизни и заработком для большинства людей.
Для того что бы поддержать возросший с 1970-х и 1980-х жизненный уровень, большинство людей (рабочих и средний класс), стало брать деньги в долг с помощью новых форм персональных займов (например, кредитных карт), поскольку были воодушевлены так называемым «эффектом богатства», вызванным ростом стоимости собственности. Эффект богатства связан с представлением о том, что вы становитесь богаче из-за того, что ваша собственность (например жилье), повышается в цене, что, в свою очередь, повышает вашу способность тратить больше, беря больше займов. Именно это происходило на протяжении 1980-х и 1990-х — смотрите статью Роберта Бреннера. В то время как инфляция доходов контролировалась урезанием зарплат, инфляция собственности стимулировалась с помощью упрощения кредитования, особенно на покупку жилья (налоговые льготы на выплату ипотеки, приватизация социального жилья и т. д.). Несколько новых изобретений сделали этот процесс ещё легче, пока не наступил нынешний крах. Все мы сегодня слышали о предложениях субстандартной ипотеки для групп с низкими доходами в США и 125% ипотеки для покупателей недвижимости в Великобритании; это является основным элементом того, что Колин Крауч назвал «приватизационным Кейсианством», а Меттью Ватсон — «кейсианством цен на жилье». По сути, всеобщее владение недвижимостью было намеренно популяризировано, вначале консервативными правительствами, а затем либерально-центристскими правительствами США, Великобритании и Канады. Это была стратегия по стимуляции спроса в условиях роста цен на недвижимость при помощи частного кредитования. В качестве политико-экономической стратегии все эти меры подталкивали постоянное повышение цен на недвижимость и что, возможно, более важно, сами граждане вложились в идею владения жильем как предел мечтаний и главную цель их жизни. Зарплата или доход перестали быть важны по сравнению с подъемом по «жилищной лестнице» (покупка все более дорогостоящего жилья).
Начиная с 1980-х и до финансового краха 2007, для отдельного индивида было полностью рационально желать вложиться в эти новые виды собственности, поскольку стоимость недвижимости росла быстрее зарплат. Цены на недвижимость бурно росли на протяжении 1980-х, и после короткой передышки в начале 1990-х, устремились вверх в 1990-х — 2007. Тем не менее, доходы, полученные на рынке жилья, могут быть не такими значительными по сравнению с тем, как они выглядели на первый взгляд. В интересной дискуссии об этой явной революции собственности, Джон Ланчестер в книге I.O.U. утверждает, что в долгосрочной перспективе, после вычета инфляции, рост цен на недвижимость не значительно превышает средний рост других форм инвестиций. Таким образом, ценность жилья не значительно возросла по сравнению с другими формами инвестиций, но оно является главной, и зачастую единственной формой инвестирования для людей вне 1% наиболее богатых. Более того, вместо революции собственности, может быть, лучше говорить об иллюзии собственности. В экспансии собственности на жилье важнее то, что она изменила ценности отдельных граждан, превратив их в так называемых «инвестиционных субъектов» или «граждан инвесторов». Этот подход помог распространить фискальный консерватизм за пределы традиционных поклонников правых партий — под ним я подразумеваю страх перед инфляцией, которая угрожает поднятием процентных ставок для устранения инфляции, но также дешевой ипотеке. И это имеет ключевое значение по следующим причинам.
Владельцы жилья в экономической системе, основанной на активах, зависят от постоянного роста стоимости жилья и его ценности, так как они не способны поддерживать растущий уровень жизни с помощью зарплат (которые пребывают в стагнации), а также зависят от персональных долговых инструментов (кредитных карт, фирменных кредитных крат, продаж в рассрочку и т.д.). Все это влечет дополнительные выплаты по процентам для финансирования новых покупок, что означает, что их стоимость выше, чем покупок без рассрочки — эта «финансилизация» экономики питает экспансию банковских услуг, страхования, пенсионных вкладов и других секторов, зависимых от начислений по процентам за займы. Это означает, что собственники жилья дважды в заложниках у скачков процентной ставки: во-первых, для финансирования их ипотеки, которая составляет постоянно увеличивающуюся часть в их доходах; а во-вторых, для финансирования других своих трат с помощью персонального долга. В конце концов, владельцы жилья должны быть уверены в том, что ценность их недвижимости растет быстрее инфляции доходов, так как это увеличивает реальную ценность их собственности и позволяет им отдавать долги по ипотеке, и обеспечивает уплату процентов по их другим покупкам или расходам (автомобили, ремонт, обучение в университете и т. д.). В политическом аспекте это означает, что собственники жилья склонны поддерживать правительства, которые продвигают интересы наиболее богатых, потому что их собственные интересы совпадают с ними.
Для того, что бы быть уверенными в том, что цены на жилье растут быстрее инфляции, собственники жилья заинтересованы в сдерживании и уменьшении инфляции заработков (в том числе через поддержку политических партий с консервативной программой относительно финансов). Говоря ещё проще, они заинтересованы в сохранении таких низких зарплат, при которых инфляция не становилась бы выше роста цен на жилье. Вот где неравенство и собственность на жилье сходятся вместе. Поддержка реальной стоимости активов в виде жилья достигается путем сохранения низкой заработной платы и более медленным её ростом, нежели рост цен на жилье. В то же время, это помогает накачивать стоимость других активов с помощью поощрения экспансии новых персональных займов и финансовых инструментов, о которых мы так много слышали во время финансового кризиса (например, безопасные долговые облигации). Потому что все новые займы собственников жилья (и остальных, но в меньшей степени, так как у них нет ипотеки) финансовые институции (особенно банки и другие финансовые посредники) снабжают необходимыми активами в виде огромных сумм заемного капитала для спекуляции на рынке. И, наконец, так называемый эффект богатства, вызванный ростом ценности активов — жилья или др. — улучшает положение многих, но положение тех, кто владеет большим количеством собственности — то есть верхнего 1% — он улучшает значительно сильнее. С другой стороны, он значительно ухудшает положение остальных. Не только тех, кто не получает выгод от владения жильем, но целых поколений, сформированных имущественным неравенством, так как обладатели жилой площади могут передать свои привилегии своим детям через выгоды от доступа к финансам (например, используя жилищный капитал для оплаты университетского образования).
Таким образом, трансформация экономики в систему, основанную на активах, была произведена с помощью экспансии владения жильем, которая, в свою очередь, повлекла стагнацию (или даже падение) реальной заработной платы для того, чтобы удержать реальную стоимость жилищного фонда. Инфляция сдерживалась для того, чтобы собственники жилья чувствовали безопасность их вложений в недвижимость, а это означало, что зарплаты должны были быть намерено сокращены, в результате чего рабочие стали чувствовать себя «незащищенным». В основном беднейшие члены общества не владеют жилищными активами и потому пострадали сильнее, так как их жизненный уровень чаще зависит от заработной платы. С другой стороны, собственники жилья за счет накопленных активов могут брать займы на траты, превышающие их заработок, до тех пор пока они выступают за сохранение низкой инфляции заработной платы (но не собственности). В свою очередь, они могут передать свои привилегии детям.
Этот значительный и часто незамеченный структурный сдвиг произошел во многих капиталистических экономиках на протяжении 1970-х и 1980-х. Воздействие этой трансформации от экономики, основанной на зарплате, к экономике, основанной на активах, имеет огромное значение. Некоторые считают, что эти изменения могут вызвать значительное сопротивление. Несмотря на это безусловно неравное распределение имущества, экспансия владения активами — особенно жильем — была достаточной для получения поддержки этих новых экономических мер со стороны значительной и постоянно растущей части населения. В политическом контексте это значит, что гнев, направленный на верхний 1% — который, безусловно это заслуживает — также должен распространятся на всех, кто заинтересован в сохранении экономической системы, основанной на активах, которая усиливает и увековечивает неравенство. Владение жильем, получение ипотеки, использование кредитных карт: все эти вещи затягивают нас в систему, основанную на активах, которая исключает альтернативы.
Справка: Кен Бирч преподает общественные науки в Университете Йорка, Канада. В настоящее время он пишет книгу, предварительно озаглавленную «Мы никогда не были неолиберальными», которая может быть переименована в «Манифест обреченной молодежи». Книга готовится к изданию в Zero Books.
Источник: New Left Project
Перевод: Александр Бидин
