Для одних 11 сентября было просто трагедией, унесших жизни их друзей и близких, для других – началом войны с мировым терроризмом. Для некоторых же это было хорошим поводом для извлечения прибыли. Так или иначе, ровно на десять лет этот чёрный день заслонил собой от жителей США, да и от многих других людей по всему свету ту необъявленную войну, которая, тем не менее, ни на минуту не прекращалась. И лишь в 2011 году классовая война, война живого человечества и мёртвого капитала, вновь вышла на поверхность. Более того, в сознании обеих сторон этого конфликта уже формируется всё более чёткий и ясный образ врага, а вместе с этим рождается понимание тактики и стратегии борьбы в изменившихся условиях неолиберальной гегемнонии. Не стоит тешить себя иллюзиями, что эта война обойдётся без традиционного оружия и противостояния армий на полях сражений. Цена вопроса слишком велика, чтобы борьба была безоружной и бескровной.
Одна из важнейших черт неолиберальной экономики – коммерциализация тех сфер общественной жизни, которые прежде были сугубо публичной прерогативой. В частности, этот процесс затронул и ведение войны. По словам Наоми Кляйн, исследовавшей политику США в области национальной безопасности после 11 сентября: «Всего за несколько лет 'индустрия национальной безопасности', до событий 11 сентября едва существовавшая, разрослась до размеров, превышающих размеры Голливуда и музыкальной индустрии.Но удивительнее всего то, как мало это индустрия освещена и как мало о ней говорится как о секторе экономики, а ведь она представляет собой беспрецедентное сочетание неограниченной полицейской власти с неограниченным же господством капиталистических отношений, этакий гибрид гипермаркета с секретной тюрьмой».
Понятное дело, что, будучи частью капиталистической экономики, эта индустрия воспроизводит все её законы. В конечном итоге, мы доходим до фундаментального противоречия: дальнейшее получение прибыли делает победу крайне нежелательной. Напрашивается аналогия с фармацевтической индустрией, которая находит больше выгоды не в излечении болезни, а в её бесконечном поддержании. Впрочем, ничто не ново под луной – ещё Салтыков-Щедрин, в бытность свою чиновником царского МВД, отметил, что с введением по всей стране особого полицейского ведомства по конокрадству, это преступление появилось там, где его отродясь не было.
Надо сказать, что война с террором не только позволила создать новую прибыльную отрасль экономики практически на пустом месте, но и оправдать сдвиг многих правительств в сторону авторитаризма. Это немаловажно, учитывая то, что авторитарный режим лучше всего соответствует неолиберальной модели экономики. Что верно не только для периферийных государств, таких как Чили, Мексика или Россия, но и тех, которые теория мир-системного анализа относит к мировому центру накопления капитала. Таким образом, западные элиты разом убивают двух зайцев.
Тем не менее, при столкновении с мало-мальски решительно настроенным противником, подобная логика обнаруживает свои недостатки. Хороший пример нам дают те потери, которые коалиционные войска несли и продолжают нести в Афганистане. Одна из причин этих потерь может показаться комичной: Обеспечение питанием бойцов нескольких частей было передано на аутосорсинг одной из частных военных компаний. После долгих переговоров, ЧВК настояла на том, чтобы еда солдатам выдавалась строго по расписанию. Расписание приёмов пищи довольно быстро попадало боевикам, и те беззастенчиво расстреливали бравых американских и британских вояк прямо за обедом. Благо, в целях экономии частные военные компании часто нанимают свой персонал из местного населения
Впрочем, и без частных военных компаний у перешедшей на капиталистические рельсы армии хватает проблем. Главнейшая из них – людские резервы. Рекрутёр армии США по данным на 2011 год получает в среднем 2000 долларов премии за удачную вербовку новобранца. Причём речь идёт не о каком-нибудь высококлассном специалисте, а о рядовом пехотинце, который требует соответствующего обучения и подготовки. Такие траты не снились даже древнему Карфагену, который 90 процентов своего войска вербовал из иностранцев.
Что ж, критиковать можно бесконечно, но плох тот критик, который не может предложить позитивную альтернативу. Если судить по войнам последних двух десятилетий, то та же стратегия НАТО базируется на следующем алгоритме: Сначала идёт воздушный блицкриг, затем наземное вторжение и уже затем закрепление на захваченной территории. Недаром на сайте «Анатомия армии» подполковник Юрий Веремеев реактуализовал Доктрину Дуэ, практически забытую с 30х годов прошлого века. При всём ошеломляющем успехе первых двух звеньев, с последним звеном неизменно возникают проблемы. Так было в Панаме при смещении Норьеги, так было в Ираке и это же мы можем наблюдать в Афганистане.
Следовательно, первый вопрос состоит в том, чтобы сорвать первую стадию и не допустить необратимого нарушения управления обороной. При этом, акцент следует сделать не столько на сбережении своих сил, сколько на уничтожении и выведении из строя вражеских людских ресурсов и, особенно, дорогостоящей техники. Такая позиция может показаться несколько циничной, но использовать тактику активной обороны можно только сведя к минимуму стартовое преимущество противника. Это преимущество имеет своим источником фактор внезапности: атакуемая сторона так или иначе должна поднять свои части по тревоге, озаботиться эвакуацией гражданского населения и мобилизацией резервов. Немногие страны, такие как Россия и Китай имеют силы, специально предназначенные для отражения первого удара, остальным придётся изобретать что-то своё. В качестве сравнительно дешёвой меры можно предложить надёжное дублирование систем связи, обеспечивающих управление войсками, а также закладку оборонительного потенциала в гражданские объекты и отработку системы гражданской обороны. И то, и другое может быть надёжно обеспечено лишь государством, причём в тесном сотрудничестве с сильными и авторитетными органами местного самоуправления. По сути дела, сугубо военный вопрос приобретает политическое звучание, причём определённо левое.
Вторая проблема, требующая решения – это быстрая и качественная мобилизация. Дело не только в слаженности и чёткости действий, но и в качестве мобилизованных людских резервов. Последнее требование подразумевает наличие призывной или милиционной, но никак не контрактной системы комплектования вооружённых сил. Но само по себе создание принудительной системы комплектования явно недостаточно – люди должны иметь достаточно мотивации хотя бы для того, чтобы не бегать от военкома и не симулировать болезни на медкомиссии. Это, опять же зависит от общественного образа армии, от сознания того, чьи жизни и интересы эта армия защищает. Как нетрудно догадаться, далеко не каждый захочет сражаться за интересы узкой олигархической группы, для которой остальное население страны – не более чем источник сверхдоходов. Вопрос о политическом режиме снова встаёт, причём весьма остро.
Следует заметить, что мобилизация должна включать в себя также и оперативный перевод экономики на военные рельсы. Эту проблему нужно решить ещё в мирное время, иначе даже победа в войне с противником, обладающим большими запасами ресурсов, будет пирровой. Хороший пример, как ни странно, предлагает Азербайджан, создавший на базе доставшегося ему в наследство куска советского ВПК своего рода промышленность двойного назначения. При этом Азербайджанские заводы не имеют практически ничего общего с тем же Заводом им. Хруничева, который по бедности производит чайники, гимнастические обручи и прочий ширпотреб. Одновременный выпуск высокотехнологичной гражданской и военной продукции позволяет обеспечить работой квалифицированные рабочие и инженерные кадры, причём наличие стабильного спроса делает выгодным не просто использование старого кадрового потенциала, но и его обновление. Новые образцы вооружения, такие как крупнокалиберная снайперская винтовка «Истиглал», БТР «Матадор», едва ли можно назвать оригинальными в своём классе, но сам факт их создания свидетельствуют о том, что ВПК этой небольшой страны имеет достаточный кадровый и технологический потенциал.
Определённый вызов для промышленности обороняющейся страны будет создавать ограниченность собственных ресурсов и производственных мощностей. Эта проблема может быть усугублена возможной экономической и политической блокадой, которая часто предшествует агрессии. У всех нас перед глазами пример Второй Войны в Заливе, в которой экономическая блокада Ирака была своего рода подготовительным этапом перед агрессией НАТО. Тут встаёт вопрос о рациональном использовании ресурсов, и мы наталкиваемся на противоречие с современной логикой массового производства, озвученной ещё Олдосом Хаксли в романе «О дивный новый мир» (Brave New World): «Чем нам старое копить, лучше новое купить». Иными словами, жизненно важно уйти от практики выпуска ненадёжной, недолговечной и непригодной для самостоятельного ремонта техники. Это облегчит нагрузку на существующие производственные мощности, что увеличит их ресурс и позволит, не останавливая процесс производства, их восстанавливать и модернизировать. Кроме того, что немаловажно в том числе и с экологической точки зрения, уменьшится расход ресурсов и энергии.
Все эти преобразования требуют, прежде всего, увеличения вложений в рабочую силу для повышения квалификации и мотивации работников. При этом, едва ли можно обойтись одним повышением зарплат. Статьи инженера Ивана Лещинского о состоянии промышленности в России, опубликованные в журнале «Скепсис» и экспертный доклад ИГСО «Кризис Глобальной экономики и Россия» (2008) красноречиво свидетельствуют о том, что повышение эффективности работы промышленных предприятий, особенно высокотехнологичных и наукоёмких предприятий ВПК, неизбежно требует привлечения рабочих и инженерно-технического персонала к управлению делами предприятия. Для того чтобы парировать заявления об утопичности этой идеи достаточно привести пример Мондрагонской Кооперативной Корпорации с годовым оборотом 16.8 миллиардов долларов за 2008 год. Стоит ли говорить, что подобные изменения едва ли возможны при тяготеющей к авторитаризму неолиберальной экономической модели?
Что ж, если для России всё сказанное выше пока является делом весьма отдалённой перспективы, то некоторые страны Латинской Америки уже могут и должны поставить себе затронутые в этой статье вопросы. По словам болгарского исследователя латиноамериканского левого движения Георги Иванова Коларова, важнейшей проблемой латиноамериканских армий является их приспособленность к подавлению внутренних выступлений, но не к защите государственного суверенитета. Эта проблема является своеобразным отражением ещё не до конца преодолённой – даже в самых прогрессивных странах региона – колониальной экспортно-ориентированной системы экономики. Надо сказать, что только две страны региона смогли на данный момент создать полноценный военно-промышленный комплекс, способный обеспечить их армии преимущественно отечественным оружием и снаряжением – речь идёт об Аргентине и Бразилии. При этом, процесс развития ВПК в остальных странах во многом тормозится тем, что практически все серьёзные ниши оружейного рынка заняты. Создание новых узкоспециализированных военных производств попросту нерентабельно, в том числе из-за наличия на рынке дешёвого китайского и российского оружия. Именно здесь идея о создании производств двойного назначения может получить достойное применение, тем более, что военный компонент позволит привлечь высококвалифицированных специалистов и высокие технологии в гражданское производство. В свою очередь, последнее позволит военным заботиться не о рентабельности и экономической эффективности, а о боевых и служебных характеристиках своей продукции.
Что же до социально-политических предпосылок перестройки ВПК и армии, то в странах всё расширяющегося «красного пояса Латинской Америки» они en masse уже имеются. Речь идёт о Венесуэле, Эквадоре, Кубе, Бразилии, Аргентине и других странах региона, где установились левые и левоцентристские режимы антиимпериалистической направленности. Самое главное, что в подобной перестройке они прямо нуждаются для защиты своих социально-экономических завоеваний от западного капитала, который там ассоциируется с вездесущими «гринго». В заключение, следует отметить, что понимание важности армии в революционном процессе в Латинской Америке уже сформировалось. В частности, как отмечает уже упомянутый Коларов, лидеры Чилийской Социалистической и Чилийской Коммунистической партии сразу после свержения правительства Альенде сделали выводы, о необходимости создании армии, тесно связанной с широкими народными массами, которая не будет ни при каких условиях орудием реакции. Особую роль армии в Венесуэльском социалистическом проекте отводит и Уго Чавес, соединивший в себе три тенденции латиноамерикаского левого движения: военную, христианскую и марксистскую.
Иван Щеголев
