Фото из архива театра “Приют Комедианта”. © ptj.spb.ru
Есть люди в истории мировой культуры, которые широко известны благодаря своему единственному, подлинно гениальному, шедевру. Хотя вся их жизнь и наследие достойны того, чтобы привлекать внимание потомков, вызывать интерес исследователей, стать объектом для горячих споров и эмоциональных оценок. Таков в русской культуре Александр Сергеевич Грибоедов, автор бессмертного «Горя от ума». Таков и его старший французский собрат Пьер-Огюстен Карон де Бомарше, создатель «Женитьбы Фигаро», человек многогранный, неординарный в своих поступках. Блестящая комедия, которую ещё пушкинский Моцарт рекомендовал в качестве наиболее действенного средства от наступления меланхолических «черных мыслей», уже три века с лишним живёт на мировой сцене. Недавняя постановка в петербургском театре «Приют комедианта» принесла зрителям не только наслаждение классическим текстом, но и новое сценическое прочтение, не отказывающееся от ключевых идей, вложенных драматургом в уста своего любимого персонажа.
Долголетний художественный руководитель Псковского академического театра драмы им. Пушкина Василий Сенин, покинув в марте этого года свой пост, уже два месяца спустя добился важного и, можно предположить, не последнего успеха на берегах Невы. При подготовке новой сценической версии лучшей пьесы Бомарше Сенин выступил не только в качестве режиссера-постановщика, но и художника спектакля. Оригинальная изобразительная трактовка — заслуга не только Василия Сенина, но и его коллег: художника по свету Евгения Ганзбурга и художника по костюмам Ирины Арлачёвой. Небольшой зал «Приюта комедианта» (всего-то полторы сотни мест, для питерских театров это совсем немного!) их усилиями предстал перед зрителями не просто условным поместьем графа Альмавивы, а площадкой, где люди и страсти знакомы, узнаваемы и вполне могут быть нашими современниками.
Как оценил премьерный показ в своей рецензии для «Псковской губернии» Максим Фёдоров, «критики и заядлые театралы рассчитывали увидеть новое прочтение Бомарше и, надо признать, не обманулись в ожиданиях.
Комедия, которую только на русской сцене играют уже 230 лет, в постановке Сенина оказалась необычайно живой, сочной и современной, причем режиссёр достиг этого не раздачей смартфонов актёрам, не коверканием оригинального текста или цитированием со сцены выпусков новостей. «Женитьба Фигаро» в сенинской постановке стала едва ли не эталоном синтетического театра, где все элементы оформления — технологичные декорации, вневременные костюмы, тщательно просчитанный свет и музыка — при кажущемся минимализме создают фантастическое многомерное пространство, в котором игрой актеров зарождается, нарастает и, наконец, обрушивается на зрителя магия искусства».
Несмотря на то, что актёры порой выглядят, как нынешние жители российского мегаполиса, а ряд второстепенных персонажей, наподобие Педрильо, и вовсе исчезли со сцены, сама комедия не потеряла авторского посыла социальной критики на фоне семейной драмы. В центре повествования не просто занимательная интрига и мастерски дополняющее её разоблачение отживших, сгнивших на корню сословных нравов, но и проблема одиночества человека, увы, актуальная и по сей день. Времена и нравы смешаны не только в костюмах, но и в самой трактовке темы любви и брака, страстей и пороков (а много ли, собственно, изменилось в этом за две с половиной сотни лет, отделяющих нас от времён Бомарше и Дидро?), что придает, повторюсь, происходящему на сцене вполне современный колорит.
Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Обстановка на сцене проста, если не сказать, минималистична: три разной величины деревянных короба, подвижных, лёгких, по ходу действия превращающиеся то в покои, то в гардеробную, то в двери, то в зал, то в шкаф, то в стол, то в садовый лабиринт, то в убежище, где можно укрыться от ревнивого соперника, то в ловушку, которую удается — пусть и с трудом — избежать. Сзади сцены — экран, с меняющей свои цвета подсветкой. Никаких изысков, уводящих зрителя от ёмких, остроумных, афористичных диалогов Бомарше, от динамично развивающегося действия, розыгрыша наивных и самонадеянных мужчин, мастерски спланированного и осуществленного влюбленными женщинами.
Не случайно «Женитьба Фигаро» родилась накануне Великой Французской буржуазной революции, в эпоху «бури и натиска», когда умные, толковые, в меру циничные, в меру прогрессивные представители буржуазии, идущие на смену отживающему старому миру монархии и суеверий, опираясь на народные массы, похоронили феодализм и привилегии тех, кто, говоря словами Фигаро, «всего лишь дал труд себе родиться» знатным господином. Впрочем, по-иному и быть не могло. Герои Бомарше чётко ухватили главное:
«Сюзанна: Интрига и деньги — это твоя стихия.
Фигаро: Задумать какое-нибудь опасное предприятие — это не шутка, надо суметь все проделать безнаказанно и добиться успеха».
Таким был и сам автор бессмертной комедии. Сын протестанта-часовщика, ради проживания в Париже — городе богатых клиентов — сменивший веру предков на придворный католицизм, кем только в жизни он не был. Стал придворным часовщиком, учил игре на арфе дочерей Людовика XV и состоял на его секретной службе. Будучи одним из основателей французской разведки, давал советы королям и поставлял оружие американским повстанцам. Занимался коммерцией, издал — себе в убыток — первое полное собрание сочинений Вольтера, вопреки атакам светской и церковной цензуры. Пытался стать своим в светских салонах, покупал — и купил таки за деньги и посредством брака с немолодой вдовой — дворянский титул. Жил за счёт женщин и за счёт королевской казны. Втирался в доверие к аристократам и судился с ними, был парижским парламентом ошельмован и добился, опираясь на поддержку общественного мнения, своей реабилитации и полного возвращения себе гражданских прав.
Вся жизнь Пьера-Огюстена Карона де Бомарше как будто специально прошла так, чтобы стать превосходной иллюстрацией известной мысли Фридриха Энгельса о том, что «люди, основавшие современное господство буржуазии, были всем чем угодно, но только не людьми буржуазно-ограниченными. Наоборот, они были более или менее овеяны характерным для того времени духом смелых искателей приключений».
Сказано это было о «титанах Возрождения», но и их прямые и законные наследники — сыны «блистательного века Восемнадцатого — века Просвещения», к числу которых относился и создатель «Женитьбы Фигаро», — с полным на то основанием подпадают под данное определение.
В этой комедии вещи при всей занимательности фабулы, стилистических изысках и непременной лёгкости изложения присутствуют и житейские принципы поднимающейся наверх буржуазии, класса на тот момент смелого, дерзко бросающего вызов силам уходящего старого феодального мира.
«Никаких внешних авторитетов они не признавали. Религия, взгляды на природу, общество, государство — всё подвергалось их беспощадной критике, всё призывалось пред судилище разума и осуждалось на исчезновение, если не могло доказать своей разумности…»
Эти слова Энгельса подходят и к Фигаро, и к его творцу, и ко всей атмосфере, в которой разворачивается действие «Женитьбы Фигаро». Мир театра, вне всякого сомнения, имеет свои особенности. Это, вопреки распространенному заблуждению, прежде всего творчество словесное, где драматург — основа всего. Просто на сцене текст особо трансформирован таким образом, чтобы поэзии слова можно было внимать коллективно, массово, чтобы присутствовал эффект отстранения и в то же время сочувствия тому, что происходит при свете рампы, сострадания, сопереживания. Вслед за первопроходцем «мещанской драмы» Дени Дидро Бомарше овладел этим высоким искусством сполна, сочетая жизненную правдивость и трогательные ситуации, временную упругость и насыщенность действия, с юмором и сатирическими обобщениями и в итоге превзошел своего учителя.
Что представляла постановка «Женитьбы Фигаро» для тогдашнего общества, как она воздействовала на него средствами искусства и при этом политически, тонко подметили почти одновременно два общепризнанных — каждый в своей сфере — гения.
«Бомарше влечет на сцену, раздевает донага и терзает все, что еще почитается неприкосновенным. Общество созрело для великого разрушения. Старая монархия хохочет и рукоплещет», — оценил и восхитился Александр Пушкин. «Женитьба Фигаро» — это революция уже в действии. Странно, но в этот Век Просвещения монархи видят надвигающуюся грозу лишь тогда, когда она уже разразилась», — так вспоминал прошлое «узник Святой Елены», бывший якобинец и бывший республиканский генерал Наполеон Бонапарт.
За монологами Фигаро вскоре последовали чеканные фразы «Декларации прав человека и гражданина», звуки «Марсельезы», полные ненависти к угнетению статьи Марата, громогласный призыв к оружию Дантона, произнесенный тихим голосом Робеспьера обвинительный акт защитникам старого порядка, убивающие железной логикой слова из декретов, подготовленных Сен-Жюстом, и, наконец, защищающие интересы трудового народа лаконичные решения Революционного трибунала. Но это было позже, когда сам Бомарше ходом развития революции оказался отброшен в лагерь её противников.
Создатель Фигаро пережил якобинскую диктатуру, после гибели революции вернулся из эмиграции и умер в своём парижском доме 18 мая 1799 года. Впрочем, говоря о Бомарше, мы вспоминаем не причудливые извивы его политической карьеры. Мы вспоминаем его блестящую комедию. Ведь не зря, совсем не зря Бомарше вложил в уста своего любимого героя пророческие слова:
«Всё решает ум один.
Повелитель сверхмогучий
Обращается во прах.
А Вольтер живёт в веках».
То же самое можно сказать и об авторе куплетов Фигаро. Пьеса его, как мы видим, с успехом идёт на театральных подмостках и поныне. Это ли не высшее счастье для подлинного художника слова?
