Нынешним летом мы с Джереми Корбиным собирались встретиться в Уфе на конференции по антикризисной политике. Он попросил несколько дней на размышление, добавив, что обязательно приедет, если не случится чего-то незапланированного и важного. Случилось. Его выдвинули кандидатом в лидеры британской Лейбористской партии.
«Феномен Корбина» возник неожиданно не только для него самого и всех кто его знал, но и для многочисленных журналистов и аналитиков, в том числе и в самой Великобритании. И в самом деле, скромный депутат-заднескамеечник никогда не привлекал к себе слишком большого внимания. Вернее, он был известен как один из немногих людей в британской политике, не заинтересованных в деньгах и карьере, а потому неизменно оставался в тени с начала 1980-х годов, когда его впервые избрали в парламент. Из депутатов в Вестминстере обходился британскому налогоплательщику дешевле всех, поскольку крайне бережно расходовал казенные деньги и не пользовался привилегиями. Зато он раз за разом возобновлял свой мандат просто потому, что жители округа твердо знали — Корбин будет горой стоять за их интересы, заниматься мелкими проблемами, используя для этого свой статус и влияние.
Прочное положение в округе давало Джереми Корбину независимость от партийного аппарата и прессы, позволяло выигрывать выборы не затрачивая больших денег. Эта независимость от начальства понемногу превратила его в наиболее известного, если не единственного внутрипартийного диссидента. Хотя ничего еретического Корбин не проповедовал. Он лишь оставался верен принципам социал-демократии в тот момент, когда все высокопоставленные политики их предали, превратившись в неолибералов.
Забавно читать сегодня в нашей (да и в западной) прессе про Корбина как представителя «ультралевых». И его программа, и его деятельность ничуть не выходят за рамки того, что в 1970-е и в 1980-е годы считалось бы нормальной социал-демократической повесткой дня.
Конечно, в её левом, а не правом варианте. Но не более того.
Обвинение Корбина в крайнем радикализме говорит скорее о том, насколько сместилась вправо «ось» европейской и британской политики, чем о взглядах самого депутата и его сторонников. Но иногда верность принципам оказывается хорошей рекламой. В условиях, когда все предают и продаются, можно прославиться уже тем, что ведешь себя порядочно.
Корбин выступал на антивоенных митингах, когда партия молчала или поддерживала войну в Ираке. Он не восхищался подвигами НАТОвского спецназа в Афганистане. Он рассказывал своим слушателям про поджог Дома профсоюзов в Одессе, когда британская пресса тупо повторяла версию киевских пропагандистов о «ватниках», которые сами себя сожгли, либо делала вид, что ничего такого вообще не случилось. Он говорил о бомбардировках Донбасса в тот момент, когда переживать полагалось только из-за журналистов «Charlie-Hebdo». Всё это позволило прессе прилепить ему ярлык «пророссийского» политика, хотя, по большому счету, Корбина волнует не Россия, а ответственность Запада за хаос, нарастающий в мире. Никак не сторонник нынешнего российского правительства, Корбин просто понимает, что у русских, как и у всех, есть законные интересы, с которыми надо считаться.
Что касается внутрибританских дискуссий, то Корбин то и дело, назло «официальным лидерам мнений», оказывался прав. И тогда, когда говорил о кризисе финансового капитализма, который не удастся преодолеть мерами жесткой экономии, и тогда, когда предсказывал, что приватизация железных дорог сделает их менее эффективными, зато более дорогими. Глубокомысленные эксперты с важным видом отвергали его аргументы, после чего всё случалось именно так, как он говорил.
Люди запоминали. Так шел год за годом. У власти по-прежнему были господа, вравшие по каждому поводу, проваливавшие любое дело, превращавшие демократию в фарс. Общество копило раздражение и терпело.
Постепенно у Корбина в британском парламенте сложилась репутация интересного собеседника, с которым соглашаться не позволительно, но к которому прислушиваться приходится. Именно эта репутация и предопределила неожиданный поворот его политической карьеры, который может стать началом перелома для политического процесса в масштабах всего Соединенного Королевства, а может быть и Европы.
После того, как лейбористы потерпели очередное позорное поражение — от консерваторов Дэвида Кэмерона, которым все прочили неминуемый провал на фоне совершенно ужасных опросов, стало ясно, что перемены в партии неизбежны. Лидер лейбористов Эд Милибэнд ушел в отставку, были объявлены выборы нового руководителя. Это одна из немногих сохранившихся добрых английских позиций — политик, проваливший выборы, покидает свой пост, а не сидит на нем до конца жизни. Но ответственность за очередной провал лежала не на Эде Милибэнде (кстати, сыне известного историка-марксиста Ральфа Милибэнда), а на всей партийной верхушке, которая уходить совершенно не собиралась и ничего менять не планировала.
На пост лидера лейбористов претендовал обычный набор представителей партийной элиты — безликие и беспринципные люди, мало отличающиеся не только друг от друга, но и от своих оппонентов-консерваторов. Выборам грозило стать смертельно скучным и откровенно бессмысленным зрелищем. А потому кто-то из депутатов предложил выдвинуть Корбина. Просто, чтобы было не так скучно. Будет хоть один хороший оратор, хоть один участник дебатов, способный сказать что-то несводимое к привычному набору банальностей. О том, что Корбин может не только внести разнообразие в унылую процедуру партийных выборов, но и претендовать на лидерство, никто не подумал, включая самого кандидата. У него не было ни влиятельных сторонников, ни денег, ни даже симпатизирующих журналистов, способных создавать раскручивать его «имидж». Но оказавшись внесенным в список, он принялся за дело со свойственной ему добросовестностью. Начал ездить по городам Королевства, выступать с речами, обсуждать с людьми положение страны. И эти собрания стали собирать тысячные толпы. А затем тысячи и тысячи людей стали записываться в лейбористскую партию для того, чтобы принять участие в выборах.
Надо отметить, что процедура выборов за последнее время сильно демократизировалась. Когда-то лидера партии выбирали депутаты в Вестминстере, консультируясь с боссами крупнейших профсоюзов. Такое положение дел изменили, как ни парадоксально, именно правые лидеры. Стремясь сократить влияние профсоюзов и депутатов-заднескамеечников, они сделали ставку на рядовых членов, а саму организацию всячески размывали. В итоге, решения по факту оказались в руках партийного аппарата, который делал их легитимными, ссылаясь на волю некой массы членов, по сути существовавшей только на бумаге. Первичные организации разваливались и формальной опорой руководства стали индивидуальные граждане, чья политическая активность сводилась к готовности раз в несколько месяцев перечислить некоторую фиксированную сумму на счет партии. Тем временем активисты рабочего движения и левая молодежь покидали партию, не видя никакого смысла в её деятельности. К тому же число индустриальных рабочих, некогда составлявших опору социал-демократии неуклонно снижалось. Их место в партии занимали представители умеренно либеральных средних слоев, интересующиеся политикой, но не настолько, чтобы самим принимать в ней активное участие.
Беда в том, что данный механизм, весьма удобный для политических манипуляций, оказался совершенно не защищен от проникновения извне. Да никому и не приходило в голову, что кто-то попытается вновь оживить низовые партийные организации для борьбы за права трудящихся. В 1960-е и 1970-е подобные попытки предпринимались постоянно и аппарат с ними неукоснительно боролся (откровенно недемократическая процедура выбора лидера была специально придумана, чтобы пресечь попытки партийных низов влиять на политику руководства). Но со времен Тони Блэра о подобных крайностях уже настолько прочно забыли, что перестали принимать меры предосторожности.
К середине августа Корбин уже прочно возглавлял гонку, а численность партии росла как на дрожжах. Возвращались ветераны, разочарованные многолетней предательской политикой правых лидеров, приходила молодежь, вступали люди, ещё недавно считавшие парламентскую политику бесперспективной. Как ни парадоксально, резко улучшилось и финансовое положение лейбористов, но это почему-то не радовало партийное начальство…
Спохватившаяся партийная элита начала предпринимать контрмеры, призвав на помощь масс-медиа. В британской прессе развернулась против Корбина кампания, которая, кстати, была подхвачена и российскими либеральными изданиями. Атака шла по трем направлениям. Во-первых, Джереми Корбин не имеет серьезной программы, предлагая популистские меры вроде национализации железных дорог и улучшения работы «скорой помощи», хотя любой здравомыслящий человек должен понимать, что такого просто не может быть. Во-вторых, с подобной программой и лидером, лейбористская партия не сможет победить на выборах — никто не станет голосовать за кандидатов, которые призывают проводить экономическую и социальную политику в интересах большинства населения. И в-третьих, возмущение Корбина по поводу обстрелов украинской армией больниц и школ в Донецке однозначно доказывает, что он является агентом Путина.
К изумлению политиков и журналистов, их кампания дала обратный эффект. Чем больше подобных статей появлялось, тем стремительнее рос рейтинг кандидата.
Как назло, несколько десятков известных экономистов, в числе которых был нобелевский лауреат Пол Кругман, опубликовали коллективное письмо, где солидаризировались с программой Корбина: наконец-то хоть кто-то предлагает реалистические антикризисные меры, вместо того, чтобы тупо повторять мантры про свободный рынок, который сам себя вылечит. Опросы общественного мнения тоже дали неожиданный (для правящих кругов) результат. Более 80% опрошенных заявляло, что только с таким лидером как Корбин лейбористы могут вернуться к власти. Хуже того, опросы показывали, что в случае избрания любого другого кандидата партию ждет электоральный коллапс: если сохранится прежняя тенденция, когда лейбористы из года в год становились всё более похожи на консерваторов, у граждан вообще не будет мотивов голосовать за них.
Протесты интеллектуалов и политиков по поводу пророссийской позиции Корбина тоже не сработали — большая часть англичан не верит тому, что пресса пишет о России. Не потому, что относятся к России с какой-то особой симпатией, а потому, что вообще ни единому слову журналистов не верят.
Наконец, лейбористские депутаты «передней скамьи» парламента заявили, что не будут сотрудничать с Корбиным и уйдут в отставку, в случае его избрания. Эта новость вызвала новый всплеск энтузиазма — наконец-то удастся разом избавиться от всех этих самодовольных неудачников, ведущих партию от одного поражения к другому! Восторг рядовых членов партии оказался столь бурным, что вызвал панику среди членов «теневого кабинета». Они начали по-одиночке «сдаваться», заявляя, что передумали и «рассматривают возможность конструктивной работы в команде Корбина». Разумеется, при условии, что став серьезным политиком новый лидер лейбористов образумится и скорректирует свои взгляды.
Собственно, успех Корбина и выявил полную моральную несостоятельность «политического класса» и его штатных интеллектуалов, господствовавших в общественном мнении Запада на протяжении прошедших двух десятилетий. Если бы эти люди по-прежнему пользовались в обществе доверием и уважением, феномен Корбина был бы невозможен в принципе.
12 сентября 2015 года — исторический день для британской политики — Джереми Корбин был избран лидером лейбористов, набрав 59,5% голосов и далеко опередив ближайших соперников. Накануне кандидатом на пост мэра Лондона был избран его политический союзник, англичанин пакистанского происхождения Садык Хан.
Неожиданно для правящего класса обнаружилось, что политика «жесткой экономии» и неолиберальная программа демонтажа социального государства исчерпала себя не только объективно, но и на уровне массового сознания. Происходит культурный и психологический перелом, формируется новое большинство, которое больше терпеть подобное не намерено.
Корбин становится на сегодня не только британским, но и общеевропейским лидером этого нового большинства. И те, кто надеется, что всё кончится так же, как в Греции, пустым хлопком, ошибаются. Дело не только в том, что Джереми Корбин — человек совершенно иного склада, чем Алексис Ципрас, не молодой карьерист, отдающий дань «левой» моде и использующий её для устройства своих дел, а человек, проживший жизнь в движении и заплативший за верность своим принципам отказом от карьерных возможностей при сменявших друг друга партийных лидерах. И дело не только в различии национальных традиций и характеров — англичане упрямы, настойчивы и не поддаются эмоциям. Главное различие состоит в том, что в основе феномена Корбина не харизма, не модный имидж, даже не разочарование людей в политиках «старого типа». Кампания Корбина опирается на массовые движения, которые в течение прошедших двух десятилетий росли и крепли, но не получали доступа к повестке дня «серьезных» политиков. Сегодня мы наблюдаем самоорганизацию общественных низов, всех тех, кого на протяжении стольких лет «продвинутое либеральное меньшинство» исключало из процесса принятия решений. Всех тех, кто был задвинут на второй план и проигнорирован не только правящим истеблишментом, но и модными «левыми» интеллектуалами, носителями «новых трендов» и героями масс-медиа.
Сила кандидата именно в массовой поддержке и он является не столько харизматическим лидером, сколько своего рода медиумом, через которого говорит эта огромная, вчера ещё лишенная голоса, масса. «Победу Джереми Корбина мы будем отмечать там же, где боролись за неё, где мы победили, и где мы будем её защищать — на улицах», пишет Джон Риз, один из организаторов и идеологов избирательной кампании. У нового лидера партии нет проблем и с формированием команды — сотни специалистов, профессионалов недовольных неолиберальными реформами, разрушавшими производство и социальную сферу, готовы работать с ним. И уже работают.
Сигнал, который подает победа Корбина, очень хорошо считывается в других странах. В той же Греции большинство, проголосовавшее на референдуме за «Нет», никуда не делось, оно ещё даст знать о себе. В Испании стремительно набирает вес новая партия «Подемос». В других европейских странах мы можем ждать такого же внезапного бунта избирателей. Ведь ещё полгода назад казалось, что позиции правящих элит в Британии совершенно неколебимы. По мере того, как кризис будет обостряться, всё больше людей станет понимать, что только радикальные решения могут сработать. И только политики, требующие радикальных перемен имеют шанс на общественную поддержку.
Даже в Соединенных Штатах неожиданно большого успеха в ходе демократических праймериз добивается Берни Сендерс, политик из Вермонта, который формально даже не состоит в Демократической партии. Сендерс — единственный из членов Конгресса США, решившийся открыто назвать себя социалистом.
И хотя собственные взгляды Сендерса являются весьма противоречивыми (за что его постоянно критикуют американские левые), сам факт его популярности говорит о многом.
Не нужно думать, будто успех Корбина гарантирует резкое изменение британской и европейской политики. В конце концов, речь идет пока лишь о борьбе за власть в оппозиционной партии. Политические элиты будут держаться за свои позиции. И чем больше общество будет отвергать их курс, тем более агрессивно и настойчиво они будут его проводить. Самое важное и самое сложное впереди.
Но сегодня, когда я пишу эти строки, люди улицах Лондона обнимаются и поздравляют друг друга с победой, а по интернету гуляет старая фотография времен вьетнамской войны, изображающая бегство американцев с крыши посольства в Сайгоне, с новой подписью: сторонники Тони Блэра покидают штаб-квартиру Лейбористской партии. Начинается новый этап в истории.