В пятом сезоне «Игры престолов» произошло все — и ничего. События можно обсуждать бесконечно, отсюда такая ненависть к спойлерам и перемалывание сюжетных ходов во всех СМИ. Что ожидает героев дальше, предугадать (не читая книгу) попросту невозможно, но никто не отступает. Тенденция тем более забавная, учитывая девиз сериала «Валар Моргулис» («Все умрут») и преданность ему сценаристов. Другая неотъемлемая черта «Игры престолов» — высокобюджетные постановки. Вряд ли кто-то из зрителей забудет сцену освобождения рабов в Астапоре, Красную свадьбу или битву Ночного Дозора с одичалыми.
Достаточно ли этих двух элементов сериалу для своей феноменальной популярности? В пользу создателей стоит также отметить изначальное неприятие жанра фэнтези среди зрителей кабельного телевидения (коим является американский канал HBO). Фэнтези, тем более в формате «длинной истории», может вызвать у широкой публики отвращение к бесчисленным фанатским сообществам, привлеченным самодостаточными вселенными писательского воображения.
«Игре престолов» удалось обойти это препятствие. Мысли и желания героев этого мира не отличаются типичной для фэнтези чистоплотностью, что важнее — несовременностью. Как известно, мелодрама строится на поочередном сближении и удалении зрителя от героя (последнее происходит за счет неправдоподобного избытка чувств у персонажей). В сериале эта смена дистанции происходит на всех уровнях изображения и повествования.
Картография (вряд ли стоит напоминать о заставке), будучи изобретением Нового Времени, зрителю очень понятна, как и отсутствие на авансцене одного главного героя.
Сейчас, правда, мы можем выбирать, на что именно смотреть в медиа, но «Игра Престолов» дарит нам холодную объективность равенства героев по сумме экранного времени. Все вариации погодных условий, костюмов героев и архитектурных стилей только усиливают это ощущение.
Судьбы центральных женских персонажей — Дейенерис, Арьи, (в меньшей степени) Сансы — и их стремление действовать без мужского прикрытия также очевидным образом соотносятся с сегодняшними идеями феминизма (хоть и в редуцированном, причудливом виде). Серсея в данном случае представляет исключение, заботясь, прежде всего, о своих детях и возлюбленном брате. Не этот ли инстинкт превращает ее в одного из самых жестоких и хитрых персонажей сериала? Или это — наше заблуждение, основанное на том, что героиня упорно не хочет добиваться своей независимости, а, значит, вся ее беспощадность не имеет смысла?
Сексуальные сцены, напротив, сделаны наиболее традиционным способом — с превалирующей демонстрацией голого женского тела и «мужским» взглядом камеры.
Роберт Штелтенпул в эссе «Простите меня, если я пропущу эротические сцены» сравнивает их стерильность с кровожадностью и реалистичностью сцен битв. Сценаристы играют с нашими представлениями о жанре, стилизуя противоположными способами разные составляющие сериала.
Похожим образом репрезентируются восточные города. С одной стороны, зритель восхищается Дейенерис-освободительницей, неслучайно сцены с ее участием — одни из самых эпических во всем сериале. Их масштабность подчеркивается изолированностью Дейенерис от «мелких дел» Вестероса. С другой — сами города Эссоса изображены в типичной для ориентализма традиции. Их жители разговаривают на неизвестном наречии, пользуются магией и в целом явно проигрывают западным землям по уровню развития (часть населения — дотракийцы — все еще живет в племенах). При этом Восток обладает экзотическим очарованием как для героев сериала, приехавших из Вестероса, так и для зрителей.
Однако больше всего «Игру престолов» критикуют не за характер сцен секса и жестокости, а, не углубляясь в детали, за их наличие. Эти эпизоды расценивают как незамысловатую приманку для зрителя. Жанр мог бы ограничить создателей в строгих сказочных канонах, но на деле дал простор для фантазийных ужасов (мало ли что могло случиться в средневековой, населенной драконами псевдо-Европе?). Вместе с тем, самые спорные сцены сериала приближают его к полюсу модернистских литературы и кино с их отказом от внутреннего самоцензурирования. Другими словами, отдаляют от низкого жанра массовой культуры, смещая к нетелевизионным форматам.
Культурный европоцентризм, как и проскальзывающий сексизм можно списать либо на «естественное положение дел», либо — на ироничную позицию создателей «Игры престолов». Сериал может оказаться проверкой на то, что мы готовы принять с опаской, а что готовы принять охотно.
Любовь зрителей к героям основана на иллюзии того, что у них (в отличие нас) нет выбора. Но стычки главных персонажей, названные «Войной пяти королей», имеют в своей основе личное желание каждого героя — править (даже месть в итоге — дело добровольное).
В конце концов, в каком еще фильме в 2015 году признание дочери в том, что она дитя инцеста, превращается в самый трогательный момент на экране?