Ошеломляющая последовательность событий, ведущая свой отсчет с 8 августа, уже не раз ставила в неловкое положение политиков, интеллектуалов и журналистов. Сейчас, похоже, уже стало модным сравнивать военную операцию в Южной Осетии и последовавший за ней стремительный рост напряженности между Россией и Западом с атакой на башни-близнецы 11 сентября – как исторические моменты, после которых «мир уже не будет прежним». Действительно, и тогда, и сейчас все в полной мере смогли ощутить неповторимый эффект «чрезвычайного положения», когда международное право и, казалось бы, прочно гарантировавшие его институты вдруг перестают работать и уступают место отношениям военного времени, которое диктует принципиально иную логику – логику быстрых решений и жестких реакций.
Но важное и, возможно, коренное отличие этих двух ситуаций состоит в том, что 11 сентября, при всей исключительности, почти сразу же было вписано в новую американскую идеологию «борьбы с терроризмом», без сомнений принятую мировыми элитами. Правые и либеральные комментаторы безошибочно уловили сигнал для дальнейших спекуляций на тему борьбы цивилизации и демократии против нового варварства. Эти спекуляции, в свою очередь, были безошибочно опознаны антикапиталистической критикой как циничное оправдание империалистических амбиций США в Афганистане и Ираке и новый повод для наступления правящего класса на политические и социальные права. Милитаристская риторика и «антитеррористическая» истерия в начале 2000-х встретили достойный отпор со стороны массового антивоенного движения. Левые – как западные, так и российские – смогли ясно и четко противопоставить интернационализм и антиимпериализм лексике «антитеррористических операций», практиковавшейся США по отношению к Ираку и Россией по отношению к Чечне.
Антивоенные аргументы – даже если они встречали равнодушие или отрицательную реакцию со стороны обработанных в «патриотическом» ключе обывателей – могли звучать убедительно и емко, отливаясь в простые формы коротких лозунгов, вроде «Нет войне за нефть!». И в этих лозунгах не было ничего, кроме правды. Каждый из нас в своей подчас нелегкой политической работе постоянно чувствовал силу и внутреннюю стройность собственных слов.
Августовская пятидневная война и продолжающейся обмен угрозами между Россией и США происходят на фоне настоящей политической дезориентации.
Проповедники новой «холодной войны» на Западе в реальности опасаются ее наступления. Певцы российского патриотизма и «первой войны Империи» не желают начала настоящей полномасштабной конфронтации с Западом. Русофобы подсознательно продолжают рассчитывать на «разумность» Медведева. Кремлевские политологи, сыплющие боевитыми комментариями, все же не спешат отменять запланированные поездки в Лондон или Вашингтон. Российские либералы, еще вчера бодро призывавшие к восстановлению демократии, сегодня предпочитают отмалчиваться, боясь, что их высказывания способны разочаровать либо массы россиян, либо американских спонсоров, либо и тех, и других одновременно. Маститые эксперты уверенно дают стратегические прогнозы, которые не сбываются уже через пару часов. Даже самые хитроумные конспирологические схемы не способны объяснить логику каждого нового действия Кремля или Тбилиси. Скорость событий, так остро нуждающихся хоть в каких-то объяснениях, не оставляет шанса неспешных размышлений.
И именно сейчас, когда как никогда раньше обществу – в России, Грузии или Англии – необходим независимый голос со стороны радикальных левых, способный рассеять пыль сражения пропагандистских машин элиты и внести ясность антикапиталистической альтернативы, слышны лишь повторения абстрактных истин. Можно сколько угодно говорить, что войны порождаются капиталистической системой или что мы всегда выступали за безусловное право на самоопределение, но каждое из этих остающихся на сто процентов верными утверждений сможет стать убедительным только тогда, когда обнаружит свою прямую связь с конкретной ситуацией, с нашим неповторимым «здесь и сейчас» – и эта связь сможет быть считана сознанием обычного человека.
Именно такую связь смогли обозначить участники Циммервальдской конференции 1915 года, к чьим теням сегодня беспомощно взывают российские левые.
Но даже тысячи раз повторенные, декларации интернационалистов не смогут спасти положение. Нам необходимо не просто обозначить свою преемственность с интернационалистской социалистической традицией. Нам необходим ее дух, ее живой метод, ее неумолимое стремление к тому, чтобы сделать явным то, что всеми силами пытаются сделать тайным нынешние хозяева положения. Наша сила, сила ничтожного меньшинства в окружении развязной демагогии властей и смятения большинства – как столетие назад, так и сегодня – состоит в том, чтобы говорить правду и призывать к сопротивлению могущественным и богатым лжецам. Только так наш голос может быть услышан.
