«Крутое пике» СВО
24 февраля президент Путин объявил о начале специальной военной операции, её сверхзадачачей заявлялось нанесение одновременно двух дзюдоистки отточенных ударов: превентивного удара под дых агрессивно настроенному мировому гегемону и профилактического нокаута киевскому режиму, готовящемуся к военному броску (непонятно когда, но когда-нибудь) на Крым и вообще на всё русское. Непосредственными же целями стали демилитаризация и денацификация Украины с преданием суду военных преступников, повинных в карательных операциях на территории Донбасса.
Несмотря на всю расплывчатость формулировок, в первый же день Кремль с большой горячки выложил на стол абсолютно все возможные моральные и геополитические оправдания своего важнейшего в постсоветской истории военного решения. В дальнейшем ни пропаганда, ни скудный круг лояльных власти философов не смогли сформулировать новых идеологических аргументов, вместо этого они со всё возрастающей сложностью синхронного маневрирования пришли к тому, против чего изначально и был объявлен «священный поход». Стремительная украинизация России – главный итог путинской авантюры, однако, наложившись на местный анамнез, она приобрела настолько уродливые формы, что грозит во многом переплюнуть неповторимый оригинал многострадальной страны «404».
О том, что демилитаризация Украины привела к тотальной мобилизации её населения и нескончаемому потоку западного вооружения не сказал только ленивый, но, со всей очевидностью, важнее для нас теперь то обстоятельство, что оптимизированная великими реформами несокрушимая русская армия всего через полгода успехов и движения СВО строго по графику встала перед необходимостью собственной нетотальной мобилизации заботливо скрытых пунктом 7 соответствующего указа тысяч, а, всяко вероятнее, что и миллионов человек. Команды к началу демилитаризации своей страны, российские власти, впрочем, решили не дожидаться, они проводят её уже много лет. Действуя на опережение, военное чиновничество разворовало с армейских складов всё, что имеет хоть какое-то материальное воплощение и распилило миллиарды на том, что воплощения не имеет, а должно бы было. Как итог, хмурые толпы русских мужиков спят на грязном полу в неотапливаемых казармах, родина провожает их на фронт пьяным плачем, поповским благословениями и ржавыми автоматами. На амуницию, не гарантирующую выживаемость под натовскими снарядами, но хотя бы делающую такую возможность больше нуля приходится побираться всем миром. То есть способом, который за двадцатилетие режима стал хорошо привычен простым россиянам, недавно так собирали деньги на лечение оставленных государственным здравоохранением умирать больных детей и спасение бездомных животных.
Вторым фронтом проводимой властью российской самодемилитаризации стало погружение общества в шизоидную атмосферу чумного пира, если вообще можно назвать пиром этот стол с объедками. Самым страшным проступком региональных инициативников в глазах центрального начальства стала любая попытка выслужиться за счёт призыва вверенного им населения к сплочению. Ни один из случаев головотяпства и беспредела военкоматов не вызвал такого оперативного и гневного отклика в Москве, какой заслужило в общем то интуитивно понятное решение нескольких губернаторов отменить новогодние празднества. Почуяв тенденцию, администрация президента пресекла её на корню, назвав этот шаг преждевременным и непроработанным. Оно и понятно, СВО началась своевременно и шло чётко по плану, частичная мобилизация, в ходе которой на призывные пункты не утащили разве что грудных детей, была распланирована с гроссмейстерской точностью, а потом приходят какие-то преисполнившиеся верноподданнических чувств губернаторы и рубят ёлочку с плеча.
Власть отреагировала так быстро и так решительно, потому что появление у народа очертаний каких-то смыслов, пусть даже лояльных происходящему, для неё подобно смертному приговору. Русский официозный и пропагандистский новояз не для того извергал такое множество абсурдных словесных конструкций, чтобы потом власть предержащим пришлось оказаться в ситуации, когда даже самым далеким от политики россиянам станет понятно, что король-то голый, а удерживать его сальное тело в вертикальном состоянии стоит колоссальных усилий. Так и получается, что слово из пяти букв всё ещё более безопасно начинать с буквы «п», чем с буквы «в». Способный задавать вопросы народ для Путина куда страшнее прущего со всех сторон на танках коллективного Запада. Ирония в том, что народ ничего не спрашивает, потому что ему и так всё понятно, а власти понятно, что ему всё понятно. Любое взаимодействие с народом режим осуществляет, обязательно предварительно захватив заложников, других вариантов достичь устойчивости в этом хлипком лицемерии попросту нет.
В последнее время часто говорят о нарушении Путиным негласного общественного договора, по которому автохтонное население России закрывало глаза на автократию, невиданный разгул коррупции и высокий уровень неравенства в обмен на относительное социальное спокойствие после лихолетья 90-х. Такое истолкование общественного договора наверняка заставило одновременно перевернуться в гробу всех французских просветителей. Договор, по которому одна из сторон не приобретает никаких прав кроме отсрочки своего полного уничтожения является ничем иным как приставленным к горлу ножом. Поэтому нельзя говорить о расторжении Путиным договора, он лишь сменил руку, в которой держит лезвие, да пару раз тыкнул до крови для профилактики. На характер насильственных отношений между российской властью и обществом указывает то, как Кремль, не жалея средств на раздутие силового блока, реагировал на малейшие попытки российского народа ослабить хватку этого «договора». Репрессивных мер с лихвой хватило не только на гражданское общество, но и даже на осторожно транслирующих запрос на перемены системных политиков.
Выдав народу пусть и ржавое, но оружие, режим перечеркивает собственные усилия по его запугиванию, вооруженный заложник какое-то время способен действовать по инерции и даже испытывать к своему похитителю подобие стокгольмского синдрома, но не более того. Продолжая играть «на повышение», всё больше вторгаясь в частную жизнь своих граждан, насилуя и калеча её, путинский режим неминуемо приближает свой конец. Иронично, что этот конец наверняка был бы менее болезненным, если бы разгул репрессий не перечеркнул любые институциональные возможности его прекращения, оставив место только сугубо стихийным. Защита городских ёлочек от отмены их губернаторами как попытка скорчить хорошую мину при плохой игре является запоздалым и не способным что-либо откатить пониманием этого. Таких конвульсий мы будем наблюдать всё больше и больше, относительный гуманизм, с которым российские следователи и судьи сейчас закрывают глаза на уклонение от повесток также является попыткой удержать ситуативное спокойствие перед прыжком в бездну. Система прекрасно видит очертания своей гибели, но несётся ей навстречу по инерции.
Денацификация Украины привела к тому, что бандеровские шайки дегенератов, практически обреченные на самоуничтожение в результате какого-нибудь междусобойчика а-ля «ночь длинных ножей», вместо этого на долгие десятилетия вошли в пантеон украинской исторической мифологии как герои и защитники. Обещанный же Путиным трибунал закончился обменом одного из главарей террористического нацистского полка «Азов» Дениса Прокопенко на Виктора Медведчука, человека, главным и единственным жизненным достижением которого стал удачный выбор крёстного отца для своей дочери.
Интересно, что в явное нарушение советской традиции, российская пропаганда, обозначая противников «националистами», «нацистами» и «боевиками» в основным предпочитает не называть их «фашистами». Связано это, конечно, с тем, что на стороне дуче уже давно лежат симпатии главного путинского рупора Соловьёва, а значит и некоторой части российского истэблишмента. Выкованные в терриконах Донбасса и, в отличие от своих более народных товарищей вроде Мозгового, чудесным образом избежавшие зачисток, бывшие спецслужбисты Стрелков и Ходаковский, каждый на свой лад, но концептуально одинаково предлагают тот же путь спасения России: построение корпоративного государства под управлением «очистившейся войной» новой элиты, естественно, в симбиозе с православными попами. В условиях неминуемого скорого коллапса это может показаться выходом как для чувствующих стремительно уходящую из-под ног почву вчерашних системных либералов, так и для разного рода прилепинщины.
Денацификация Украины привела к необходимости ускоренного заполнения пустых лакун путинской идеологии, до этого затыкаемых бессмысленными постмодернистскими конструктами вроде «суверенной демократии» Суркова. Заполнять их оказалось нечем кроме культа войны, идеологии тотального господства и национального превосходства. ЧВК «Вагнер», одно из наиболее мерзких явлений нашего времени, яркий тому пример. Во время СВО из карманного инструмента решения нечистоплотных вопросов в далеких экзотических странах она мутировала в настоящую химеру, сросшуюся с государством до степени открытого набора наемников из числа заключенных в российских колониях вопреки любым минимальным требованиям законности и правовой определённости.
Задумывая врезать по США и Украине, Путин врезал по своему режиму и российскому народу. Раздав оружие уголовникам, он полностью перечеркнул смысл существования оравы своих силовиков, раздав оружие простым мужикам, он сам подготовил тех, кто придёт на смену этой ораве. Окружив себя лизоблюдами и циниками, Путин оставил только два пути своего транзита: либо тяжелейший социальный катаклизм, либо установление фашистской диктатуры.
Путинской России, какой мы её знаем, осталось совсем недолго. От радикальных трансформаций её не спасут даже самые немыслимые шаги, вроде применения тактического ядерного оружия. Воплощение ночных кошмаров сведётся к вопросу о том, чьи именно это будут кошмары.
Иван Сниг
