Катастрофа, постигшая на Кубани город Крымск, стала очередным поводом для споров об ответственности власти и поиска виновных. Оппозиционеры винят во всем правящий режим, а правящие круги то пытаются объяснить произошедшее исключительно буйством стихии, с которой никакая человеческая сила не могла справиться (хотя это всё-таки было не тихоокеанское цунами и не землетрясение, а всего-навсего очень сильный дождь), а то ищут виноватых на местном уровне, сваливая всё на «человеческий фактор». Политологи гадают, что будет с губернатором Ткачевым – снимут его с должности или наградят за героическую ликвидацию последствий потопа.
Общее во всех случаях – упорное нежелание обсуждать системный характер проблемы. Показательно, что ровно год назад потонул теплоход «Булгария». И дискуссия шла точно таким же образом. Одни винили капитана, другие судовладельца, третьи осуждали власть. А по итогам всех этих дискуссий не изменилось ничего или почти ничего.
Между тем ещё в конце 1990-х годов экономисты предупреждали, что Россия сталкивается с системно-технологическим кризисом. Повсеместный износ инфраструктуры и оборудования означает неминуемый рост числа техногенных катастроф, причем в таких масштабах, что в принципе невозможно заранее предсказать, где именно произойдет беда. Если у вас есть некоторое количество узких мест, то можно заранее определить зоны риска и принять превентивные меры. Для этого, конечно, тоже требуется некоторая воля и средства, которые, как минимум, не будут разворованы. Но беда в том, что на нынешнем уровне инфраструктурный и технический кризис отечественной экономики такой возможности нам уже не оставляет. «Узкие места» – повсюду
Прогнозы, сделанные в 1996-2000 годах, предполагали, резкий рост числа и масштабов катастроф после 2007 года.Именно так и произошло. Учитывая реальное состояние многих объектов транспорта, энергетики, жилищно-коммунального хозяйства, надо не сетовать на случающиеся с нами несчастья, а радоваться, что их происходит на самом деле чрезвычайно мало. Мы пока развиваемся ещё по лучшему варианту. Разумеется, мелкие аварии происходят повсеместно и большая часть из них даже не попадает в прессу. Но крупных катастроф за последнее время было всего три: гибель «Булгарии», авария на Саяно-Шушинской ГЭС, наводнение в Крымске. В значительной мере такое «благополучие» – результат воздействия того самого «человеческого фактора», на который принято всё сваливать. Не ошибки специалистов и рабочих приводят к авариям, а наоборот, постоянные героические усилия людей, латающих изношенное оборудование, спасающих разрушающиеся на глазах объекты, залатывающих постоянно возникающие дыры, принимающих правильные решения в перманентно-экстремальной ситуации, спасают нас от многократного повторения подобных драм. Однако люди устают, стареют, молодежь всё менее готова идти на тяжелую и плохо оплачиваемую, а к тому же и всё более рискованную работу, а система подготовки специалистов стремительно деградирует по мере развития реформы образования. Немалую роль здесь играют и разговоры о необходимости переориентировать образование на «новые задачи» и перспективы «постиндустриального развития». Независимо от того, как мы видим эти «новые задачи», остается очевидным фактом, что у нас есть огромное количество индустриальных объектов, от которых зависит всего-навсего физическое выживание общества. И если они не будут обеспечены кадрами, то в России не будет не только «постиндустриального общества», но и вообще никакого населения.
Системный кризис нарастает, но даже постепенное осознание угрозы ничего не меняет, поскольку решение проблем требует радикальной переориентации всей экономики на принципы и методы прямо противоположные тем, по которым они живут сегодня. В 1970-е годы можно было говорить о том, что определенная прививка рыночных отношений могла бы оживить хозяйственную жизнь СССР. Выбор в пользу капитализма и неолиберальной модели, сделанный отечественными элитами под аплодисменты Запада, привел к тому, что механизмы государственного инвестиционного планирования были не реформированы, а уничтожены. Но именно это, в свою очередь, предопределило нарастающий кризис рыночных методов в современной России. Повсеместный износ оборудования и сопутствующий ему системно-технологический кризис достигли таких масштабов, что рыночными методами это уже не лечится. Задача, объективно стоящая перед страной, состоит в том, чтобы в кратчайшие сроки провести одновременную замену оборудования и техническую реконструкцию в энергетике, транспорте, коммунальном хозяйстве и целом ряде других отраслей. Никакой краткосрочной выгоды или быстрой прибыли эти усилия не дадут. Более того, на какое-то время нужно в принципе забыть о прибыли как критерии принятия решений, поскольку речь идет о модернизации всей технической основы воспроизводства общества. В такой ситуации вопрос о прибыли, даже потенциальной, от каждого конкретного вложения или проекта вообще не имеет смысла, поскольку все эти инвестиции и проекты будут работать только в совокупности, только в единой системе и во взаимодействии друг с другом. Такой подход автоматически запустит процесс реиндустриализации и модернизации, о котором бесконечно и бессмысленно болтают политики, но который остается для них недостижимым, поскольку находится в противоречии со всеми их методами управления и хозяйствования, а следовательно – с их шкурными интересами.
Именно в этих интересах, собственно, и состоит проблема. Препятствием для технологического рывка является не нынешний кремлевский режим, а вся система современного российского капитализма, включая его корпоративную структуру и господствующие группы частного капитала. Два десятилетия рыночных реформ создали ситуацию, требующую решительной концентрации ресурсов и сил в государственном секторе. Задачи технической модернизации сопоставимы по своим масштабам с теми, что решались в годы первых пятилеток. И эти задачи вполне могут быть решены на практике – вопрос лишь в том, какими темпами и какой ценой.
Преимущество нынешней России состоит в том, что она всё ещё располагает «человеческим капиталом», способным обеспечить решение подобных задач. Как бы ни деградировало наше образование, сколько бы специалистов мы ни потеряли, ситуация в этом отношении всё равно объективно лучше, чем в первой трети прошлого века. Но надо понимать: она непрерывно ухудшается. И каждый год, каждый месяц отсрочки, каждый день сохранения нынешнего хозяйственного порядка ухудшает положение и обостряет кризис. За отсрочку решения приходится платить человеческими жизнями.
Увы, перемены не станут возможными без слома господствующей системы интересов, и тут нужны преобразования, выходящие далеко за пределы политических структур сегодняшнего режима. Без национализации крупнейших монополий, без реорганизации всей системы хозяйственного управления сделать ничего нельзя. Это уже не идеологический, а практическо-технический вопрос, однако именно идеология левых в наибольшей степени соответствует задачам его решения. Тем не менее нет причин считать, будто левые уже имеют сегодня все необходимые ответы или подходы. В сознании многих левых активистов всё ещё зашита своего рода «матрица» советского индустриального развития. А речь идет не о том, чтобы воспроизвести советскую модель индустриализации, а в том, чтобы критически используя её уроки и опыт, сделать всё по-новому, не повторяя ошибок.
Впрочем, для того, чтобы приступить к решению подобных задач, надо сначала поменять систему власти в стране. Это задача заведомо неподъемная для нынешнего левого движения, лишенного массовости, раздробленного и зачастую погруженного в ностальгию по прошлому, заменяющую ему видение будущего. И всё же эта задача может быть выполнена. Потому что у левых есть мощнейший и грозный союзник, сила которого перевешивает все их слабости. Это объективное развитие кризиса. Разрушая существующую систему, дезорганизуя господствующие интересы, подрывая влияние доминирующей идеологии, кризис открывает дорогу переменам в таких масштабах, которые ещё вчера могли показаться фантастическими и немыслимыми.
Остальное зависит от нас самих. Не только от «нас» левых, но и от нас – граждан страны, от российского общества.