В знаменитом фильме Франсиса Вебера «Игрушка», помнится, мальчик, сын медиа-магната Ромбаль-Коше произносит достаточно циничную фразу, ставшую негласным девизом современной журналистики: «французов интересуют только французские покойники». Украинские медиа, хорошо усвоившие этот урок, поначалу сообщили о взрывах в московском метро, акцентируя внимание на том, что «никто из украинцев» не пострадал». Впоследствии выяснилось – среди погибших все-таки был житель Севастополя В. Гинькут, что сразу же прибавило градус причастности к московской трагедии.
Степень причастности – то, что определяет отношение к происходящему. Идентификация себя в качестве возможной жертвы заставляет расставлять определенные акценты. Насколько отстраненное созерцание трагедии другого может вдруг оказаться чем-то реальным и выйти за пределы диапазона «фонового шума» сообщений из Афганистана, Палестины, Ирака? Как ни странно, большая часть моих знакомых, когда я их спросил о терактах в московском метро, просто не поняли о чем речь, несмотря на пристальное внимание к этой трагедии всех телеканалов. В пустоту ушло также и ожидаемое злорадство украинских националистических движений. Фоновая «зарница» где-то на горизонте стала привычной как шум водопада.
Наиболее откровенно это выразил спикер украинского парламента В. Литвин, отказавшийся почтить память погибших вставанием и минутой молчания на том основании, что тогда придется чтить память жертв любого теракта. Как бы ни цинично это звучало, но получается что-то вроде: «если каждый раз вставать – то лучше уж и не присаживаться». Гибель мирных граждан стала нормой.Мы стараемся не идентифицировать себя с ними в целом, ограничивая идентификацию нацией, городом, районом города, не подпуская мысль о том, что это такие же люди, также зажатые между молотом государственного террора и наковальней политического/религиозного терроризма.
Обе формы террора взаимосвязаны и не существуют друг без друга. Используя проблемы поиска идентичности, обе формы террора группируют вокруг себя вассалов, тем самым «распределяя полномочия». Самоидентификация «работает» преимущественно на создание «благ» либо российских/украинских властей, либо руководства оппозиционных религиозно-националистических групп (коммерческих структур).
По сути же, она сводится к решению вопроса: как подешевле использовать силы, время, средства человека ради создания материальных и нематериальных бонусов «верхушкам» обеих форм террора.
Усиленные поиски национальной/религиозной идентичности просто «запрограммированны» на извечное повторение подобных взрывов. Пока российский/украинский омоновец идентифицирует брюнета как чеченца/цыгана/таджика как такового – тот, в свою очередь, идентифицирует пассажиров метро как русских/украинцев, но не как «пассажиров метро».
Принципы коллективной вины, коллективной ответственности, характерные для фашистских обществ, увековечивают национальные религиозные конфликты и помогают властям использовать обе национальные/религиозные группы. Парадоксы идентификации в том, что не допускается мысль о возможном присутствии в толпе пассажиров «своих». Французский поэт-символист Тайад когда-то сказал об анархо-терроре: «имеет ли значение гибель каких-то личностей, если сам жест великолепен», и сам стал жертвой взрыва сотоварища, идентифицировавшего его, увы, не как собрата, а как рядового посетителя кафе.
С подобными парадоксами самоидентификации мы часто встречаемся – целый ряд украинских ультранационалистов злорадствует в своих блогах и жж по поводу взрывов в Москве, попутно говоря и о собственных впечатлениях в качестве пассажиров московского метро.
Но в глазах среднестатистического украинца подобные реплики не делают чести националистам, лишь дискредитируя «источник подобного злорадства».
Защитная отстраненность среднестатистического обывателя («либо хорошо, либо ничего») от жертв взрывов в метро создает иллюзию умиротворения и безопасности («у нас это невозможно»). Главный рецепт безопасности: «сиди дома – не гуляй».
Отдельные службы (милиция и СБ), как и киевское метро, попытались, конечно, под шумок выбить себе увеличение финансирования, но получили в ответ: «для этого нет оснований». Основания, все-таки, есть, но они не внешние, а внутренние.
Ряд националистических изданий попытался использовать московские взрывы и заставить украинцев представить себя потенциальными жертвами терактов, дабы отвратить от «взглядов на восток». Как писала «Украинская Правда»: «готовы ли вы и ваши дети воевать с Грузией, воевать в Чечне с терроризмом… последние взрывы в Москве – прямая проекция того, что может произойти в метро киевском». (Последствия сближения с НАТО и участие в контртеррористических операциях в иных странах, конечно, опускаются).
Но, все же, судя по реакции большинства граждан Украины, и эти фразы ушли в пустоту. На фоне милитаризированной, неспокойной, «прифронтовой» Москвы среднестатистический гражданин Украины не ощущает непосредственной угрозы собственной жизни. Происшедшая трагедия – «внутреннее дело России», а национальная самоидентификация оказывается выше идентификации себя в качестве «случайного пассажира метро».
Тем не менее, эти же проблемы, хотя и в меньшей степени, актуальны и для Украины. Противостояние населения разных регионов Украины, радикализация крайне правых группировок (недавний взрыв в клубе «Бинго» перед концертом «Оникса»), мобилизация правой молодежи в связи с протестами против министра образования Д.Табачника – все эти тенденции могут привести к аналогичным последствиям, поскольку аналогичны причины.
Та же радикализация «антитабачных» протестов вызвана не столько какими-то высказываниями министра, сколько тем фактом, что многотысячный «идеологический аппарат» теряет финансирование и кормушки, щедро розданные предыдущим президентом. Теперь крупный капитал избавляется от балласта «комиссий по внедрению правильной идентичности», не желая оплачивать идеологию. При массовом сокращении рабочих мест это не может не радикализовать протесты правых – «гуманитарные вопросы» имеют явные экономические корни.
На «другом фланге», в Крыму, на московские взрывы сразу же отреагировали «Русский блок» и «Русские общины Крыма», потребовав от президента разогнать Меджлис-Курултай крымских татар. Либеральный и протимошенковский Меджлис никак не ассоциируется с террористической организацией, и подобные выпады могут только радикализовать крымско-татарскую молодежь, и «загнать проблему в подполье». В условиях, когда на полуострове происходит растаскивание и «огораживание» лучших земель крупными и мелкими чиновниками, социальная инфраструктура «на последнем издыхании», а зачастую единственным заработком становится обслуживание отдыхающих в сезон с мая по сентябрь – подобная «война с конкурентами» обернется «маленьким Кавказом».
Либеральные деятели пытаются расширить самоидентификацию с национального до религиозного принципа, представляя проблему как «столкновение цивилизаций» и «войну Запада с Востоком». Доводится все чаще слышать, как украинские политики вторят Юлии Латыниной, призывающей фактически поучаствовать в «крестовом походе» и, тем самым, расширить зону военных действий, включив в нее Афганистан и Иран.
И вот – Бахчисарайский вокзал вчера был оцеплен, так как якобы заминирован (кому-то отказали в увеличении финансирования).
Отчаянные поиски идентичности, «уткнувшись носом в землю по ложному следу», подводят нас фактически к порогу «третьей мировой» и все ради увеличения финансирования тех или иных структур угнетения. Меж тем на поверхности остается такая идентифицирующая общность как «пассажиры метро», «объекты капиталистического угнетения».
