С того времени как вышла книга «Эрос и бюрократия», мне пришлось прочесть немало своеобразной критики. Настало время кое-что сказать по ее поводу, а главное – по поводу начавшихся для общества и чиновного класса России радикальных перемен. Они уже дали себя почувствовать в социальных проявлениях, но объективно делаются все более обусловленными.
Книга о сексуальности отечественного государственного управленца изначально писалась с умыслом не столько потешить обывателя остреньким на тему эротического бытия бюрократии, сколько показать обычному россиянину, как сильно он похож на предмет народной нелюбви – русского чиновника. Прекрасно, что некоторые читатели смогли это понять, пускай и в чрезвычайно болезненной форме. К сожалению, другие заключили, будто личная обида автора на неких представителей бюрократии стала причиной книги. Подобные выводы наивны и демонстрируют детское состояние политического сознания немалого числа наших соотечественников.
Сексуальность людей не обусловлена напрямую особенностями их личности. Она лишь является проводником, преломленным отражением их бытия. Несмотря на наличие в массе основного для России – рабочего – класса различных социальных слоев и особых профессиональных групп, существует немалое сходство между рядовыми государственными служащими и трудящимися, запертыми в границах профессиональной и домашней жизни. Социально-активные личности в целом избавлены от недостатков современного пролетариата, ярче всего выраженных в пассивности и лояльности.
Оставим за скобками психоаналитические рассуждения по поводу отечественных чиновников. Их обилие любой легко найдет в книге.Гораздо важнее, подводя первый исторический итог, сказать: современный российский патриот – это маленький чиновник на посту. Он бессознателен в немалой мере, он пассивен, он терпелив, он даже индивидуалист, крайне похожий на американца середины XIX века только без атакующего самоуважения. Именно из-за своей тайной психической связи с чиновной идеей России, обыватель безжалостно обрушивается на всякого, кому ненавистны порядки нынешней отчизны. Он проклинает критиков полицейского произвола, клерикального болота и тупого преклонения перед властью. Ему зачастую неприятны все те, кто открыто говорит правду. «Вы не любите родину, мерзавцы», – может сказать он, забывая, что сам страдает от критикуемых «политиканами» явлений. Но когда непосредственно затронуты его интересы, он так же легко оставляет в стороне свой патриотический пыл.
Лояльность не обоснованная экономическими интересами – серьезный порок современных россиян. И не всякий называющий себя сегодня патриотом является им на деле: любовь к стране не то же, что любовь к существующему государству. Но именно пристрастие к государству делает гражданина патриотом, а не его самоидентификация. Живущий обыденной жизнью человек не часто склонен разбираться в подобных вещах. С него часто достаточно иррациональной веры в правильность или незыблемость существующего порядка. Целью и смыслом бытия обыватель делает свое индивидуальное существование. С точки зрения сохранения его стабильности, индивид способен бессознательно одобрять исходящие сверху общие положения, но бунтовать против их конкретного проявления. Примером подобного поведения может служить тихий саботаж пенсионной реформы большинством россиян.
Обыватели – большая и крайне аморфная, вернее неоднородная группа. Не всякий чиновник может быть отнесен к ней, но большинство попадает в ее границы, как попадает туда большинство россиян. Однако завершение в стране эпохи экономических улучшений все больше создает условия для противопоставления прежней бессознательной симпатии к власти и критического восприятия ее деяний. В перспективе объективные изменения все сильнее будут затрагивать психику людей: противоречие между обывательской лояльностью и собственными материальными интересами обретет большую остроту. В результате его развития верх возьмет сторона, продиктованная подлинными интересами людей, а не тем, что они принимают как вечный фон своей жизни. Перспектива эта не может не беспокоить политические верхи России.
Во время, когда писалась книга «Эрос и бюрократия» (2005-2006 годы) чиновная действительность России переживала очередной «золотой век». Он шел к концу, и это было непонятней всего, поскольку мало кто задумывался о том, что самое помпезное торжество в истории часто предвещает самое нелепое крушение. Власть чувствовала неограниченное величие: она могла позволить себе все, серьезной оппозиции не ощущалось, а массы пребывали в мире профессий и домашних хлопот. Материальную пилюлю потребительской гонки идейно подслащали речи бюрократии об успехах России. Казалось, в потоке маленьких улучшений можно было терпеть чиновников, просто не обращая на них внимания. Думалось (и сейчас в это верят многие), ничто не в силах изменить привычный порядок жизни в России.
Избегая путаницы, стоит сказать: под массами разумно понимать не сумму всех классов и общественных групп, а широкие народные слои, в наши дни все более относимые к классу наемных работников. Люди, живущие собственным трудом, а не присвоением результатов чужого и есть те самые массы, спящие еще под шум экономической бури. Наличие неодинаковых для различных групп (составляющих народные массы) хлопот домашних и профессиональных, не отменяет существования общих, коллективных материальных интересов. Осознание их, далеко еще не свершившееся в России, диктует народным массам общие политические выводы. Но почему нельзя сказать, что низы русской бюрократии не могут принадлежать к широким народным массам? Их материальное положение, быт и трудовые тяготы не отличаются существенно от аналогичных – составляющих жизни других трудящихся.
Перемены пришли в Россию оттуда, откуда их никто не ждал. Откуда не ждали их в большинстве (несмотря на запоздалое вранье о предвидении кризиса) отечественные левые и всякого рода оппозиционеры. После недоумений и радости от военных побед над Грузией 2008 года, медленно, но неуклонно начался подъем классовой борьбы. За два первых года глобального кризиса он не принял лавинообразной формы, но число трудовых конфликтов значительно возросло. Катастрофа в глобальной экономике принесла России обострение всех внутренних противоречий. Хозяйственные результаты РФ оказались в 2009 году худшими в G20. Иллюзии начали рассыпаться. Появились мощные основания для роста народного недовольства. Общество стало меняться. В нем все более проявляется неудовлетворенность российским бытием. Началось разрушение старой бюрократии, как особого культурного явления.
Российская бюрократия 2000-х годов могла существовать в своем характерном виде только при условии, что весь народ немного являлся чиновником. Она не только была противопоставлена волей правящего класса остальному обществу, но также пополнялась из его среды. При этом русская бюрократия сохраняла корпоративное единство духа, она не знала серьезных конфликтов с классовым основанием. Мелкие служащие редко объединялись в профсоюзы, не устраивали забастовок, они в большинстве терпели произвол начальства, не сопротивлялись ему. Они не осознавали себя обыкновенной частью класса наемных работников. Причина этого состояла в том, что российский рабочий класс в основной массе не сознавал себя классом для себя. Только когда перемены начались в обществе, они неспешно пошли и в среде русской бюрократии.
Либеральные эксперты любят удивляться «неправильной» нищете рядового российского милиционера. Кажется, представители когорты охраны политического порядка должны быть неплохо обеспечены благодаря государству, а не за счет коррупции. Между тем, все последние годы государство не проявляло интереса к решению этой «проблемы». Твердая уверенность верхов в прочности своего политического положения (происходящего из «вечной» потребности мира в нефти и газе) делала существующее положение наиболее удобным для монополий. Однако приход кризиса вернул к жизни давно забытую тему реформы полиции.
Руководствуясь той же схемой минимализации расходов, правящий класс не санкционировал общего улучшения условий труда и жизни рядовых чиновников. Хотя их зарплаты регулярно поднимались, они все равно (как могло показаться) оставались недостаточно высокими для лояльности. Однако лояльность государственных служащих проистекала не из их материального положения, а из веры в незыблемость установившегося в стране порядка. Глубокий хозяйственный кризис, а с ним и первые трещины в государственном фундаменте не входили в планы российских элит.
Время фиксировать общественные перемены еще не пришло. Изменения запущены в умах, но еще не произведены в них. Как следствие не произошло пока изменения отношения трудящихся к власти.
В психике человека рациональное способно побеждать иррациональное. Не случайно, поэтому, общественное оживление и, особенно, революционный процесс остаются наиболее мощными средствами избавления людей от комплексов. Социальный подъем – лучший психоаналитик из всех возможных в классовом обществе. Он возникает из осознания людьми того, что неудовлетворительная действительность являлась источником их эмоциональных бед. С другой стороны, комплексы, подавленные желания и многочисленные табу остаются необходимым элементом стабильного господства одного класса над другим. Они насаждались и культивировались под видом всякого рода религиозного и культурного воспитания. Они были и остаются частью общественной психики, существующей по вине определенного способа производства.
Русская бюрократия при всем ее патриотическом безразличии к жизни народа не нарушала описанных правил в последние годы. И только растущее неудовлетворение общества могло пробудить (и начало пробуждать) неудовлетворенность своим бытием у представителей «чиновного сословия». Приход большого кризиса разбил надежды и иллюзии трудящихся-обывателей. Он также разрушил их у массы обывателей, состоящих на государственной службе, рядовых чиновников. Беспокойство заняло место уверенности в завтрашнем дне, а готовность терпеливо переносить трудности начала сменяться критическим осмыслением своего положения. Завтрашний день утратил обманчивую определенность, и проблемы настоящего начали обретать остроту.
Сотрудники правоохранительных органов смелее стали заявлять о нестерпимых условиях труда, грубости начальства и повсеместной коррупции. Судебные приставы ропщут из-за неоплачиваемых сверхурочных, урезании зарплаты во имя светлой идеи государственной экономии. В плотной массе чиновников поселился страх увольнений. Все большее число государственных служащих беспокоит дороговизна и недоступность медицины, высокие цены и коммунальные платежи. Но главное, в чем правительство стремится разуверить подопечный слой (как и все население), это логичная мысль о том, что 2010 год окажется еще более трудным. Розовый горизонт исчезает в темноте сумерек.
Миллионы россиян всех профессий видят, с каким рвением государство спасает крупнейшие банки и поддерживает сырьевые корпорации. Простые люди ощущают безразличие к своим проблемам власти, даже если сами принадлежат к «священной бюрократии». Классовый вывод неизбежен: работникам управленческого сектора государства предстоит осознать себя частью общества, а не служителями верхов или попечителями государственности. Широкие массы трудящихся также вынуждены будут расстаться с сохраняющейся еще лояльностью по отношению к правящему классу и его государству. Старая бюрократия перестает существовать, поскольку разрушается все старое общество – общество индивидуалистских представлений, комплексов, терпимости к угнетению, издевательствам и подавлению.
Миллионы россиян всех профессий могут неодинаково воспринимать действительность, включая политику государства. Широкие массы трудящихся, какими они предстают сейчас в Тольятти, – отнюдь не образчик организованности, сознательности и ясного понимания своих интересов. Им необычайно недостает товарищеской и классовой солидарности. Действительность далека от идеала, взятого из старого марксистского учебника. Но сохранит ли она далее свои черты?
Экономические процессы определяют повороты политики. Мощнейшее влияние оказывают они на общественное сознание. Ни одна частица коллективной жизни не может остаться неизменной в условиях кризиса, разрушающего старую хозяйственную модель. Верхи напрасно рассчитывают избежать в ближайшие годы паралича механизмов власти. Государственную машину составляют люди. Они не отгорожены от общества непроницаемой стеной. Они не защищены от повседневных бед великой добротой и щедротами политической верхушки. Их заработки и сбережения девальвированы также как и деньги других граждан вместе с рублем в начале 2009 года. Начальство уважает их не более чем весь остальной «подлый народ». Как и все общество, они не понимают, отчего должны платить за кризис, в котором не виновны, в отличие от класса новых собственников.
С приходом эпохи экономических потрясений начинается время больших общественных перемен. Старая бюрократия, нравы и дух которой я старался описать прежде, уходит в прошлое с каждым новым годом кризиса. История применила к ней терапию шоком, чтобы затем вместе с миллионами еще пассивных трудящихся вывести на путь психического оздоровления. Каков этот путь? Изменяя настоящее, сокрушая в нем несправедливые порядки с их высоко-властным олицетворением, создавать будущее.
Российская бюрократия, это не единый общественный класс. Низы государственного аппарата куда ближе к общественным низам – российским рабочим, прежде всего. Чиновные верхи непросто отделить от господствующего класса, они связаны с ним множеством нитей – они с ним единое целое. За годы экономического подъема власти создали огромную бюрократическую машину. Порядка 1,7 млн. человек занято в «органах государственной власти и местного самоуправления». Если добавить сюда численность МВД (0,9 млн. человек), то получится не менее 2,6 млн. человек.
Эту армию все труднее содержать. Дефицит бюджета, и без того громадный, обещает вырасти в 2010 году. Делаются первые попытки сократить расходы на бюрократическую машину, по возможности не производя массовых увольнений.
Из гаранта повсеместного контроля над обществом государственный аппарат превращается по ходу кризиса в чрезмерно дорогую, малоэффективную и потенциально ненадежную систему. Он отстраивался, исходя из «вечного закона» роста нефтяных цен. Рассчитывалось, что 10 тысяч полицейский отлично справятся с несколькими сотнями демонстрантов, даже без большой зарплаты. Теперь этот принцип может не сработать. Он уже дал сбой в Приморье, где местные милиционеры отказались разгонять протестующих. Дальнейшие экономические ухудшения будут иметь еще большие последствия: даже бюрократические низы расхотят жить по-старому, а верхи столкнутся с тем, что не в силах больше управлять как прежде.
Многие еще верят заверениям государственных политиков о пройденном кризисом «дне». Между тем, объективные условия диктуют его продолжение: потребительский спрос в мире продолжает падать, а правительства стран по-прежнему перекладывают проблемы на плечи трудящихся – еще более осложняя их положение. Залог преодоления кризиса в смене такой политики (не важно, сознают ли это массы уже сейчас), вот почему улучшения не придут к трудящимся без борьбы. Кризис подготавливает потрясения давно невиданного масштаба, поскольку сам он необычен. Поражена вся неолиберальная система планеты. Утрачена эффективность производств. Россия не избежит больших перемен.
Верхи не смогут сполна положиться на свой бюрократический аппарат в ближайшие годы. Кризис экономический уже оборачивается кризисом всесторонним, хотя налицо лишь первые признаки. Старая бюрократия с ее особым духом исчезает вместе со старой нефтегазовой эпохой. Россия вступает в эру перемен.