«Карточная система» — это словосочетание вызывает из коллективного бессознательного современных россиян целую череду апокалиптических образов: хлебные «хвосты» в революционном Петрограде, суровые 40-е, смутные 80-е… Либеральная пропаганда 90-х немало постаралась, чтобы выстроить в головах постсоветских обывателей прочную ассоциативную связь: дефицит — талоны — советская власть — социализм.
Впрочем, очень скоро вся эта удобная конструкция может рухнуть. Первые трещины она дала уже в 2008-м, когда на фоне резкого скачка цен на продовольствие началась широкая пиар-кампания за введение «продовольственных сертификатов» или, в просторечии, карточек малоимущего. Тогда с инициативой введения подобной меры выступили видные деятели «Единой России», включая председателя думского комитета по труду и социальной политике Андрея Исаева, но дальше зондирования общественного мнения дело не пошло. То ли сказалась боязнь подорвать престиж власти, то ли голодных ртов насчитали слишком много. Ведь согласно опросам ВЦИОМ, проведенным в начале 2009 года, получить заветную карточку мечтало аж 35 % респондентов и более половины пенсионеров.
Идею, однако, не отбросили, а лишь отложили до худших времен. 18 февраля этого года Российский зерновой союз (РЗС) внес в Минсельхоз предложение ввести «социальные продовольственные карты» для бедных. Суть инициативы хлебного лобби сводится к тому, чтобы раздать нуждающимся кредитки, на которые будет регулярно начисляться денежное пособие. Расходовать эти средства можно будет лишь на продукты отечественного производства, перечень которых должен быть утвержден правительством.
Какие цели преследует филантропический проект «социально ответственных» бизнесменов? Об этом без обиняков заявляет президент РЗС Аркадий Злочевский: «Субсидии для бедных могут не только поддержать этих людей, но и существенно повысить спрос на отечественное продовольствие… Пока же у нас нет инструментариев поддержки спроса». Иными словами, речь идет о государственном субсидировании самих агромпромышленников. Малоимущие будут лишь передаточным звеном между казной и капиталистами. Их рацион будет жестко регламентирован правительством, а «адресный» характер помощи заставит нищих доказывать, что они нищие, в бесконечных чиновничьих кабинетах. Фактически, государству предлагается закупать продовольствие у частных компаний на деньги налогоплательщиков и распределять его среди тех, кого это самое государство своей неолиберальной политикой довело до сумы.
Официальные комментаторы, оправдывающие введение карточек, не устают повторять, что эта мера не имеет ничего общего с военным или каким бы то ни было иным коммунизмом. И с этим вполне можно согласиться. Система нормирования потребления, существовавшая в различные периоды советской истории (впрочем, как и во многих других странах, например, в годы мировых войн) обосновывалась острой нехваткой продовольствия вследствие различных экстремальных причин и, как правило, сопровождалась жесткими антиспекулятивными мерами. Большевистская политика продразверстки объяснялась тем простым фактом, что, по формулировке Троцкого, истощенный пролетариат «требовал у крестьянства продовольственных авансов, хозяйственной ссуды под те ценности, которые он только собирается создать». Государство реквизировало и распределяло продукцию «отечественных сельхозпроизводителей», чтобы продолжать войну. Продовольственный кризис конца 20–30-х годов был вызван как сопротивлением верхов крестьянства политике модернизации, так и теми преступными методами, которыми эта политика проводилась. Продуктовый дефицит 70–80-х годов стал следствием низкой производительности аграрного сектора и все той же спекуляции, пышно расцветшей в застойном омуте позднего СССР. Иными словами, налицо всегда были два фактора: отсталость аграрного производства, усугубляемая неразумным хозяйствованием бюрократов, и противодействие стихийных сил рынка, неважно, в мелкокрестьянском или номенклатурном обличье.
Если уж искать исторические аналогии теперешним проектам властей и агропромышленников, то делать это следует не в советском прошлом, а в капиталистическом настоящем. Сторонники карточек приводят в пример Соединенные Штаты, где «свыше 35 миллионов граждан пользовались в прошлом году продовольственной помощью», а «число детей, получающих продовольственную помощь, выросло в 2009 году до 14 миллионов человек против 9 миллионов четырьмя годами ранее». К этому следует еще добавить данные американского Минсельхоза, согласно которым за период с 1995 по 2005 годы число голодающих выросло там почти втрое, несмотря на реализуемые программы государственной благотворительности.
Времена меняются, и ложь меняется вместе с ними. Те, кто еще вчера ставил нам в пример процветающий изобильный Запад, сегодня указывают на 35 миллионов голодных, и утверждают, что это нормально. Предлагая свои протекционистские меры, господа из Российского зернового союза фактически шантажируют общество: «Либо правительство вводит протекционистские меры, как это делают американцы по отношению к своему агробизнесу, национализирует наши убытки, возлагая социальное обеспечение самых обездоленных на плечи большинства трудящихся, либо готовьтесь к голодным бунтам».
Когда протекционисты говорят о «продовольственной безопасности», поддержке села и прочих социально-патриотических материях, они имеют в виду лишь безопасность собственных карманов. «Поддержка отечественного производителя» означает в их устах отнюдь не рост уровня жизни селян и рабочих, чей дешевый полурабский труд является едва ли не единственным конкурентным преимуществом российского капитала. Не имеет это ничего общего и с пресловутой модернизацией, ибо «поднять село», не поднимая материальный и культурный уровень его тружеников, невозможно. Повышение пенсий и социальных пособий, введение прогрессивной шкалы налогообложения, не говоря уже о национализации и планировании (даже в кейнсианском духе), являются для них жупелами, неприличными коммунистическими словами. А вот монополизировать рынок под названием «нищета», официально сделать покупателей второсортных продуктов людьми второго сорта — это другое дело. Крепостной потребитель для постсоветского помещика — неплохой итог к 20-летней годовщине российского капитализма.
