Звезды падают ночью в Крыму так часто, будто спички из рук нервного демиурга, чиркающего о черный небесный кремень, чтобы разжечь только что потухшее солнце. Пьяницы тюленями валялись на пляже Учкуевки. Via Lactea – молоко Геры – лилось им сверху прямо в храпящие рты, и под это бульканье умильно вспоминались слова Канта: «Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них: звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас».
Днем раньше мы вспомнили эту цитату во время безуспешной попытки провести семинар на морском берегу, зализывая колени и локти, ободранные о гальку во время шторма. «Даже звездное небо, в котором человеческий труд реально пока ничего не меняет, становится предметом внимания и созерцания человека лишь там, где оно превращено обществом в средство ориентации во времени и пространстве – в «орудие» жизнедеятельности общественно-человеческого организма, в «орган» его тела, в его естественные часы, компас и календарь». Так говорил вслед за Энгельсом Ильенков, оппонируя Канту и Фейербаху. Мало кто понимал, как уместны его слова в Крыму, куда столетиями вел Млечный путь, греческая Γαλαξίας, именуемая по-украински «Чумацким шляхом». Тысячи тысяч скрипучих, запряженных волами телег веками ползли сюда с севера, по Муравской, или Чумацкой дороге, или с Запада – по Черному шляху, за солью сивашских лиманов, за морской рыбой и заморским товаром. А по ночам выбранный атаман сверял свой маршрут по звездному пути, избитому копытами всех грабителей, купцов и рабов, проходивших под небесами Причерноморья.Созвездие Большой Медведицы – главный ориентир на этой дороге – зовется в украинском селе Большим Возом – как и в античности, где его тоже знали под именем «Колесница», наряду с более известным прозвищем Арктос – «Медведь». Трактат «Явления и предсказания» III века до нашей эры, приписываемый поэту Арату Солийскому, констатировал, что жители полисов использовали это созвездие в целях навигации.
Обменная торговля чумаков – их название происходит от слова «возчик» из крымско-татарского языка – выполняла свои функции вплоть до конца XIX века, заменившего здесь Чумацкий шлях на железные дороги англо-французских концессионеров. Походная община возчиков давно распалась к этому времени на богатых хозяев, которым принадлежали десятки возов, вмещавших до шестидесяти пудов соли, и на наймитов, странствующих по степям от Пасхи до зимнего Николая, за восемь рублей серебром в год – «чужії вози мажучи, чужії воли пасучи». Судьба этих людей, умиравших от чумы и разбойной сабли в тени придорожных курганов, навеки запечатлена в соляной глыбе украинского фольклора: «Не ходили б ми по тих дорогах, як було чим оплатиться… Ой так мені лучче жити: на панщину не ходити, подушного не платити… Що в Крим ішли із волами, а назад – із батіжками».
Я старался вспомнить эти песни, лежа на откидном сиденье микроавтобуса – но слова тряслись в голове, вместе с ночными светилами за окном, прыгающими на каждом ухабе, под звуки шансона – чумацкой музыки наших дней. Мы мчались в Крым через Подолию, из Карпат, где в горах между местечками Косив и Коломыя, прямо с пихтовых веток, низко свисали те же крупные звезды. Местный гуцул когда-то вернул их людям, забрав у черта, «и только корчмари, царские министры и злодеи не благодарили за это, потому что в темноте легче дурить народ», – рассказывает об этой истории карпатская сказка.
Мы с Атанасовым гостили у жителей старого села, известного в хрониках по сражению с поднявшейся сюда крымской конницей. Эти трудолюбивые парни перебрали в своей жизни много ремесел и способов заработать на жизнь под звездами разных стран – а сейчас, в разгар кризиса, решили заняться «экстремальным туризмом». Мы съездили с ними на Джуринские водопады – в глубокий приднестровский каньон, где, как на каменной ладони, стоят руины старого замка. Возле них, среди бывшей усадьбы, уцелел пионерлагерь, забитый провинциальной детворой. На его стене красовался портрет президента Ющенко, заботливо размещенный рядом с рисунком осла, козла и мартышки из басни Крылова. Добродушный пожилой попик с босыми ногами – как говорят, всегда пьяный – благословил нас перед заброшенным, превращенным в конюшню костелом. Внутри, под куполом с еще сохранившимися кое-где фресками и нацарапанными матюками, одиноко бродил жеребенок. Башни княжеского замка сплошь поросли терновником и разваливались на глазах – как недавно рухнувшая генуэзская крепость в Балаклаве, где еще в начале прошлого века местные греческие рыбаки раскрывали Куприну секреты архаической навигации: «Надо только стать таким образом, чтобы Полярная звезда очутилась как раз над колокольней монастыря св. Георгия, и двигаться, не нарушая этого направления, на восток до тех пор, пока не откроется Форосский маяк. У каждого атамана имеются свои тайные вехи в виде маяков, домов, крупных прибрежных камней, одиноких сосен на горах или звезд».
Потом мы выехали в Карпаты, на «экстремальный заезд» по горному бездорожью, в кузове «уазика» – гуцулы не без оснований считают, что он будет иметь популярность среди туристов. Одного из них, гражданина США, накануне выкинули отсюда за пьяный дебош, о чем не без гордости рассказывал Петро, когда мы приходили в себя после горного ралли. Его попытка заняться туризмом – такое вынужденное занятие, как и трудовая миграция за границу, и здесь вполне осознают перспективы, уготованные их деиндустриализованному краю.
– Увозят лес в Германию, и привозят оттуда готовую мебель. Лес вывозить нельзя, поэтому бревна в наглую сколачивают друг с другом, и они уже идут через таможню не как дерево, а как готовые изделия. Чехи вывозят отсюда гранит, а привозят нам сделанную из него плитку. А какая контрабанда тут, знаешь? – спрашивал Петро с характерным местным акцентом украинского, пока на костре у горного озера жарились сыроежки и шашлыки.
– Знаю. Ездили через Вадул-Сирет, – отвечал ему я.
– Ничего вы там у себя не знаете. Сигареты прячут в досках и тех же бревнах. Наращивают их тырсовым раствором и красят в нужный цвет. Чем еще заработать? Тут у нас афганцев, китайцев разводят. Строят хлопцы в лесу имитацию пограничной полосы – с колючей проволокой и со всем, что нужно, привозят туда этих нелегалов, берут с них деньги и выпускают «через границу». Еще и ментов на них наводили, своих родственников – чтобы поймали. А только представить, сколько эти афганцы намучались, чтобы сюда добраться…
Возможности для заработка невелики, и это прочувствовали на себе все. Михаил, партнер Петра в экстремальном туризме, жаривший отличные шашлыки, сам был депортирован из ЕС за нелегальный переход границы с «волчьим билетом» в паспорте. А Теодор, водитель «уазика», только что рассказал, как его с друзьями оштрафовали на круглую сумму за убийство оленей – в пользу человека по фамилии Хомяк, взявшего в аренду местные леса ради доходного отстрела уцелевших в горах животных. Лес вокруг нас, по сути, был отчужден от людей, веками живущих за его счет.
Туризм кажется им выходом, и мы с Михаилом говорим о заброшенной звездной обсерватории на вершине Черногоры, у подножия которой грабил панов легендарный лидер опришков Довбыш. Миша, бывший борец, со знанием дела звал его «первым рэкетиром». А Петро собирался имитировать в лесу бандеровские схроны:
– Выкопаем все по-настоящему, экстремально, с экстремальной кухней – сало, водка, сухари – и можно будет там экстремально сидеть по пятьдесят гривен в день.
Я не без иронии представил себе, сколько патриотических офисных хомячков из столицы с визгом заползут в эти норы, гостеприимно вырытые для них горскими крестьянами.
Быстро скатившаяся с вершин гроза погнала нас с гор на юг, и потом тащилась за бусиком через всю Украину – до Крыма, куда мы привезли с собой свежий шторм. Гуцул Михаил, впервые в его жизни, ехал с нами на полуостров, а дорога шла в стороне от основных трасс, через живописные долины с чахлой провинциальной жизнью и сонное конфедератское местечко Бар. Бородатый водитель вез нас на скорости почти круглые сутки, обгоняя груженные фуры дальнобойщиков. Они ехали к Перекопу, по контурам того же Чумацкого шляха, фрагменты которого прослеживаются сейчас исследователями в шоссейных дорогах Таврии. Звезды уже почти не нужны, чтобы найти дорогу – но нужда в заработке все также гонит в разные концы мира праправнуков степных возников. Млечный путь брызгами разливался на оконном стекле, а мне думалось, как далеко, и как близко находятся между собой крымские и карпатские горы. Всего неделю назад афганцы сбили в Гильменде молдавский вертолет с украинским экипажем, и жертвы разделились почти поровну – двое крымчан на четырех жителей галицкого села, пытавшихся заработать на войне в далекой чужой стране.
Пять лет назад мы с Катей прошли от Балаклавы к горной обсерватории над Симеизом. В 1947 году отсюда впервые в истории сфотографировали центр нашей галактики, Млечного пути, скрытый завесой плотных пылевых облаков. Обсерватория переживала не лучшие времена – ей помогали выжить ночные экскурсии для туристов и гранты на контроль за орбитами спутников. Спутники отмечали на наших глазах мощным лазером, бившим в ночное небо на огромную высоту. Звезды отражались далеко внизу, в море под горой Кош-Кая, а сотрудники обсерватории предлагали желающим составить платные гороскопы. Я пробовал иронизировать над крымским астрологом-астрономом, но он совсем не обиделся:
– Да, дикость – но жить же надо. Дикость сейчас везде. Если так пойдет дальше, будем не спутники пускать, а по звездам на возах ездить. Вы согласны?
Гаснущие спички падали с неба, где люди все еще пытаются читать собственную судьбу – которая творится и решается здесь, на земле.
