Интересный поворот иногда принимают дискуссии в узком кругу специалистов. Даже дискуссии о профсоюзах. Я имею в виду такие разговоры без протокола, за чашкой кофе, когда можно говорить то, что думаешь, что не встретишь в интервью или пресс-релизах. Они от этого не становятся менее актуальными, конечно. Просто не все нужно озвучивать широкой публике. А в узком кругу – можно. Так вот, недавно в одной такой дискуссии я услышал выражение «Нужна профсоюзная “Коза ностра”». И прежде чем часть читателей с возмущением отшатнется от монитора, а другая возьмет материал на заметку, чтобы приобщить к делу, поспешу всех успокоить – никакого экстремизма не будет.
В прошлой колонке я писал, что, на мой взгляд, профсоюзов, в их классическом, общемировом понимании у нас почти нет. Одни отсчитывают свою историю с конца 80-х, другие только зарождаются. То же, что у нас традиционно называется профсоюзами, на самом деле выполняет совсем другие функции и живет по особым законам, часто не имеющим ничего общего с защитой трудящихся. Об этом, конечно, говорили тысячи раз – но пока урок не усвоен, работники и общество обречены натыкаться на все те же грабли.
А грабли эти таковы, что регулирование трудовых отношений, это исконное «профсоюзное» пространство, у нас фактически оказалось зарегулировано «вертикально», как и все другие области общественно-политической жизни.Законодательство, трактующее взаимоотношения профсоюзов и работодателя в контексте «социального партнерства», описывает профсоюзы, встроенные в систему и на протяжении последних 80 лет либо напрямую управляемые государством, либо им контролируемые.
Но советское государство хотя бы называло себя «народным» и брало на себя основные функции по защите интересов граждан, в том числе и трудовых (или делало вид, что брало, потому что другого механизма все равно не было). Теперь не так. Верхушки «профсоюзов» встроились в систему, заняли свою нишу, а то и слились с властной вертикалью. Они давно живут своей жизнью, цели которой, помимо сугубо личных, ближе интересам работодателей и государства, чем рядовых членов профсоюзов, которые существуют исключительно «для статистики», не влияя на принятия решений и управление «своими» организациями.
Мне скажут: не нужно так сгущать краски! Не нравится традиционный профсоюз, можно создать свой собственный, в нашем законодательстве такая возможность предусмотрена.
Действительно, у нас есть Трудовой кодекс и Закон о профсоюзах, ратифицированы основополагающие конвенции МОТ, гарантирующие право на объединение и коллективные переговоры. Три работника любого предприятия могут хоть сегодня создать профсоюз буквально в течение обеденного перерыва, набросав учредительный протокол на одной странице, и потом потребовать соблюдения прав профсоюза и гарантий его деятельности, предусмотренных законодательством. Многие так и сделали, приняв написанное в законах за чистую монету.
Их ждал сюрприз: оказалось, что наличие прав, продекларированных в законодательстве не обязательно означает их реализацию в жизни. Ожидать защиты от суда, конечно, можно, но не нужно питать иллюзий: обращение в суд не дает гарантию соблюдения законности, не говоря уже о справедливости. Законы в отношении прав и гарантий профсоюзов ухудшаются, и практика правоприменения, которая важнее формальных юридических деклараций, тоже складывается не в пользу «несистемных профсоюзов». Проще говоря, борьба за признание через формальные каналы оказывается вещью непростой, особенно в регионах и на предприятиях, где бизнес имеет тесные связи с исполнительной и судебной властями, – то есть практически повсеместно. Правовое государство, если такое вообще где-то существует, пока остается для нас не больше чем красивой декларацией и мечтой. Беспристрастным наше государство тоже не назовешь.
Поэтому, не отвергая попыток получить признание законным путем, люди, решившие отстаивать свои права через профсоюзы, должны отдавать себе отчет, что полагаться только на него не стоит.
Что должен делать профсоюз после того, как и прокуратура и суд вынесут постановление, что он …не существует?! Выхода два: исчезнуть или доказать свое существование на практике. А практическое влияние профсоюза на рабочем месте оценивается уже по другим, «не бумажным» критериям. Могут ли работники настоять на своем решении, считается ли администрация с мнением коллектива, может ли профсоюз защитить своих членов от несправедливости (хамства мастера или произвола администрации)? Каким образом? Ну, например, отказом повиноваться, саботажем, замедлением или остановкой производства – да мало ли есть еще способов… Способности к этому говорят о «реальности» профсоюза или вообще организованного коллектива на рабочем месте гораздо больше, чем формальное признание, регистрация и прочий официоз. Впрочем, одно другому не мешает.
Но сущность, идея профсоюза, как и любого организованного сообщества слабых, проста: объединиться во имя защиты слабых от притеснения сильным. Каждый сам по себе – рабочие слабы и беззащитны перед компанией, каждого можно заменить, запугать, уволить, затоптать и не заметить. Вместе работники могут противостоять, у них появляется шанс заявить о своих правах и отстоять их. Чем они организованнее, дисциплинированнее, преданнее друг другу, тем они сильнее и тем больше прав они смогут реализовать. Ключом к силе слабых являются сплоченность, организация и организованность.
Вот чему нам нужно учиться. Только в школе этому, увы, не учат. Не учат и на работе. Если говорить о массовой культуре, то примеры солидарности, взаимовыручки, ответственности, дисциплины, готовности подчинить собственные интересы интересам «семьи», коллектива можно найти, как не странно это прозвучит, в старых добрых фильмах про мафию. Таких как «Крестный отец», «Славные ребята», «Однажды в Америке» и других шедеврах кинематографа. Ловлю себя на мысли, что за организованность я готов простить киношной оргпреступности даже ее криминальную составляющую. У нее есть чему поучиться. А аспект официального признания подобные организации никогда вообще не волновал…
Умному достаточно, как говорили древние. Пересмотрев недавно трилогию «Крестный отец», снятую более тридцати лет назад, я заново открыл определение классики. Это то, что не стареет никогда. Как и идея объединения слабых для противостояния сильному, не так ли?
