Ностальгия по советскому прошлому, восхищение некоторыми его аспектами — явление, общее у многих людей совершенно разных политических убеждений. Однако правомерен вопрос: всегда ли это восхищение вызвано социалистическими чертами советского государства?
Неспроста в последние два десятилетия возникло понятие «советский державный патриотизм». Представителям данного направления свойственно любование теми признаками СССР, которые являлись у него сходными с признаками Российской империи. Это касается не только внешнеполитических моментов, но и внутреннего устройства. Для «советских державников» особенно характерна оценка сталинского периода как вершины развития советского государства. Единоличная власть просвещённого деспота, «крепкая» государственность, культ милитаризма, штатская бюрократия в униформе, казённая лесть в адрес русского народа (никак, впрочем, не отражающаяся в лучшую сторону на положении этого народа) — всё это приводит «красных державников» в состояние, близкое к экстазу.
«Державники» как правило не отрицают, что при Сталине был построен социализм. Во всяком случае, полагают, что капитализма тогда не было. Ну, а раз так, то, по идее, его противоположность и есть социализм. Но всё ли так однозначно?
В наше время появилось немало гипотез, пытающихся по-разному объяснить феномен официального социализма ХХ века, оказавшегося присущим отсталым (в той или иной степени) странам. Есть и такая, например, согласно которой социализм есть лишь «первая стадия капитализма» (см.: Оганисьян Ю.С. Социализм как первая стадия капитализма. Опыт постсоветской России. // Полис. 2013, № 3. С. 30-46). Конечно, такая концепция явно искусственная, хотя бы потому, что капитализм в России развивался ещё прежде советского социализма. Но она, как и другие, отражает понятные сомнения в том, что реальный общественный строй СССР представлял собой более высокую стадию по сравнению с реальным капитализмом развитых стран ХХ века.
Действительно, что было в том строе социалистического? Государственная монополия на средства производства? Ограничение товарно-денежных отношений? Развитая система соцобеспечения? Всё это можно с не меньшим основанием считать признакам архаизации, а вовсе не передового строя. Как выяснилось на практике, отсутствие легальной частной собственности держалось исключительно государственными запретами, а отнюдь не таким уровнем развития производительных сил, который делает ненужным и невозможным самое существование частной собственности. Под спудом запретов рос, развивался и процветал частно-капиталистический сектор, который и легализовался, наконец, в годы перестройки. И первыми капиталистами оказались в основном прежние управители казённой собственности. Это не высшая формация по сравнению с капитализмом. Больше похоже на Египет эпохи фараонов в те кризисные периоды, когда единое царство распадалось на отдельные номы.
Что касается системы соцобеспечения, охраны труда, гарантий заработной платы, то в этом отношении СССР никогда не превосходил чем-то особенным развитые страны Западной Европы. В сочетании же с особенностями политического строя социальные гарантии в СССР выглядят выражением не демократического самоуправления народа, а патерналистской опеки со стороны государства. Опять же — такие гарантии не есть что-то особо свойственное государствам официального социализма (вспомним древний Рим с его продовольственными раздачами). Быть может, прав был покойный ныне Уго Чавес, когда утверждал (если это правда), что в СССР не было социализма?
Эта статья менее всего претендует на очередные дефиниции социализма. Она, во всяком случае, слишком коротка для решения этого во многом академического и схоластического вопроса. Она ставит лишь некоторые вопросы и намечает попытки ответа на них. Один из теоретических вопросов — о близости отдельных черт социального устройства СССР и западноевропейского «корпоративного государства» 20-30-х гг. прошлого века. И ответ, на взгляд автора, напрашивается сам собой: эти социальные модели были ближе друг к другу, чем любая из них к капитализму в демократическом государстве. В последнем трудящиеся (хотя бы формально) не лишены возможности бороться за улучшение собственного положения, за реализацию тех или иных черт социального государства. В СССР же и в «корпоративном государстве» трудящиеся были полностью лишены таких прав. Функцию «заботы» о благе трудящихся полностью монополизировало государство. Это ли более «передовой» строй по отношению к буржуазной демократии?
Не берусь, ещё раз повторю, определять, какими чертами должен обладать подлинный социализм будущего. Но реальный советский строй оказался, скорее, государственно-монополистическим капитализмом, сыгравшим историческую роль кокона, внутри которого вырос и окреп частно-олигархический капитализм, оказавшийся сто лет назад ещё слишком слабым в России. И когда «красные державники» восхищаются эпохой Сталина, то они восхищаются не социализмом, которого не было, а, по существу, внешней эффективностью сталинского государства в деле ускоренной капиталистической модернизации России. И недаром институты этого государства так хорошо вписались в буржуазно-консервативные понятия о продолжении традиций имперской дореволюционной России.
Недаром сталинский период вызывает восторги также и у современных реакционеров. Когда столь одиозный церковный деятель, как Всеволод Чаплин, отмечает положительные стороны советского общества, то ясно, что его больше всего привлекают внешние государственные успехи, в том числе в плане тотального контроля над подданными. Об этом он совершенно ясно высказался в другом случае: «То, что было до революции и отчасти после II Мировой войны, а теперь возвращается — это норма российского общественного устройства». Особенно характерно выражение надежды (не такой уж шаткой), что подобие тоталитарного строя ныне возвращается. Это радует как отпетых реакционеров, так и «красных державников», по недоразумению или лукавству именующих себя социалистами и коммунистами.
«Красные державники» эксплуатируют стихийную ностальгию по советскому прошлому, а не сознательные социалистические настроения. Это особенно явствует из того, что они откровенно блокируются с реакционерами. Одно известное движение наших дней яростно выступало против ювенальной юстиции, как будто это главная проблема современной России. О реализации ювенальной юстиции можно и нужно спорить. Её современную практику (где она введена) есть за что критиковать. Но сам её принцип означает лишь, что государство (то есть, по идее, народ через демократические институты!) вправе и обязано ограждать детей от насилия в семье. Что может служить альтернативой этому принципу? Только принцип частной собственности на детей!
Поэтому неудивительно, что в неприятии самой идеи общественного контроля над воспитанием детей ярый либертарианец и «атеист» Александр Никонов солидарен с завзятым церковным радикалом Димитрием Смирновым. В основе воззрений обоих — охрана права частной собственности родителей/опекунов на детей. Учитывая, что последние законы в этой сфере уже ввели по сути дела государственное крепостное право на детей-сирот, не удивительно будет, если эти же или подобные им деятели скоро начнут доказывать обоснованность права на рабовладение, исходя из того же абсолютного примата частной собственности. Ну, а солидарность вождистской «Сути времени» с выразителями идеологий крайнего индивидуализма и сословно-феодального корпоративизма как нельзя более симптоматична.
Что же касается других «коммунистов», то постоянное заискивание руководства КПРФ перед церковной иерархией давно уже никого не удивляет. Удивительно другое: то, что многие продолжают искренне считать эту партию социалистической. Это как раз показатель того, что между социалистическими принципами и советским прошлым в умах людей присутствует изрядная путаница. То-то бы порадовался сейчас Сергей Зубатов, воскресни он вдруг! Его мечта о «полицейском социализме» — верноподданной православно-самодержавной партии, атрибутирующей себя как левая — осуществилась.
Впрочем, внешнее почитание Ленина большинством формальных коммунистов давно уже носит черты квази-религиозного поклонения, этакого карго-культа. Когда дух учения полностью и безжалостно выхолощен, остаётся только почитать «святые мощи».
Так или иначе, борьба за социальное освобождение в наше время не может иметь общего со стремлением реставрировать подобие государственной и общественной модели СССР. А эксплуатация такой утопической ностальгии объективно служит только укреплению авторитарного господства нынешней олигархии.
