Центр Бангкока сейчас прекрасен. Он оккупирован антиправительственными демонстрантами. Никакой полиции, полная самоорганизация протестующих. У них своя охрана, своя кухня, свои дворники. Протестующие совершенно автономны от действующего правительства. Протестующие — так называемые «желторубашечники», их цвет желтый — устраивают круглосуточные демонстрации.
Эпицентр протеста у памятника Демократии — в каких-нибудь ста метрах от главной туристической улицы «Тханон Кхаосан». Сам памятник Демократии — это четыре каменных когтя, расположенных симметрично друг друга, в их центре — каменная ступа, на которую водружены две чаши, одна на другую. Весь памятник нежно-лимонного оттенка.
Когда я первый раз приехал в протестующий Бангкок, в первых числах ноября, круглосуточные митинги только-только начались. Собравшиеся сидели и стояли между каменными «когтями», на некотором удалении от них стояла высокая сцена, с которой выступали ораторы. Несколько тысяч человек свистели в свистки и хлопали в пластмассовые ладоши после очередной референции очередного оратора.
На головах собравшихся — повязки желтого цвета или в цветах тайского флага. Один восхищенный юноша возле меня радостно кричал мне на ухо по-английски: «Здесь собралось не меньше десяти тысяч». Честно говоря, на мой взгляд, людей было в два раза меньше. Но была атмосфера праздника, праздника мирного протеста. Все мирно, вокруг никаких «сил правопорядка», только на приличном отдалении кучковались меньше десятка сотрудников дорожной полиции. Никакого дикого, закованного в пластиковые латы ОМОНа, автозаков в переулках, вертолета, зависшего над протестующими — в общем, никакого подобия загнанных в клетки московских протестов. За порядком на митинге следили добровольцы-дружинники в черных куртках с надписью «security» на спинах. Была организована бесплатная кухня для всех желающих. С наступлением темноты огромные прожектора подсвечивали выступающих.
Вокруг протеста развернулась торговля едой, свистками, символикой Таиланда, «second-hand» одеждой, канцелярскими товарами. Едой торговали с металлических коробок на колесах, «лот-кенов», на которых ее и готовили. Остальными товарами торговали с разложенных прямо на асфальте или тротуарной плитке циновок. Это вносило в атмосферу праздничного протеста ярмарочный дух. Будто собралась ярмарка и начала свистеть, хлопать и кричать против правительства.
Те, кто утомился, отходили поесть, кому становилось скучно, отходили купить какую-нибудь мелочевку. Очередь людей со свистками и повязками на головах выстроилась в туалет «МакКафе», стоящего напротив памятника Демократии. Иностранцы оккупировали столики «МакКафе» и рассматривали мирное и радостное бурление тайцев поверх чизбургеров и стаканов с прохладительными напитками. Я не заметил ни одного вездесущего профессионального фотографа с европейским лицом. Активно работали журналисты-тайцы — особенно с телеканала «Blue Sky». Попозже телеканал сделал ежедневные прямые включения вечерних митингов. Я видел, как за этими прямыми включениями следят даже монахи в буддистских монастырях-ватах.
Протестующие, утомившись, спали на циновках, редко в палатках, некоторые прямо на асфальте, подложив под себя газеты или просто оторванные куски от картонных коробок. Спали люди самых разных социальных прослоек — и те, кто одет в деловые костюмы, и молодежь в футболках и джинсах, и обитатели бедных районов в поношенной и выцветшей одежде. Здесь были и жители дальних пригородов Бангкока, и приехавшие из других областей страны.
Я провел среди протестующих меньше суток и поехал дальше по своим делам. Протест показался мне очень мягким, «тропическим», не способным на что-то мощное, на революцию или даже на ее попытку.
Я снова оказался посреди протестующего Бангкока 18 ноября. Зона протестной оккупации значительно разрослась — от памятника Демократии вдоль улицы Ratchadamnoen Nok до моста к острову, где расположены здания правительства и парламента (Бангкок изрезан узкими каналами). Никакого автомобильного движения, проезжая часть занята инфраструктурой оппозиции. Были установлены уже несколько сцен для выступления ораторов. Главная сцена притиснута к памятнику Демократии. Сам памятник в металлических ограждениях — их установили по инициативе оппозиционеров. Над пространством, где стояли или сидели протестующие, установлены водонепроницаемые шатры на металлических каркасах — своеобразный зачищенный «сакральный центр» Демократии. И еще две «малые» сцены, где выступали другие, «не топовые» ораторы и музыканты.
Выступления начинались в полдень и заканчивались поздней ночью. Вдоль улицы Ratchadamnoen Nok поставлены уже сотни палаток и антимоскитных сеток. Настелено также немало простых клеенок, на которых, отдыхая от очередного митингового дня, тоже спали люди. Между спальными местами тянулись удлинители с розетками — от них питались вентиляторы, обдувавшие некоторые спальные места, подзаряжались гаджеты и телефоны. С раннего утра начинало функционировать несколько бесплатных кухонь, где мог поесть любой желающий.
Мне довелось поспать возле ворот в министерство транспорта. Мой сосед, приехавший из Чумпхона пять дней назад, сообщил последние новости протестной жизни. В протестном лагере ходили слухи, что из-за недоверия к собственной армии и полиции правительство занимается наймом военных и полиции из Камбоджи — те должны будут отражать возможные попытки штурма правительства и парламента.
Мост от оккупированной протестующими улицы в это время уже был перекрыт протестующими. Бетонные блоки, несколько рядов колючей проволоки, снова бетонные блоки. На «правительственной» же стороне моста стояли дополнительные трехметровые ограждения из сетки рабицы, а за ней, прижав к ней щиты, стояло оцепление из полицейского спецназа, все в защитной амуниции — шлемы, бронежилеты, наколенники и т.д. «Правительственный» остров оказался в настоящей осаде.
Это в России протестующих тысячами загоняют в клетки, а в Бангкоке протестующие загнали в клетку правительство и полицию. На колючей проволоке, перекрывающей мост, висели брошенные на нее протестующими «желторубашечниками» камбоджийские флаги. Один престарелый таец, посмеиваясь, покрикивал в сторону полиции: «Камбоджийцы». Однако никто не кидал в полицию камней или, тем более, коктейлей «Молотова». Просто гневные выкрики и ничего не более. Люди фотографировались на память на фоне осажденного острова и шли к сцене поддерживать ораторов и играющих музыкантов: свистеть в свисток или хлопать пластмассовыми ладошами.
Доминирующей, главной организационной силой протеста является «Демократическая партия» — либерального толка, демократы в западном стиле. Ее лидер, бывший премьер-министр страны Сутхеп Тхыаксубан — главная звезда вечерних митингов у памятника Демократии. «Демократическая партия» организовала бесплатные автобусы в Бангкок из провинций, преимущественно южных, где находится главное средоточие ее сторонников.
Но помимо «Демократической партии» в протесте принимают участие масса политических организаций. Однако никто не лезет со своей особой символикой, особыми флагами — флаги используются только государственные. Символика — повязки и футболки желтые или в цветах тайского национального флага.
С раннего утра и до поздней ночи вокруг протестного лагеря снова разворачивалась торговля — самые разнообразные товары, от свистков до ювелирных изделий. Обязательная торговля тут же приготовляемой едой. Продолжение всё той же протестной ярмарки, начатой двумя неделями ранее, радостный праздник гнева.
По-прежнему ни одного сотрудника полиции в форме среди протестующих. За порядком следят все те же волонтеры-дружинники в черных куртках.
Среди постоянных обитателей лагеря уже тысячи людей. На вечерние митинги собирались десятки тысяч. Если помните начало моего рассказа, то в первые дни их число было значительно меньше.
В нескольких местах установлены мобильные туалеты, которые с некоторой периодичностью заменяются.
Среди оппозиционеров бродит множество туристов-иностранцев, фотографируется с ними, выслушивает их истории о причинах протеста. Среди протестующих — никакой агрессии. Они довольно спокойно рассказывают, почему они здесь, почему их не устраивает «закон об амнистии», ставший первопричиной антиправительственных выступлений. Этот закон дает право на амнистию бывшего премьер-министра Таксина Чиновата, свергнутого военной хунтой. Таксин живет сейчас за границей, а нынешним премьер-министром является его сестра. Всё происходит чрезвычайно мирно, тайцы по традиции улыбаются друг другу и иностранцам.
Нет атмосферы грядущего Апокалипсиса, мрачной тяжелой революции. В стране остается доминанта — король. Он молчит, он стар. Но при любом последующем политическом раскладе и правительство, и протестующие заявляют о своей полной лояльности королю. В «желтом» лагере развешены портреты короля. На осажденном острове тоже висят огромные портреты короля.
Происходящее сейчас в Бангкоке очень похоже на то, о чем мечтали (или, по меньшей мере, говорили) «навальнисты» — мирная, с воздушными шариками, ползучая революция, торжество демократии в условиях нерушимости капиталистического уклада. Город медленно переходит под контроль оппозиции. 25 ноября они оккупировали министерство финансов и министерство иностранных дел, без жертв, без раненых — все сугубо мирно. Сутхеп Тхыаксубан объявил, что отныне министерство финансов — второй эпицентр оппозиции наравне с памятником Демократии. Армия объявила о своем нейтралитете. Полиция сконцентрирована на осажденном острове. Больше в центре города полиции не заметно, за исключением регулировщиков автомобильного движения, а также специальной туристической полиции на улицах, где расположены рестораны, бары и гостиницы для иностранных туристов.
Протестующие не посягают на коренной перелом в системе Таиланда. Их не устраивают только действующее правительство и проживающий заграницей Таксин Чиноват. Именно их они считают главными причинами чудовищной коррупции, продолжающегося межэтнического конфликта на Крайнем Юге страны и сложностей в экономике. Нет требований установить в Таиланде теократию там, диктатуру или социализм, никаких требований изменения конституционного устройства страны. Простая попытка сменить ключевых игроков на политическом поле, чтобы разрешить текущие проблемы.
Тем не менее, я зачарованно наблюдаю протестную мобилизацию тайского общества, на которую не способно, к сожалению, общество российское.