Статья иркутского рабочего «Чокнутый интернационализм» породила совершенно противоположные отклики на страницах и в комментариях Рабкора. В ряде случаев эмоции заслонили здравый смысл. Некоторые оппоненты (впрочем, и отдельные сторонники) Сергея Копылова подменили трезвый анализ действительно существующей проблемы своими эмоциями. Настолько, что многие не смогли даже разделить взгляды автора и позицию редакции, не видя разницы между дискуссионным материалом и передовицей.
Особенно прискорбно наблюдать в среде левых (или, впрочем, только позиционирующих себя таковыми?) явление, типичное для ультраправых кругов. А именно: поиск затаившегося врага и навешивание ярлыков. Известно, что правые национал-патриоты способны энергично делать только две вещи: нагружаться алкоголем и искать врагов — врагов белой расы, православия, русской нации, России, главы государства (ненужное зачеркнуть), — из-за коих (врагов, то есть) якобы никак не наступит светлое будущее.
Эти типичные черты ультраправых выражают сущность их мироощущения, основанного на вере в один или несколько из указанных фетишей. Их ментальность иррациональна. Формально левые, бросающиеся, вместо размышления, клеить ярлыки «провокатора» и т.п. на не понравившегося им товарища, уподобляются таким ультраправым. Видимо, их левизна, их социалистические убеждения тоже покоятся на вере, мотивированы иррационально, и не имеют для них логического обоснования.
Между тем, рационализм, более того — научность, — составляет основу левого мировоззрения. Это его отличительная черта и преимущество перед правым. Поэтому я и призываю рассмотреть проблему научно, без эмоций и пристрастий.
Я не собираюсь предлагать готовых решений проблемы отношения к мигрантам в левой среде. При моём хорошо известном националистическом прошлом, если я стану призывать к пресечению трудовой миграции в России, это легко будет расценено как не изжитая буржуазная иллюзия в моём сознании. Или хуже того — как попытка идеологической диверсии в среде социалистов. С другой стороны, если я встану на рьяно интернационалистскую точку зрения, это будет похоже на то, что я активно стремлюсь реабилитироваться за прежнее. А раз так, то, опять же подозрительно: не пытается ли автор показной преданностью замаскировать какие-то скрытые намерения?..
Поэтому — только факты и их научный и логический анализ. Политические выводы делайте сами.
Самый очевидный факт заключается, на мой взгляд, в том, что поощрение трудовой миграции в Россию — важная часть политики правящего класса. И он никогда добровольно от неё не откажется. Поэтому в рассуждениях Сергея Копылова содержится серьёзное логическое противоречие. Если давление рабочего движения на буржуазное правительство окажется настолько сильным, что вынудит последнее пойти — не на словах, не в порядке пропагандистской показухи, как нынче, а в действительности — на серьёзное ограничение ввоза гастарбайтеров, вплоть до его полного запрета, то это будет свидетельствовать о крупном поражении правящего класса, вынужденного поступить вопреки своим экономическим интересам. Такое изменение может явиться только следствием высокой организованности и активности рабочего движения.
Короче говоря, это будет действие, по масштабу сравнимое с революцией. А раз так, то есть ли смысл затевать её только ради такого ничтожного результата, как прекращение трудовой миграции в Россию? Пусть и с таким экономическим эффектом, как, скажем, повышение средних зарплат российским трудящимся в 2-3 раза (впрочем, сомнительно, что настолько)? Не лучше ли изначально организовывать подобное движение с более продвинутыми целями? Не говоря уже о том, что сам лозунг прекращения импорта рабсилы, выдвинутый отдельно от прочих требований, вряд ли будет обладать достаточной воодушевляющей силой для того, чтобы поднять и развернуть действительно массовое рабочее движение.
Иными словами: нам предлагается достигнуть цели — кардинального улучшения положения российского рабочего класса — малопригодным для этого средством. Это всё равно, что пытаться перепилить лобзиком толстое бревно.
Представляется очевидным, что запрет трудовой миграции не может являться главной, тем более единственной, целью российского рабочего движения. Однако это не снимает вопроса об отношении рабочего движения к этому явлению и возможности его отражения в программе, пусть как одной из второстепенных задач.
В целях понимания и оценки явления необходимо чётко отделить в нём иммиграцию от временной трудовой миграции. Иммигрант приезжает в страну всерьёз и надолго. Он желает остаться в ней навсегда и оставить в ней своих потомков. Трудовой мигрант — срочный рабочий. Он пытается заработать деньги и вернуться на свою родину. Трудовая миграция в социально-экономическом плане есть способ обкрадывания страны-реципиента, особенно её рабочего класса, в пользу страны-донора миграции.
Большинство работающих в России мигрантов относятся именно к категории срочных рабочих, а не иммигрантов. Они вывозят за границу России те денежные средства, которые в ином случае шли бы на оплату труда российских рабочих.
Во внешнеполитическом плане организованный ввоз гастарбайтеров из Средней Азии в Россию есть форма классовой солидарности эксплуататорских режимов. Таким путём российский правящий класс подкармливает бурлящий демографический котёл своего «южного подбрюшья», спасая тамошнюю модернизованную феодально-байскую верхушку от опасности социального взрыва. Одновременно раскалывается единство российского рабочего класса, ибо, как справедливо было замечено иркутским рабочим, интересы срочного трудового мигранта лежат совершенно в иной плоскости, мотивируются существенно иначе, чем интересы коренного российского рабочего. И в иной, чем интересы иммигранта, добавлю от себя.
В то же время интересы коренного российского рабочего и интересы иммигранта могут сойтись в отношении к временной трудовой миграции. Иммигрант тоже, как и временный мигрант, составляет конкуренцию коренному рабочему. Но трудящийся иммигрант стремится укорениться в стране пребывания. И для него, как и для коренного, представляют угрозу толпы срочных мигрантов, прибывающих в страну, ибо они посягают на его ещё не закрепившееся трудовое положение. На этой почве сближаются интересы рабочих из коренных и из иммигрантов. И было бы совершенно нерационально не использовать в пропаганде и организации рабочего движения эту близость интересов.
Кроме того, в России в большинстве случаев наблюдается разделение отраслей труда между коренными и иммигрантами. Вряд ли большинство русских в наше время стали бы охотно работать дворниками в Москве, как узбеки, или служить торговыми приказчиками дагестанцев на московских рынках, как таджики. Здесь между коренными и иммигрантами почти нет конкуренции за места. Но вновь прибывающие временные мигранты угрожают занять место иммигрантов (состоявшихся или потенциальных). Иммигранты, обладающие земляческой спайкой, вытесняют вновь прибывших в другие сферы деятельности, где те, тоже обладая такой же спайкой, начинают теснить коренных, как, опять же, совершенно точно подмечено рабочим из Ангарска. И снова наблюдается общее, обусловленное сугубо пролетарскими интересами, неприятие срочных мигрантов как коренными россиянами, так и иммигрантами.
Буржуазная тактика «разделять и властвовать» проявляется здесь в противопоставлении всех рабочих некоренных национальностей коренным. То есть в разжигании национального шовинизма. Это давний и испытанный приём. В данном случае было бы разумно попытаться противопоставить ему аналогичную пролетарскую тактику и расколоть блок «некоренных». Целесообразным кажется выдвигать те требования, по которым разные отряды российского рабочего класса могли бы преодолеть национальное отчуждение.
Одним из таких требований органично явилось бы требование запрета временной трудовой миграции в Россию. Это как раз то, что могут поддержать иммигранты, уже имеющие российское гражданство и живущие в России семьями. Напротив, доктринёрское смешение всех некоренных рабочих в один отряд «интернациональных пролетариев» окажется способным оттолкнуть, прежде всего, укоренившихся иммигрантов от такого «интернационализма».
Яркий пример подобного доктринёрства представляет собой Франция. Там возникло парадоксальное явление: многие рабочие африканского происхождения голосуют за… Ле Пэна! Почему? Иммигрант, уже имеющий французское гражданство, продолжает опасаться за своё рабочее место. Конкуренцию ему в этом плане составляют вновь прибывающие мигранты. Левые говорят: мы — за предоставление мигрантам равных с французами прав! Социалистам из мелкобуржуазных кругов мигранты, действительно, не составят конкуренции за рабочие места. Поэтому в отношении мигрантов можно показать готовность на благородную интернационалистскую жертву: пусть они получат те же права, что и мы, коренные французы.
Совсем иное дело — рабочий-иммигрант. Для него прибытие армии мигрантов — жизненная угроза. Завтра он может оказаться на улице. Чтобы избежать этого, он и голосует за правых, выступающих против миграции. В России такие иммигранты, за отсутствием националистов на выборах, голосуют за «Единую Россию». Впрочем, сейчас, судя по мэрской избирательной кампании в Москве, все политические партии эксплуатируют тему борьбы с мигрантами. И это, очевидно, не игра на «шовинистических предрассудках», а проявление гораздо более фундаментальной тенденции. Однако, это уже другая тема.
Пока левыми не будет сформулировано чёткое отношение к этой проблеме исходя не из абстрактной интернационалистской доктрины, равнозначной вере ультраправых в свои фетиши, а из конкретных интересов рабочих — как коренных, так и натурализованных иммигрантов — им будет трудно рассчитывать на понимание и поддержку именно в рабочей среде.
Приходится отметить точность такого наблюдения Сергея Копылова: огульное смешивание, под флагом доктринёрски понятого интернационализма, всех рабочих некоренных национальностей в один отряд рабочего класса совершают в своей агитации, как правило, левые отнюдь не пролетарского происхождения и положения. Их-то статусу, в отличие от рабочих (включая иммигрантов), наплыв гастарбайтеров не угрожает никак.
Совершенно очевидно для рационально мыслящего человека также и то, что поиск и отстаивание интересов, общих для всех рабочих, имеющих российское гражданство, независимо от их национальности, никаким боком не граничит с национализмом, шовинизмом, расизмом, фашизмом и прочими смертными для социалиста грехами.
В конце — приведу как историк ещё один пример. Проблема отношения к иммиграции была очень острой в США во второй половине XIX и в начале ХХ вв. Вообще-то, США всегда создавались иммиграцией. Но в каждый исторический период в стране возникала мощная и вполне закономерная социальная тенденция к замыканию, и выдвигались требования запретить или резко ограничить дальнейшую иммиграцию.
Различное отношение к проблеме серьёзно раскалывало американское рабочее движение. При этом в США, как и в нынешней России, имели место два отряда иностранных рабочих — натурализовавшиеся иммигранты и наезжие гастарбайтеры.
«Миллионы иммигрантов — выкинутые из Европы и привлеченные Америкой — приезжали в Соединенные Штаты, — пишет в книге «США: История страны» Дэниэл Макинерни — Многие (хотя далеко не все) намеревались осесть здесь навсегда. К примеру, европейские евреи не собирались возвращаться на родину, где враждебная государственная политика ставила под угрозу жизнь не только отдельных индивидуумов, но и всей еврейской общины. В отличие от них, итальянцы не знали, что такое организованный террор, они бежали в основном от экономических трудностей. Потому и вели себя, как перелетные (вернее, залетные) птицы: усердно трудились, копили деньги и годами курсировали между Европой и Америкой, прежде чем осесть где-то окончательно».
В рабочем движении США столкнулись две тенденции. Одна проявилась в тред-юнионистской организации квалифицированных рабочих (Американская федерация труда — АФТ). Они выступали против объединения с ненатурализовавшимися приезжими, обвиняя их в том, что они отбивают заработок у рабочих-граждан США. Другая выразилась сначала в Ордене рыцарей труда (ОРТ), затем в Индустриальных рабочих мира (ИРМ) и ряде подобных организаций. Они широко привлекали в свои ряды иностранных рабочих.
Можно, с одной стороны, указать на революционный характер ОРТ и ИРМ как на их преимущество по сравнению с реформистским АФТ. С другой, можно взвесить роль тех и других организаций в реальном расширении прав и улучшении положения американского рабочего класса в конце XIX — начале ХХ вв. Думаю (правда, не настаиваю), что это сравнение будет всё-таки в пользу АФТ, несмотря на её соглашательский «гомперсизм».
Но я не предлагаю никаких готовых выводов из этих сопоставлений. Я изложил факты и тенденции. А политические выводы, во избежание обвинений в пристрастии, хотелось бы оставить за пределами этого чисто фактологического анализа. Пусть каждый делает их сам, в зависимости от своих приоритетов.
