Социология беды
Пока телевизор и официальная социология доказывают нам, что народ России сплотился вокруг власти ради поддержки «спецоперации на Украине», оппозиционные аналитики объясняют, насколько спорными являются данные опросов, на которые ссылается пропаганда. И в самом деле, за последнее время число людей, отказывающихся отвечать на вопросы социологов, стремительно выросло. Да и раньше проведение опросов сталкивалось с этой проблемой. Подавляющее большинство людей просто отказывалось говорить. Доля отказников доходила до 80-90%, а в последнее время ещё увеличилась. Таким образом социология сделалась совершенно недостоверной.
Но чем объясняются отказы? Страхом сказать правду? Возможно. Но я глубоко убежден, что главная причина не в этом. В то время как исследователи хотят выяснить состояние общественного мнения, основная проблема состоит в том, что его просто нет. И хуже того, в отсутствии у людей каких-либо мнений вообще.
Опрос предполагает существование информированного гражданина, который обладает сведениями о важнейших политических событиях, способен и, главное, хочет сформировать свою оценку происходящего. К сожалению, в современной России всё обстоит совершенно иначе.
Подавляющее большинство людей отказывается отвечать социологам просто потому, что не имеет никакого мнения о российско-украинском конфликте, да и вообще по любому сколько-нибудь значимому общественно-политическому вопросу. В России сложилось аполитичное и атомизированное общество, реагирующее лишь на события, непосредственно затрагивающее личную, семейную или профессиональную жизнь индивидов.
Между тем социальный состав войск, сражающихся на Украине, вполне осознанно подобран таким образом, что между участниками событий и остальным обществом практически отсутствует коммуникация. Большинство солдат и даже значительная часть младших офицеров набираются не просто из депрессивных регионов страны (о чем уже неоднократно писали), но и из маленьких городков и деревень, никак между собой не связанных и совершенно изолированных от промышленных, административных и культурных центров. К тому же это армия, набираемая в значительной мере по контракту.
После войны во Вьетнаме, вызвавшей мощное сопротивление гражданского общества, правящие круги Соединенных Штатов отказались от призывной армии, заменив её контрактной. Призывная армия так или иначе оказывается социологическим срезом общества. И то, что с ней происходит, не может оставить безучастным людей, связанных с солдатами множеством уз. Напротив, контрактная армия, изолированная от собственного населения, становится куда более удобным инструментом для любой политики, особенно если предстоит воевать на чужой территории за сомнительные цели. Именно поэтому ни две войны с Ираком, ни затяжная и неудачная экспедиция в Афганистан не вызвали в США внутриполитического кризиса сравнимого с вьетнамским.
Несмотря на декларируемую в российской элите нелюбовь к «англосаксам», соответствующий опыт был нашими правителями успешно усвоен (особенно после уроков Афганистана, сыгравшего роль советского Вьетнама, и травмы Первой Чеченской войны). И хотя у нас не принято доверять словам власть имущих, думаю, что официальные лица были совершенно искренни, когда говорили о недопустимости использования призывников в военных действиях. Российская армия оказывается изолирована от общества сразу на нескольких уровнях. Социальные связи и без того слабы, а в данном случае они и вовсе отсутствуют.
В таком обществе, как наше, усилия государственной пропаганды и оппозиционного политического просвещения в равной степени оказываются тщетными. Разумеется есть идеологизированные общественные группы, будь то имперские патриоты, либералы-западники или левые. Но они в большинстве своем уже сделали выбор. Причем выбор, направленный против политики Кремля на Украине (одни выступают против неё из-за того, что не согласны, другие, даже будучи согласными, обвиняют власть в предательстве, неэффективности и нерешительности).
Совсем иное дело — обыватель. Люди просто переключают телевизор, когда начинаются политические ток-шоу и другие аналогичные программы, а в Интернете ищут кулинарные рецепты, адреса ресторанов, хорошее кино или эротику. А старики и старушки, готовые целыми днями слушать политических пропагандистов, потом не могут внятно пересказать содержание просмотренных программ, кроме общих слов про том, что на Украине происходит нечто плохое, от чего российское начальство пытается нас защитить.
Сообщение о том, что наши военные участвуют в боевых действиях, кого-то убивают и сами погибают, попросту не застревает в мозгах, не мешая огромной массе наших сограждан жить в точности как и раньше, задумываясь только о текущих семейных или профессиональных заботах.
Долго ли будет длиться подобная ситуация? Скорее всего не очень. Ведь у реальности есть одна неприятная черта: она напоминает о себе и заставляет с собой считаться, даже если мы категорически не хотим иметь с ней никаких дел. Масштабные события потому и меняют историю, что втягивают в свой оборот огромные, часто многомиллионные, массы. По большей части — против их воли. Отсидеться и спрятаться от Истории никому не удастся. И когда новый раунд разрастающегося естественным образом конфликта втянет в свой оборот подавляющее большинство наших сограждан, мы узнаем, что они на самом деле думают о политике.
Но для этого они сперва должны начать думать о политике.
