Постперестройка закончилась
Оппозиция не владеет политическим мышлением. Да и откуда ему взяться, если нет борьбы за власть. В Перестройку оппозиции досталась власть случайно, как издержка борьбы между союзной и федеративной властью. Совет народных депутатов был сборищем политических романтиков и дилетантов. С населением работать не умели, власти не добивались и как её отстоять не знали. И как власть сама упала им в руки, так сама же из рук выпала. Оппозиция до сих пор оправдывает своё поражение гражданской несознательностью. Так и не извлекла уроки из Перестройки.
В Перестройку достаточно было быть заметным, чтобы выбрали. Под заметные фигуры создавали партию. Жириновский — ЛДПР, Явлинский — «Яблоко», Зюганов — КПРФ, позже Путин — «Единая Россия», Навальный — «Партия прогресса»/«Россия будущего».
Таким «партиям одного человека» нужны кратковременные, но громкие медиа-протесты, чтобы оставаться заметным. Против войны в Чечне, против разгона НТВ, против монетизации, против фальсификации, против пенсионной «реформы», против коррупции. Все оппозиционные протесты громкие, но без цели политического изменения. В «партии одного человека» ждут, что власть как при Перестройке сама упадёт в руки. Главное, быть заметным в очереди на власть. Но власть не караул, сменяется не по расписанию, а в процессе борьбы.
Но если в 90-е у «партий одного человека» было большинство, то при росте цен на нефть они оказались в меньшинстве. Одного протестного электората уже не хватало, чтобы оставаться во власти. Надо было соглашаться хоть на какие-то условия с Путиным, пока есть шанс поторговаться. Но всё обернулось обратным. Попытки лоббировать через путинское правительство оппозиционные программы, закончились тем, что часть протестного электората ушла к Путину.
СПС торговалось о поддержке крупного бизнеса, «Яблоко» — о развитии малого и среднего бизнеса, «Справедливая Россия» — адресная социальная помощь, ЛДПР — великорусский шовинизм, КПРФ — огосударствление бизнеса, что очень выгодно олигархам, когда основные риски на себя берёт государство. И даже идеи либеральной оппозиции о невмешательстве государства в гражданское общество выразились в приватизации государственных социальных услуг. Путинская программа — эклектика оппозиционных требований. А если Путин может выполнить программу оппозиции, тогда зачем стране оппозиция? Договорившись с Путиным, она перестала быть оппозицией.
Политически если в меньшинстве, ещё не значит что можно этим меньшинством пренебрегать. Политическое меньшинство как больной зуб. Врач же не говорит, что если остальные зубы здоровы, то больной можно не лечить. И вырвать нельзя, потому что рано или поздно не останется ни одного зуба. Нужно лечить. И чем сильней болит, тем быстрей вылечат. Меньшинство если постоянно устраивает референдумы местного и регионального уровня, то ради успокоения меньшинства действующей власти придётся договариваться. То есть придётся договариваться уже правящей группе с меньшинством, что повышает политический авторитет меньшинства.
Но «партии одного человека» не могут быть радикальными. Обвинение босса партии в радикализме ликвидирует всю партию. То есть авторитарные партии не адаптируются под политические изменения. Что не скажешь о левом радикализме, о демократических структурах.
Проблемы национализма никого не волновали. По телеканалам каждый день показывали убийства совершаемые только мигрантами. В обществе доминировала ксенофобия. Но именно радикализм антифашистов привлёк внимание к национализму, что стало неотъемлемой политической повесткой. Пусть антифашистское движение политически проиграло, но повестку навязало.
Или проблема ментовского беспредела. Правительство проблему игнорировало. Но деятельность «Приморских партизан» и поджоги милицейских участков анархистами сделали повестку ментовского беспредела актуальной. Уже само правительство обращалась к правозащитникам.
А вот радикализм в экологическом движение не прижился. Борьба вокруг Химкинского леса 2007-2012 гг проиграла. Для радикализма было слишком много участников, а для умеренной избирательной компании слишком мало.
Левые социалисты как меньшинство придерживались радикальной позиции «Против всех». Такая позиция направлена против оппозиции, а не правительства. Чтобы получить голоса левых социалистов, оппозиции нужно было договариваться с левым меньшинством. Но оппозиция договорилась с Путиным об отмене «Против всех». Люди часто голосовали на муниципальных выборах «Против всех», а не за кандидатов оппозиции. Единственное что не устраивало действующую власть, при победе «Против всех» заново проводить выборы.
«Против всех» сменился бойкотом выборов. Бойкот выражает недовольство не Путиным, а оппозицией. Оппозиция при бойкоте теряет голоса.
Но ситуация меняется. Как раз протестный электорат оказывается в большинстве. Поэтому стратегия левых социалистов бойкотировать выборы им же вредит. Теперь есть шансы побеждать без оппозиции. Но за годы нахождения в меньшинстве левые социалисты превратились в маргиналов, для них маргинальный образ жизни стал формой антикапиталистической борьбы.
Абсурдным был призыв левых либералов бойкотировать голосование по поправкам. Конституцию незаконно переписали, потому что за нарушение ничего не будет. И левые либералы призывали протестовать на улицах и требовать. Вот только у кого требовать соблюдение законности? У преступной власти? То есть у избирательных урн протестовать нельзя, а вот на улице требовать у Путина соблюдения прав и свобод человека можно! Бойкот был бы осмысленным, если призывали к вооружённому восстанию. Но нет. Оказывается преступную власть накажет история.
Позиция, сидеть и ждать, являлась причиной авторитарной эволюции большевизма. Все умеренные социалисты думали, что большевики власть не удержат. Поэтому сидели и ждали, когда власть упадёт. А власть сама не падает. Если бы против большевиков развернули политическое сопротивление, то самим большевикам пришлось бы формировать коалиционное правительство с другими социалистическими партиями. Но зачем большевикам договариваться, когда никто не угрожает? Им проще было подавить оппонентов, которые сидят и ждут.
Путин будет править пожизненно, если оппозиция и дальше предпочтёт сидеть и ждать, когда власть падёт сама. Исторически сама упадёт, когда Путин умрёт в глубокой старости. Сами конституционные изменения ещё ничего не гарантируют. Путин если раньше контролировал местную элиту деньгами, то теперь хочет действовать через региональных прокуроров. Местная элита должна служить интересам Путина за собственный счёт. Но зачем местной элите покупать легитимность у Путина, если её проще получить на демократических выборах? Путин может снять неугодного губернатора с помощью регионального прокурора. Но это не гарантирует избрание нужного ему кандидата. Всё зависит от активности граждан на региональных и местных выборах, а не от конституционных поправок.
Граждане же готовы голосовать, а не протестовать. Граждане устали требовать у Путина, хотят уже политических изменений. Поэтому люди не ходят на протесты «партии одного человека», которые используют протестующих как способ торговаться с Путиным.
Политика «партий одного человека» стала не столько протестной, сколько маргинальной. КПРФ — вернуться в СССР, у ЛДПР — империалистическое господство России. Для них политика стала бизнесом. Продают право на получение депутатского мандата. Бизнесменам часто нужен не столько депутатский мандат, сколько стать в обществе заметным. Тем самым расширяют возможности своего бизнеса. Сама победа не имеет значения, поэтому кандидаты КПРФ и ЛДПР не побеждают. Но партиям нужно быть заметными, чтобы оставаться парламентским меньшинством. Поэтому их политика маргинальна.
Реальная же политическая борьба отсутствует из-за малого количества политиков. В Приморском крае, чтобы занять на всех уровнях Думу и Администрацию с помощниками и заместителями, по скромным оценка требуется 3000 человек, с организацией партийной работы на местах. И это только действующие кадры.
Поэтому протесты должны превращаться в предвыборные кампании, где активные протестующие становятся политическими кадрами. Не в партии становятся политиками, а политики становятся партией. Боссам «партии одного человека» всегда нужно контролировать окружение, поэтому авторитарная партия не станет массовой, не объединит достаточное количество политиков. «Партии одного человека» необходимо сменить «партией одной программы», массово объединяющая политиков.
