Итак, заместитель главного редактора «Медузы» Александр Поливанов утверждает, что повышение НДС (и налогов вообще) — это на самом деле полезно. — он утверждает, что подобные меры снижают доходы от нефти. А значит более делают власть подотчетной.
То есть аргумент идет следующим образом — повышение зависимости власти от налогов с населения создает подотчетность правительства, и, вероятно демократию. В этой логике есть нечто здравое. Мы помним, что Американская революция началась с лозунга — «No taxation without representation», помним фискальные проблемы и причины Французской революции. Более того, есть исследования, которые подтверждают тезис о связи между представительством, антикоррупционными мерами и налогами. Например, Ротштейн и Персон утверждают, что налоги в Швеции сделали правительство более подотчетным.
И тут мы наталкиваемся на большое НО. Налогообложение дает разные эффект в зависимости от того, кто и как их собирает. Если их собирают насильно, то оно скорее укрепят авторитаризм, чем сделет правительство подотчетным. Вспомните полюдье на Руси – прямые налоги без подотчетности. Или прусское налогообложение в XVIII веке, когда налоги собирали юнкера со своих крестьян, что лишь усиливало их классовое господство в деревне. Также если эти налоги неправильно тратятся, то увеличение их сбора не сделает траты более правильными автоматически. Веревочка так и будет виться.
Можно возразить, что плохие налоги и их сбор стал источником недовольства для людей и триггером революции. Здесь, да и нет. Большая часть истории человечества протекала с относительно низкими налогами. Резкий рост собираемости налогов начался в семнадцатом веке и стал особенно ярок в двадцатом. Тому было множество причин — где одна из главных это войны, когда долгие страдания и усилия населения, а также необходимость государственной биополитики по воспроизводству этого населения для войн сплелись в один интерес создания эффективной налоговой системы. Еще одна причина — общее движение эмансипации и выбивание прав для отдельных социальных групп. Ключевое, что нас здесь интересует, это то, почему люди соглашались платить налоги. Конечно, первый механизм согласия – это принуждение. Сложно не отдать налоги, если у тебя перед лицом дуло пистолета. Но другой, более приятный механизм — это пряник в лице льгот, социальной поддержки и ограничения потребления богатых.
Теперь обратимся к форме налога, который в ближайшее время повысят — НДС. Этот тип налога появился в 60-ые во Франции (которая до сих пор характеризуется превалирование косвенных налогов над прямыми) и затем распространился на весь мир. НДС заменил налог с оборота и налог с продаж. Также введение НДС было частью пакета реформ по либерализации торговли — императивом служило желание сохранить доходы в условиях падения тарифов. Также НДС виделся как инструмент улучшения налогового администрирования.
Действительно собираемость налогов улучшилась, да и российская налоговая служба демонстрирует уверенный рост показателей в мировых рейтингах налоговых. Но стало ли правительство более подотчетным? Стало ли правление эффективнее? Наверное, не очень. И дело тут в том, что простые цифры собираемости налогов не переходят в требования граждан. Между налогами и поведением стоят еще масса социально-политических отношений, опосредованных культурой. Например, Локхарт различия между налогообложением в Америке и Швеции связывает с тем, что в США мы наблюдаем индивидуалистическую политическую культуру – децентрализованность национальных политических институтов, которые препятствуют поддержке широких национальных целей, и которые скорее помогают защищать путевую звезду либерализма – свободу – liberty от человеческой природы. Все это затем накладывается на фрагментированную и конфликтную организацию взаимодействия институтов. А в Швеции политическая культура состоит из представителей эгалитаристов и иерархистов. Отсюда представительство интересов в Швеции всегда было более централизованным, чем в США. Это касается не только профсоюзов, но и бизнеса. И как минимум с 70-ых годов шведские политические институты создают условия для сотрудничества и компромисса среди разных политических партии. Обе части шведской политической культуры потворствуют государственным усилия по поддержке широких социальных целей, отсюда институты, которые облегчают скоординированный подход к разработке политических программ.
Но культура работает только тогда, когда есть реальные группы, которые ее проводят в жизнь. Например, Морган и Прасад, объясняют налоговый парадокс в США и Франции. В США – индивидуалистичной капиталистической стране шкала налогов прогрессивная, а во Франции, которая вроде как более социально ориентированная – налоги регрессивные. В США в конце 19 века общая депрессия и недовольство сверхбогатыми повернули публику к протесту против монополистического капитализма — так что прогрессивное налогообложение стало важным элементом платформы Демократической партии. Как ни странно, к демократам присоединилась республиканцы из основных аграрных штатов. Это движение farmer-laborer первых двух десятилетий XX века выигрывали битву за битвой в войне за перераспределительную политику прогрессивного налогообложения. То есть им понабилась пара десятилетий, чтобы поменять налоговую систему, с учетом того, что налоги уже были одной из центральных политических тем, а демократическая дискуссия в свободной прессе была возможна. Во Франции, в отличие от США к концу XIX века не было монополистического капитализма. В экономике доминировали мелкие лавочники. Но с другой стороны было очень большое и со времен Наполеона очень проникающее и вездесущее государство, которое подавляло местне самоуправление. Из-за этого большого государства при такой экономической структуре существовал страх перед государством, которое рассматривали как новую инквизицию. Что не позволило сложиться классовой коалиции за прогрессивное налогообложение, хотя было множество таких попыток.
На постсоветском пространстве с налогами сложилось немного иначе. У нас налоговая служба создавалась, чуть ли не с нуля в начале посткоммунистического существования. Реформа 2001 года была очень удачной. Но одна удачная реформа не изменила всей практики плохого государственного управления . Но в тоже время, существующая практика налогообложения и шире государственного контроля убивает стимулы производить и инвестировать. А нефтяные доходы убивают стимулы развивать более административно затратные для практики налогообложения корпоративные прибыли. То есть, люди, извлекающие ренту из высоких политических и административных должностей, блокируют изменение системы, в условиях, когда существующая практика показывает ее неэффективность. И эту неэффективность пытаются залить деньгами без кого-либо разумного обоснования, но и без организованного сопротивления. По уже известному всем читателям «Рабкора», афоризму Анны Очкиной, государство у нас воспринимается как помесь Левиафана и Деда Мороза. И мы как то сознательно ждем от государства благ и защиты. В условиях порочного правления, когда над властью (особенно высшей) практически нет контроля, когда оппозиция либо подавлена, либо дезорганизована, а внешние санкции нарастают (что, кстати, зачастую ударяет именно по противникам власти) налоги также будут расти, не меняя типа социальных отношений.
Увеличение НДС было бы хорошо в случае маневра с подоходными налогами или децентрализацией сбора и хранения бюджета, или с промышленной политикой, направленной на рост и потребление россиян, а так – это простое повышение, которое отразится на наших карманах, и которое проводится, чтобы закрыть дыры от порочного правления.
