© yarskgrad.ru
Я очень давно не хожу на митинги. Отчасти потому, что они порой не интересны даже их участникам, не говоря уже о людях со стороны. Кончаются подобные мероприятия тяжкими вздохами организаторов, что «народ не тот» – что вокруг одни «зомби», «рабы», «обыватели», «совки», «мелкобуржуазные фашисты» и проч. Но если уже во всем мире идут экономические и политические процессы, сотрясающие старый порядок, то резонно предположить, что эта волна рано или поздно докатится и до Москвы. Вопрос в том, в какой момент это произойдет, какие формы примет и как отразится в сознании людей.
Предполагаемая спусковая кнопка для изменений – «программа реновации» в Москве. Она вызвала ожесточение, и это факт, причем не только и не столько у граждан по отношению к власти (как бы ни хотелось этого политическим активистам), сколько у граждан по отношению друг к другу. Яростные споры о реновации на собраниях жителей в моем районе доходили до оскорблений и даже до рукоприкладства. С одной стороны, это, конечно, ужасно некультурно, с другой означает, что людей что-то задело, затронуло в происходящем, и по крайней мере они уже не демонстрируют полное безразличие к внешнему миру.
Что происходит? Имеет ли место некий сдвиг в сознании, который может найти политическое выражение? Я пришел на митинги 14-го и 27-го мая с единственной целью – понять, ЧТО хотят люди, есть ли какой-то запрос, который в потенциале можно выразить и превратить в политическую практику.
Поэтому я обращал внимание в первую очередь не на выступающих, а на реакцию аудитории – что именно их трогало, а что оставляло равнодушными, обескураживало или вызывало неприятие.
Как менялась по ходу митинга степень эмоциональной вовлеченности в происходящее, градус напряжения. Мои наблюдения касаются по большей части митинга 27-го числа, который вышел менее людным, но более содержательным, по крайней мере потенциально, именно с точки зрения формирования политической повестки: все-таки произведена попытка организовать в единую сеть различные протестные движения в Москве.
Во-первых, активисты определенной группы («против реновации», «гаражники», «обманутые дольщики» и др) готовы сочувствовать другим группам активистов, даже осознают общий источник их проблем («Собянин, мэрия, воровство, коррупция…»), но при этом не очень представляют ОБЩИЙ МЕХАНИЗМ их решения, – все-таки цели у групп остаются разными.
Предположим, условный обманутый дольщик может вполне сочувствовать владельцу снесенного гаража, но он все равно понимает, что, скажем, выплата компенсации за снесенный гараж прямо никак не связана с постройкой нового жилья, а может и вообще ему противоречить, поскольку деньги на компенсацию и на строительство будут выделяться из общего бюджета. Это создавало определенную отчужденность между собравшимися, и потому реакция людей на выступления ораторов была довольно вялой, если они прямо не касались волнующей их проблемы. В этом, кстати, отличие от митинга 14-го числа, где людей объединяла вполне конкретная проблема – реновация, и степень эмоциональной вовлеченности и, как следствие, сплоченности была заметно выше.
Во-вторых, предложенный многими ораторами выход – муниципальные выборы («выдвигайтесь сами, выдвигайте людей, которых вы знаете…») воспринимался без энтузиазма, а порой и с откровенным скепсисом.
Чувствовалось, что такой исход собравшихся людей скорее обескуражил. Непонятно, в чем причина такой реакции: то ли дело в неопределенности и отдаленности поставленной цели (как никак, вам предлагается сражаться с отлаженной избирательной машиной, что, скорее, станет еще одной проблемой, а не решит уже имеющуюся), то ли в недоверии к институтам власти и/или демократическим процедурам как инструментам воздействия на ситуацию.
В-третьих, большинство ораторов пытались говорить понятные вещи на понятном аудитории языке (что можно только приветствовать) с эмоциональной накачкой, а порой и с использованием нецензурной лексики для пущего эффекта. До какого-то момента это работало, а потом наступила усталость от такого сверхэмоционального посыла: было ощущение, что собравшимся требуется что-то конструктивное, чтобы сконцентрироваться на определенной, рационально достижимой цели. Аудитория оживлялась, когда кто-то из ораторов начинал говорить о конкретных – юридических, политических и др. – возможностях или вариантах решения, которые еще не были использованы или не были даже известны активистам.
Вероятно, учитывая этот «запрос на возможности», следует попробовать объединить активистов различных групп вокруг одной конкретной задачи – пусть тактической, но реально решаемой в обозримом будущем. Например, сбор подписей за референдум о недоверии Собянину, подача коллективного иска в прокуратуру и т. д.
Если имеются человеческие ресурсы – энергия, знания, интеллект, было бы логично их мобилизовать для участия в общей работе, которая бы имела для них смысл.
Ко всему прочему, это означает обрести «единство интересов» и почувствовать себя вместе силой, которую можно, как рычаг, приложить к определенной точке окружающего мира и произвести необходимые изменения.
Алексей Сухно
