© cultprostir.ua
Наступает очередная годовщина начала перестройки 1985 года. Начавшаяся с больших надежд, она очень быстро стала катастрофой, отбросившей человечество далеко назад в прошлое. Катастрофа серьёзная, хотя и отнюдь не беспрецедентная – после поражения Французской революции, например, и реставрации Бурбонов тоже многим казалось, что навеки вернулись прежние, монархические порядки.
Но что важно понять жителям бывшего СССР, так это то, что все мы пассажиры одного «Титаника», хоть и развалившегося на части, но переживающего одно и то же общее кораблекрушение. Ведь как часто приходится слышать совершенно бесплодные и даже очень вредные споры на тему «Вот на Украине после евромайдана происходят такие-то и такие-то безобразные вещи!», «На себя поглядите! В вашей России то же самое творится, и даже много хуже!», «Нет, на Украине хуже!», «Хуже, чем в России, быть не может!» и т. д.
Граждане, поймите уже, наконец: во всём бывшем СССР последние 25 лет происходит примерно одно и то же. Люди могут сколько угодно твердить о своей «независимости» друг от друга, но если бывший единый корабль развалился на куски, это не значит, что с этими кусками происходит что-то существенно разное. Нет, все они погружаются на одно и то же дно, хотя и с разными, возможно, скоростями. Увы, вместо осознания этой простой истины пассажиры одного полузатопленного фрагмента судна презрительно хохочут над пассажирами другого, который почти полностью затонул: «Уже булькаете? Ха-ха-ха! Так вам и надо, сами виноваты, зачем скакали! А вот у нас такого никогда не будет и не может быть, потому что не может быть никогда!». Будет. Потому что законы истории неумолимы и одинаковы для всех.
Суть происходящих процессов оказалась довольно точно схвачена словечком, которое пустили в ход на Украине после «евромайдана»: декоммунизация. То есть ликвидация всех достижений и завоеваний – социальных, экономических, научно-технических и иных – революции 1917 года и последующего периода.
Разумеется, на первое место гордо выдвигается «крушение идолов» и уничтожение советской и революционной символики. (Которую теперь называют «тоталитарной». А интересно, христианская символика, под которой в своё время пытали и жгли людей живьём за «колдовство» и «ересь», не является, случайно, «тоталитарной»? Может быть, и её надо запретить?) Всё остальное идёт как бы в связке, как приложение, поскольку гордиться повышением тарифов, резким снижением уровня жизни трудящихся, отменой трудовых и социальных прав, закрытием фабрик и заводов и даже внедрением государственной религии (точнее, религий), отменённой в 1918 году, как-то несподручно.
Да, всё перечисленное так или иначе происходит во всех кусках и обрубках бывшего СССР, только с разными скоростями. Даже Белоруссия, немного «отставшая» от других республик СССР в этих процессах, не является исключением. А в Узбекистане, например, который возглавляет тот же человек, что и в позднесоветские времена, памятники Марксу и Ленину давно заменены на статуи Тимура-Тамерлана – того самого, который, по характеристике старой советской книжки, «злой, хромой, из средней истории». Бывший первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана, а ныне президент Ислам Каримов вдруг оказался – сюрприз! – прямым потомком этого самого Тамерлана. Не иначе, как в Политбюро ЦК КПСС его выдвигали по этому критерию…
В России памятники царю Николаю II и его сородичам по дому Романовых тоже расставлены уже довольно густо (это не считая тех статуй Петра, Екатерины, Николая I и др., которые сохранила советская власть), а время от времени вся страна покрывается ещё и билбордами с истерической мольбой «Прости нас, Государь!». Вот странное дело – англичанам ныне не приходит в голову каяться перед обезглавленным ими королём Карлом, французам – перед своим монархом Людовиком XVI, и только граждане России до сих пор бьются в самоуничижительной истерике перед бывшим царём. (А почему, кстати, только перед ним, а не перед Павлом I, Петром III, Иваном Антоновичем?). Но образцом декоммунизации в бывшем СССР, конечно, может служить Украина, где все советские и революционные памятники сносятся «под ноль» (исключение сделано только для надгробий), а вместо «поганых советских идолов» насаждаются идолы «несоветские и непоганые» – статуи Бандеры, Шухевича, Мазепы и других «героев Украины»…
Надо видеть и понимать общее во всём бывшем СССР, но это не должно мешать замечать и отличия. Эти отличия заключаются, увы, не в направленности процесса (он всюду идёт пока в одном направлении — в сторону реакции), а только в его скорости. И тут можно выделить три основные формы декоммунизации.
Как известно, уголовный кодекс различает три вида хищения чужого имущества: кражу (тайное хищение), грабёж (открытое хищение) и разбой (насильственное хищение). Вот так и декоммунизация на пространстве бывшего СССР идёт в этих трёх форматах.
В России, например, преобладает формат «кражи» советских и революционных символов, памятников, названий, социальных прав и экономических достижений. Российские власти действуют примерно, как «голубой воришка» из романа Ильфа и Петрова: «Всё существо его протестовало против краж, но не красть он не мог. Он крал, и ему было стыдно. Крал он постоянно, постоянно стыдился, и поэтому его хорошо бритые щёчки всегда горели румянцем смущения, стыдливости, застенчивости и конфуза… Свет не видывал ещё такого голубого воришки, как Александр Яковлевич». Не закрывать советские заводы и не увольнять их рабочих в общем процессе деиндустриализации буржуйские власти России не могут, но если к их действиям привлекается общественное внимание, они начинают юлить, извиняться и выдумывать какое-нибудь враньё, чтобы всё прошло «по-тихому», без «эксцессов». Или даже немножко тормозят процесс. Убирать старые советские памятники и названия им тоже нравится, но делают они это с тем же конфузливым румянцем смущения на щёчках.
Когда в обществе вспыхнуло возмущение по поводу демонтажа обелиска с именами революционных мыслителей в Александровском саду, то власти, не моргнув глазом, заверили, что он «реставрируется» и после реставрации займёт своё прежнее место. Так оно и вышло — только вместо имён великих мыслителей-революционеров, от Томаса Мора и Кампанеллы до Бакунина и Плеханова, на обелиске «вдруг» оказались имена великих… нет, отнюдь не мыслителей, а князей и царей из дома Романовых. (Кстати, снова был деликатно пропущен убиенный Иван Антонович — видимо, раз его убили по приказу Екатерины «Великой», то не было на Руси такого государя!).
Попытались переименовать станцию московского метро «Войковская», названную, дескать, в честь «цареубийцы», но когда общество возмутилось и стало активно протестовать, отступили. В других местах, где протестов не было, всё-таки сделали по-своему. Вот сейчас хотят переименовать город Тутаев, названный в честь героя-красноармейца, в Романов-Борисоглебск. Горожане, дружно проголосовавшие когда-то против такого переименования, протестуют. Ну что ж, если протесты будут достаточно активны, то власти могут и задний ход включить. А если нет – так и нет. Или, если вспомнить более давний пример – протесты против монетизации советских льгот. Частично власти отступили и кое-где вернули, например, пенсионерам право бесплатного проезда в общественном транспорте. А по большей части всё-таки взяли своё… Но всё это укладывается в формат кражи. Или, если воспользоваться другим литературным примером, власти ведут себя, как незабвенный гоголевский помещик Плюшкин:
«Он ходил ещё каждый день по улицам своей деревни, заглядывал под мостики, под перекладины и всё, что ни попадалось ему: старая подошва, бабья тряпка, железный гвоздь, глиняный черепок, — всё тащил к себе и складывал в ту кучу… Случилось проезжавшему офицеру потерять шпору, шпора эта мигом отправилась в известную кучу; если баба, как-нибудь зазевавшись у колодца, позабывала ведро, он утаскивал и ведро». Однако: «Впрочем, когда приметивший мужик уличал его тут же, он не спорил и отдавал похищенную вещь; но если только она попадала в кучу, тогда всё кончено: он божился, что вещь его, куплена им тогда-то, у того-то или досталась от деда».
Так и теперь, увы, бесполезно уже поднимать шум по поводу изуродованного обелиска в Александровском саду, а вот накануне сноса, если бы общество о нём сумело узнать заранее, или сразу же после него, по горячим следам, протесты могли бы дать эффект.
На Украине, к сожалению, формат кражи для декоммунизации давно уже пройдён и превзойдён: начиная со дня самочинного сноса евромайдановцами памятника Ленину (8 декабря 2013 года) в центре Киева, декоммунизация идёт в форме грабежа, то есть «открытого хищения». А если грабёж встречает хоть малейшее противодействие, он непринуждённо переходит в «разбой», то есть «насильственное хищение». Противников сноса памятников или отмены социальных завоеваний советских времён избивают или даже убивают нацисты и провластные погромщики, и либеральная часть майдановцев благодушно смотрит на это сквозь пальцы.
Какой формат хуже? С точки зрения возможности сопротивления грабёж и разбой несравненно хуже кражи. Потому что для мирных и невооружённых людей хоть как-то сопротивляться толпе распоясавшихся от безнаказанности фашистских и «либеральных» погромщиков – дело необыкновенно тяжёлое и опасное. Если же противники происходящего сами начинают давать силовой отпор, на их головы сыплются уже снаряды и бомбы (или их жгут живьём, как в Одессе). Причём под дружные аплодисменты и благословления мировой общественности, как это было в 1993 году в России и в 2014-2016 годах на Украине.
С другой стороны, грабёж всё-таки часто мобилизует людей на сопротивление, как он ни опасен, а тихая и даже «застенчивая» кража расслабляет. Поэтому в каком-то смысле кража опаснее грабежа.
И надо понимать, что, несмотря на все эти различия, кража, грабёж и разбой ведут в конечном итоге к одной и той же конечной цели: уничтожению всех завоеваний и достижений эпохи 1917-1991 годов. В экономике, социальной жизни, в области гражданских прав (да-да, и гражданских прав тоже: сюда относится, например, отделение церкви от государства или равенство конфессий перед государством), и в области символики. И поэтому бессмысленно и глупо злорадствовать над соседями в стиле: «Ваша власть грабит и разбойничает, а наша пока только крадёт! А если мы уличаем её тут же, то она не спорит и честно отдаёт похищенное! Поэтому у нас гораздо лучше, чем у вас!». Нет, надо понять, что беда-то у нас общая, и ей надо вместе, сообща, по мере сил сопротивляться.
