Театр «Практика» представил премьеру пьесы Игоря Симонова «Дознание» в постановке режиссера Руслана Маликова. В камерно устроенном спектакле приняли участие Егор Баринов, Агния Кузнецова, Антон Федоров и Павел Михайлов. Вместе с актерами зрители несколько раз перемещаются во времени и пространстве: действие охватывает три временных пласта — средневековую Францию, Советский Союз конца 30-х годов и условное глобальное будущее, в котором мировыми делами заведуют транснациональные корпорации.
Каждый из описанных режимов в переломный момент приносит в жертву одного из собственных бывших строителей — будь то глава Ордена тамплиеров Жак де Моле, «любимец партии» Николай Бухарин или же крупный функционер из корпоративных верхов господин Брауде. С точки зрения самой жертвы и отделенных от нее исторической дистанцией наблюдателей-зрителей, подобное жертвоприношение выглядит, понятное дело, дикостью и абсурдом, жестокостью и несправедливостью, а вот с точки зрения системы и ее хранителей оно представляется необходимостью и логичным ходом в деле укрепления власти.
Во всех трех случаях зритель видит на сцене шагающих — в буквальном смысле — из эпохи в эпоху жертву (Егор Баринов) и дознавателя (Агния Кузнецова в символическом алом платье), а чуть позже — высоких властных лиц, одно из которых выступает инициатором процесса, а другое пытается защитить обвиняемого (король Франции Филипп IV и папа Климент V, Сталин и Троцкий, условные г-н Президент и Госсекретарь из будущего (Антон Федоров и Павел Михайлов)). Каждый раз диалоги строятся по схожей схеме, и плачевный итог их весьма предсказуем — спасти несправедливо осужденного не удастся — ни взывая к логическим аргументам, ни к жалости и состраданию.
Можно, конечно, поставить под сомнение полную историческую достоверность диалогов пьесы, однако вполне понятно, что автор не ставил задачу написать на сто процентов выверенное историческое полотно, а скорее, воспользовался известными историческими эпизодами, чтобы провести параллели с сегодняшним днем и осветить проблемы, которые, так сказать, и поныне не потеряли своей актуальности.
Власть в пьесе, к какому бы историческому промежутку она ни относилась, всегда руководствуется лозунгом «на войне все средства хороши» — то есть оказывается высшим принципом и высшим законом, который сминает все остальные писаные и неписаные законы и правила. Эта почти демоническая, аморальная природа верховной власти пессимистически утверждается драматургом в сценах дознания, которое превращается в эпизоды насилия физического и морального, в способ лишения человека собственной воли (что теоретически подкрепляется затем в диалогах власть имущих). В мире будущего насилие и подавление воли, правда, носит не столь очевидный характер, как в веках минувших — эти явления в грядущем становятся высоконаучным и высокотехнологичным делом — вот и вся, по мнению автора пьесы, разница между «темными» периодами истории и «светлым», пока не наступившим, будущим.
Спектакль не задает вопросов, не предлагает путей выхода и оптимистичных прогнозов — он делает краткое, громкое и пугающее заявление, на чем и останавливается, столкнувшись, как кажется, с обезоруживающей в своей неотменимости «природой вещей». Краткий и безнадежный диагноз поставлен, и обсуждать проблему дальше оказывается так же бессмысленно, как и рассуждать в позиции троицы заранее обреченных обвиняемых: старинный механизм власти и жестокие принципы его работы неизменны, и в разные века они лишь по-разному оправдываются и маскируются — рассуждениями о благе короны, народа, порядка, Конвенцией о правах человека, достижениями науки и проч.
Впрочем, фаталистически-безнадежный характер данного художественного высказывания никак нельзя изъять из контекста современной российской действительности, в котором оно сделано. Впрямь ли власть повсеместно и вневременно столь демонична и зловеща, а правосудие неправосудно, или же художественное акцентирование их самых мрачных черт порождено особенностями нынешнего отечественного историко-политического контекста? Никаких прямых выпадов в этом направлении спектакль, конечно, не делает, однако будто бы весьма настойчиво кивает в направлении ряда до боли знакомых сюжетов.
