Dizzy

  • Публикации
    • Колонки
    • События
    • Анализ
    • Дебаты
    • Интервью
    • Репортаж
    • Левые
    • Ликбез
    • День в истории
    • Передовицы
  • Культура
    • Кино
    • Книги
    • Театр
    • Музыка
    • Арт
    • ТВ
    • Пресса
    • Сеть
    • Наука
  • Авторы
  • Видео
  • О нас
  • Помощь Рабкору
67

Как машинное обучение помогает проекту «ЗабастКом» освещать трудовые конфликты

241

«Социализм ИЛИ варварство», а не «Социализм И варварство»!

40

Дайджест новостей на 2 февраля

238

В 2023 году мы увидели в Давосе правящий класс, неспособный справиться с глобальным кризисом

Главная Культура Театр 2014 Июнь 26 Новая старая опера

Новая старая опера

Твитнуть
Фото: Д. Кочетков / novayaopera.ru

Фото: Д. Кочетков / novayaopera.ru

Лондонца Генри Пёрселла (1659-1695) называют «британским соловьем» и первым «британским композитором большого стиля» (в противоположность лютнистам Доуленду и Бёрду). А ещё он против своей воли оказался одним из предвозвестников «свингующего Лондона»: по устоявшемуся мнению, непосредственной причиной смерти 36-летнего органиста Вестминстерского аббатства, обласканного королевскими милостями сочинителя опер и гимнов стала воспитательная деятельность его жены, не пожелавшей ночью открывать дверь подгулявшему муженьку, из-за чего тот подхватил пневмонию. Как тут не вспомнить, что самым «хитовым» произведением Пёрселла в наши дни стала ария Духа холода из оперы «Король Артур», более известная просто как Cold Song, — в которой герой заклинает: Let me sleep to death. Впрочем, не менее вероятно, что здоровье его к тому времени уже было основательно подточено туберкулезом…

Но эти романтические обстоятельства не должны заслонять главного: после смерти Пёрселла триста лет, вплоть до того самого «свингующего Лондона» 1960-х в Великобритании не появлялось столь же значительных композиторов. А его произведения, после возрождения во второй половине XX века интереса к музыке барокко, прочно вошли в репертуар оркестров и театров всего мира. В первую очередь это оперы — величественный «Король Артур» и нежная «Дидона и Эней».

Как раз за последнюю и решили взяться режиссер Наталия Анастасьева-Лайнер и дирижер Дмитрий Волосников. А поскольку камерная опера длится всего час, в качестве первого действия к ней присовокупили развернутый пролог, написанный современным композитором Майклом Найманом (взамен утерянного оригинального пёрселловского) специально для Наталии Анастасьевой-Лайнер — настолько английского мэтра минимализма впечатлила постановка его оперы «Человек, который принял свою жену за шляпу» в Маленьком Мировом Театре, ею возглавляемом.

Зубр постмодернизма, естественно, не мог обойтись без постмодернистских штук. В барочной опере в прологе обычно действуют античные боги, направляя и наставляя героев, которым предстоит выйти на сцену. Найман сохраняет этот принцип, но иронически переиначивает. Действе его пролога происходит в лондонском Челси, в том самом пансионе благородных девиц, силами воспитанниц которого, с привлечением профессионального певца Генри Боумана, в 1689 году опера была впервые разыграна (чем, кстати, объясняется ее относительная вокальная простота). Таким образом, директор пансиона Джозайя Прист, классная дама, которую называют просто Мадам, и сам Боуман, отбирающий исполнительниц на роли Дидоны и ведьм, оказываются в роли богов, вершащих судьбы героев и героинь. А они не безоблачны: после распределения ролей между благородными девицами немедленно возникают зависть, ревность и интриги, помноженные на всеобщую влюбленность в заезжего солиста. И остро-сухая минималистическая партитура Наймана, в которую то и дело вплетаются неожиданные цитаты и аллюзии (первые же такты его Пролога, изображающие грозу за окном пансиона, — это несколько переделанные Children of the Revolution Марка Болана) вполне отвечает такому настроению.

Любопытно, что либретто к прологу написала русская поэтесса Вера Павлова, профессионально занимавшаяся пением, и пишущая преимущественно о любви, скажем так, материальной. Оперное либретто — не то место, где современному поэту можно развернуться, но всё-таки индивидуальность чувствуется. «Он наполняет звуком тишину, как будто бы ее не нарушая», — так говорит Боумен-Эней на прослушивании про голос Дороти-Дидоны (опера идет в сопровождении русских субтитров над сценой).

Еще в большей степени эти парадоксальные слова обретают смысл, когда начинается, собственно, опера самого Пёрселла, повествующая о любви троянского царевича Энея и карфагенской царицы Дидоны, разрушенной на корню зловредными ведьмами, убедившими Энея, что он должен оставить Карфаген и возлюбленную по воле богов.

Музыку, тем более барочную, трудно описывать словами, не прибегая к музыковедческому жаргону и цветистым метафорам. Поэтому, помимо слов Веры Павловой, напомним только, что Пёрселл сочинял в конце того века, в начале которого Шекспир провозгласил в «Двенадцатой ночи»: «О музыка, ты пища для любви! Играйте же, любовь мою насытьте, И пусть желанье, утолясь, умрет!». Музыка Пёрселла, как и почти вся музыка барокко, призвана не возбуждать страсти и не гасить их, а как бы следовать им, заполняя и связывая, как прочная зубная пломба заполняет пустоту больного зуба. Вопрос индивидуального таланта композитора — реализовывать эту программу, и вопрос индивидуального мастерства певцов, музыкантов и постановщиков — не испортить его замысел.

Но если относительно Генри Пёрселла вопросов давно уже нет, то относительно московского театра они могли возникнуть. И «Новая опера» ответила на них исчерпывающе. И солисты на сцене, и солисты в оркестре (лютня, клавесин, виолончель) играли и пели слажено и убедительно. И знаменитая финальная ария брошенной Дидоны, вошедшая в английский обиход так же прочно, как в русский — «плач Ярославны» (чем и объясняется псевдоним грустной певицы Дайдо), в исполнении Виктории Яровой не разочаровала, а наоборот, очаровала еще больше. Разве что произношение английских стихотворных строк XVII века давалось им не без труда — но если вы не учились в Оксфорде, то это вас отвлекать не будет.

Еще больше порадовала постановка. Старинные оперы давно уже стараются загнать в радикальный постмодернизм, так что воины короля Артура маршируют с автоматами, а какой-нибудь Кадм грустит о покинутой возлюбленной с порножурналом в одной руке (о второй руке умолчим). Постановка Анастасьевой-Лайнер от подобных изысков предельно далека — хотя, конечно, к аутентичности она нимало не стремится. Проще всего описать сценографию и мизансцены этой постановки через фильм, к которому Найман создал один из самых своих известных саундтреков — «Книги Просперо» Питера Гринуэя: такая же пышность и порою вычурная красота, условно стилизованная под время написания, но без какого бы то ни было эпатажа — разве что один из персонажей, садовник Форкасл, поначалу передвигается на ходунках, едва ли существовавших во времена Пёрселла, а в конце отбрасывает их и начинает выделывать балетные па. Но самой большой неожиданностью постановки оказалось включение в нее уже упомянутой арии Гения Холода из «Короля Артура». С одной стороны, она восполняет утраченное окончание второго акта, а с другой — какой же Пёрселл без Cold Song? Ведь постановка в «Новое опере» — не ученое развлечение для ревнителей аутентизма, а просто нормальный спектакль музыкального театра, которым можно — и нужно наслаждаться, пока есть такая возможность.

Июн 26, 2014Михаил Визель
Поддержать Рабкор.ру
Твитнуть
26-6-2014 Театропера, театр "Новая опера"388
Михаил Визель
Михаил Визель

Переводчик, журналист. Выпускник Литературного института им. Горького.

Внутри текстаПодследственного доведут знатоки
  См. также  
 
Новая старая опера
По всем вопросам (в т.ч. авторства) пишите на atomz.peace@gmail.com
2022 © Рабкор.ру