rabkor telegram

Dizzy

  • Главная
  • Публикации
    • Авторские колонки
    • События
    • Анализ
    • Дебаты
    • Интервью
    • Репортаж
    • Левые
    • Ликбез
    • День в истории
    • Передовицы
  • Культура
    • Кино
    • Книги
    • Театр
    • Музыка
    • Арт
    • ТВ
    • Пресса
    • Сеть
    • Наука
  • Авторы
  • О нас
  • Помощь Рабкору
232

Несколько слов о российском банковском рынке

353

Диалектическая природа метамодерна: осцилляция как способ бытия в эпоху радикальной неопределенности

484

Перипетии теории Империализма

195

Заявление радикальных социалистов Индии об операции «Синдур»

Главная Культура Театр 2012 Май Поэтический градус эпохи

Поэтический градус эпохи

Этой весной Политехнический вновь рукоплещет поэтам. В легендарной Большой аудитории, где бывали лучшие русские стихотворцы и ученые XX века, снова, как в начале и в середине прошлого столетия, заполнены почти все места, и все взгляды устремлены на сцену, откуда звучит живое и яркое поэтическое Слово. Теперь здесь театр, точнее Политеатр, обещающий стать одним из вкуснейших столичных угощений грядущих сезонов.

Ритм стиха идеально улавливает ритм времени. Но здесь, в Политехническом, кроме того, что вместе с поэтом попадаешь в нерв эпохи, еще и, входя в Большую аудиторию, из дня сегодняшнего окунаешься в какой-то пойманный в этих стенах временной вихрь, в котором смешаны голоса, дыхание и шаги Есенина, Маяковского, Брюсова, Вознесенского, Ахмадуллиной.

Ты сидишь в этом зале, наполненном молодыми, современными, сегодняшними лицами, и чувствуешь токи ушедшего столетия, и начинаешь какой-то подкорковой, душевной памятью вспоминать то, чего сам никогда не видел. Или видел где-то урывками — в черно-белом кино, в черно-белых снах.

И когда гаснет свет, представляешь себя героиней Марианны Вертинской из фильма «Мне двадцать лет», и все эти люди других эпох — ушедшие, уходящие, бывавшие на сцене и в зале, оживают. И понимаешь, что они никуда и не уходили вовсе, и то ли они прорастают сквозь нас, нынешних зрителей, то ли мы, сидя на их местах, постепенно становимся ими.

Иллюзия эта, впрочем, почти сразу рассеивается, когда на сцене появляется он — Поэт. Худощавый, в чем-то черном и джинсах, далеко не возвышенный, предельно земной, знакомый, понятный, фейсбучный, нынешний, свой. И начинает читать. Слушаешь его поначалу с изрядною долей скепсиса, ничего особо не ожидая, да и как-то не веря в него вовсе: разве ж это — Поэт?

Говорит решительно, говорит о том, что вокруг, обо всем вперемешку, о зверинце мегаполиса, его волках и овцах, о том же фейсбуке, рандеву в кафешках, бессменном президенте, любви, жизни, смерти. Говорит со знанием дела, с матерком, называя вещи своими именами — про бабки и баб, пьянки и клубы, веселую юность, и, конечно же, быт — куда без него!

И вроде бы просто и незамысловато катится его речь, подпрыгивая на неожиданных ухабах рифм, но что-то вдруг открывается у тебя внутри, какая-то маленькая тонкая створка, и ловишь себя на том, что уже ему веришь, впускаешь эти его слова куда-то глубоко внутрь. А он как змея тебя мягко и нежно обматывает своими поэтическими кольцами, становится все более понятным, мягким, доверительным, и первый напор, нахальство и ершистость вдруг отступают, и видишь — вот перед тобой на сцене, как пациент перед хирургом, стоит и ежится и жмурится от яркого света его, Поэта, Душа. И с каждым словом, с каждым вздохом, все больше она смелеет, раскрывается, разворачивается, и рассказывает о себе — ничего, здесь можно, свои. И говорит о сокровенном, о том, что там, в закрытой от себя самого глубине, и позволяет услышать звук самой своей тонкой, самой пронзительной, самой глубоко запрятанной струнки.

Человек на сцене читает поначалу спокойно, быть может — несколько зло, но потом переходит на тон выше, а потом на октаву, и раз — и не заметили мы, как он нас уже забирает с собой куда-то совсем далеко, через любовь, через боль, через сожаления и запоздалое раскаяние, вдруг вывозит на вершину, где он с миром на ты, с миром один на один, Поэт и Мир. И так он с ним, как и положено Поэту, один на один, и говорит:

Этот Мир говорит мне, ты уж их прости,
Этих многих, за их нежелание расти,
За их нахождение в рабском плене лени,
И за нелогичный выбор направлений!

Этот Мир говорит, что я его фаворит,
И ни меня, ни его — уже никто не повторит!!!
Этот Мир говорит, побори
В себе эту тягу заключать со мной пари!

И каждый сидящий в зале, в темноте, вслед за человеком на сцене, тоже, шепотом и невнятно, заговаривает вдруг с миром, каждый со своим, каждый по-своему. А Поэт ведет все дальше, куда-то в неразгаданную, небесную глубину, и говорит о том, что за самой последней дверью — и веришь, вдруг сознаешь, понимаешь, видишь, вдруг как вспышка, ну конечно же, вот он, снова, Поэт — это он, он. Он снова пришел, и снова говорит о себе и о нас, нам о себе, нам о нас, но главное — он тончайший и точный механизм, отмеряющий и измеряющий это время, барометр эпохи, он вдыхает ее воздух, а выдыхает, словно пламя, стихи:

Когда меня к Отцу моему понесут,
Я буду смотреть на Вас, как Вы внизу
Над Божьим законом верша самосуд,
Структурируете абсурд.

Я буду смотреть на Вас сверху
И проводить не предвзятую сверку
Того как было, с тем как на деле.
Когда с меня спадут очки, которые мне надели

Множества разных гипотез –
Я стану свободен от «body», и
Забрав с собой путь, что был пройден,
Вернусь к первозданной природе

И это ничего, что по-прежнему, как-то уж очень по-щедрински и по-гоголевски, задают нынешнему «царю-батюшке» вопросы представители «электората»:

Владимир Владимирович, как же так?!
Как же мы без Вас? Вы же танк,
Вы ведь прёте, и прёте, и прёте.
Наши дети не верят нам, что Вы умрёте –
Не представляют жизни без Вас.
Семья Сидоровых. Москва.

И это ничего, что квартирный вопрос по-прежнему мучает по-булгаковски, и даже как-то мазохистски приятно на душе от того, что из-под неизбежной, кажется, «чернухи-бытовухи» подмигивает и улыбается тающей, как у чеширского кота, грустной улыбкой, Достоевский — в этом месте, в этом зале, все это представляется особенно логичным и правильным. Потому что здесь, в этой большой политехнической машине времени, все существует одновременно, одно в другом, теснясь и соседствуя и не мешая друг другу.

Олег Груз не щадит ни себя, ни нас, ни нашего общего времени, да ведь так и положено ему — Поэту, он ведь и в век iPad’a (слава Богу, что дожил!) никем другим быть не может, кроме как человеком со жгучим змеиным жалом вместо языка. Щадит и лелеет, и нежно обвивает теплым коконом слов он одну лишь Ее — любимую, свою Прекрасную даму, смотрящую из-под очков ему с нежностью прямо в душу, как ей, собственно и полагается. Тут уж, под этим взглядом, он забывает всю свою едкость, и как небо, меняясь в тонах, становится вдруг невыразимо нежным. Любовная лирика Груза легка, прекрасна и безгранична, она ломает горизонты, границы, стены, пробивает физический мир насквозь и скребется слушателю прямо в сердце. В этой лирике растворяешься, таешь, и кажется вот-вот, еще чуть-чуть, и что-то в сердце порвется от этой невыносимой пронзительности, но автор вовремя выдыхает в зал финальные строки и все-таки, все-таки (фуф, отпустило) кое-как остаешься в живых. И включается свет, и зрители расходятся потеплевшие и размякшие, какие-то вдруг родные.

А Поэт стоит, как победитель на поле битвы, провожающий взглядом бегущего неприятеля. Так стоит он уже добрую сотню лет на сцене большой аудитории Политеха, и не сходит с места, словно что-то там его держит, и препарирует собственное сердце под лучом прожектора, у всех на виду. А что же публика? Известно что. Ей тоже заповедано свое: смотреть, завидовать, узнавать в чужих историях себя, дышать в такт, аплодировать и взрываться криками «Браво!».

Май 5, 2012Мария Эстрова
5-5-2012 Театрлитература, Политеатр, Политехнический музей, поэзия5
Фото аватара
Мария Эстрова

Выпускница филологического факультета МГУ.

Друзья! Мы работаем только с помощью вашей поддержки. Если вы хотите помочь редакции Рабкора, помочь дальше радовать вас уникальными статьями и стримами, поддержите нас рублём!

Поэтический градус эпохиУдовольствие от текста
  См. также  
 
Эра справедливости. Авторский рассказ
 
Что читать на русском языке, чтобы начать изучение Китая?
 
Писатель из исчезнувшей страны: Иво Андрич
По всем вопросам (в т.ч. авторства) пишите на rabkorleftsolidarity@gmail.com
2025 © Рабкор.ру