В эфире радиостанции «Эхо Москвы» от 21 марта 2010 года состоялся очередной выпуск программы «Говорим по-русски», темой которого стал вопрос, связанный не только, а может даже и не столько с проблемами толкования языка, сколько с проблемой толкования политики. Итак, ведущие программы Марина Королева и Ксения Ларина пытались разобраться, является ли оскорбительным слово «негр», и нужно ли вслед за США и некоторыми другими странами Запада отказываться от его употребления. Если нет – то как быть с общемировой тенденцией соблюдения политической корректности, если да – то каким эвфемизмом это слово в русском языке следует заменить?
Прежде всего, следует изложить основную систему аргументации обеих сторон этой дискуссии (впрочем, к какой-то определенной стороне в данном случае можно отнести лишь радиослушателей, дозванивавшихся в эфир и авторов комментариев на интернет-сайте «Эха», сами же ведущие на протяжении программы колебались от одной точки зрения к другой, в совершенно искреннем желании добраться до заветной истины).
Итак, с одной стороны, слово «negro» действительно стремительно уходит из международного оборота, уступая место политкорректным «african», «afro-american», «black». Это связано с негативной коннотацией португалоязычного по своему происхождению слова «negro», приобретенной им во время работорговли, колонизации и дискриминации чернокожего населения в странах Запада. Теперь слово «negro» воспринимается не иначе как оскорбление в США и некоторых странах Европы, не говоря уже о самой Африке южнее Сахары.Его публичное употребление может поставить вас в очень неприятное положение и доставить массу всевозможных проблем (агрессию, моральное осуждение, кое-где даже административные штрафы и судебное разбирательство). Российское общество, по идее, также должно следовать тенденциям, воспринимаемым во многих странах мира (скорее всего, уже в большинстве, учитывая тот факт, что только на территории черного континента существует 53 государства) как общепринятые правила поведения. Однако парадокс в том, что никакого более или менее подходящего слова, означающего представителей негроидной расы в русском языке отыскать не получается. Мы не можем, до личного, разумеется, знакомства с конкретным человеком, утверждать, что он является африканцем или афро-американцем. Среди людей с черным цветом кожи есть немало граждан Франции, Великобритании, Нидерландов, Бразилии, стран Карибского бассейна и т. д. То есть, именуя любого индивида с черным цветом кожи «африканцем» мы, таким образом, уже приписываем ему некие статус и идентичность, возможно, для него самого абсолютно чуждые, что в определенной мере тоже есть расизм. Как тут не вспомнить хрестоматийный случай философа и психоаналитика Франца Фанона, который, родившись на Мартинике и будучи представителем негроидной расы, тем не менее, ощущал себя французом вплоть до той самой поры, когда сам оказался во Франции и столкнулся с проявлениями расизма, сделавшими из него «африканца». Русский вариант слова «black», «черный», тоже, как выясняется, не подходит, так как это слово уже приобрело негативную коннотацию в связи с использованием его по отношению к представителям кавказских народов и является у нас еще более оскорбительным, чем слово «негр». В итоге складывается забавная ситуация, сродни той, когда Фаина Раневская в ответ на обвинения «как Вы можете говорить слово «жопа», такого слова нет!» ответила: «Странно, жопа есть, а слова «жопа» нет…».
Так, достаточная большая часть наших граждан (если судить по результатам опроса «Эха Москвы» – подавляющее большинство) настаивает на том, что ничем заменять слово «негр» в принципе не нужно, так как Россия не принимала участия ни в работорговле, ни в колонизации Африки, а, даже напротив, активно боролась за ее освобождение, следовательно, никакой двусмысленности и оскорбительного подтекста оно в себе не несет, обозначая лишь представителя негроидной расы и ничего более. Пусть страны Запада сами разбираются со своими проблемами, историческими грехами и комплексами новоиспеченных граждан, впадая в истерики политкорректности – к нам это, дескать, никакого отношения не имеет. И даже рост ксенофобских настроений, выливающихся порой в убийства африканцев, не должен заставлять нас коверкать великий и могучий русский язык.
Однако и здесь не все так однозначно. Тезис о том, что «мы – не расисты, расисты – не мы» также достаточно спорный. И в СССР расизм на самом деле существовал, будучи лишь слегка закамуфлирован официальной пропагандой интернационализма. Об этом свидетельствуют не только воспоминания некоторых моих знакомых о тяжелой судьбе обучавшихся с ними в школе детей от смешанных браков, но также отдельные источники народного фольклора периода «развитого социализма». Например, такие выражения, как «пахать как негр», или «это – не для белого человека», а также обнаруженное мною в сборнике «История СССР в анекдотах» обилие анекдотов, обыгрывающих тему каннибализма среди африканцев. Чтобы не быть голословным, приведу по памяти парочку примеров:
1. Студентов РУДН, родом из Африки, зарезавших и съевших однокурсника, на суде спрашивают:
– Зачем вы это сделали? Мы же вас кормим хорошо, лучше, чем у вас дома!
– Да, очень хорошо, но что-то так по домашнему соскучились!
2. Над Африкой потерпел крушение самолет с интернациональным экипажем состоявшим из американца, француза и русского. Выживших летчиков схватило племя местных дикарей. Привели к вождю. Сначала подводят американца. Тот посмотрел – этого съедим! Потом француза – этого тоже съедим. Следом подводят русского – а этого отпустим, я его помню, в «лумумбе» с ним учился.
Можно ли говорить, что к расизму наша страна и наше общество исторически никакого отношения не имеет, лишь заимствуя его (например, в форме неонацистской идеологии) все с того же «гниющего Запада»? Я думаю, навряд ли.
В результате никакого более-менее логичного и компромиссного решения найти не удается. Выбирая между двумя позициями мы, вроде бы, обречены делать выбор между политкорректностью и здравым смыслом. К такому же выводу пришли, в конце концов, и ведущие, подытожив: слово в русском языке абсолютно нормальное и не оскорбительное, но употреблять его, тем не менее, мы не будем, во всяком случае, не в публичных местах. Во-первых, налицо совершеннейший абсурд: почему слово, которое мы признаем абсолютно приемлемым и не относим к категории ругательств и обсценной лексики, нельзя употреблять на людях? И, во-вторых, слово, в общем-то, как известно – не воробей…
Где же кроется правильное решение этого логического ребуса? Конечно, если не для большинства, то, во всяком случае, для существенной части участников данной дискуссии, развернувшейся в радиоэфире и виртуальном пространстве, сей вопрос есть чисто теоретический. Когда это не влечет для тебя никаких прямых санкций, можно играть в рационализм и, руководствуясь чистой логикой, совершенно спокойно утверждать о нормальности и приемлемости данного слова, тем более что аргументы противников и вправду страдают нелогичностью и путанностью. Можно также ссылаться на польский опыт, напоминая тот факт, что абсолютно нейтральное в польском языке слово «жид» продолжает употребляться для обозначения представителей еврейского этноса. Да что там поляки, вот взять тех же самых африканцев. В языке суахили (государственном языке Кении и Танзании) для обозначения лиц европеоидной расы употребляется слово «mzungu», которое авторы русскоязычного учебника данного языка, а также и составители различных суахили-английских словарей кокетливо переводят как «европеец». Совершенно зря. Ибо Европа на суахили называется «Ulaya», что на «mzungu» совершенно не похоже, словом «mzungu», кроме того, принято называть также и американцев (как северных, так и креольскую часть южных), а второе значение этого слова – «необычная, диковинная вещь». Вот так. Выходит, что все не без греха? Следовательно, язык – языком, а политика – политикой?
Однако когда вопрос переходит в практическую для тебя плоскость, например, если ты по долгу службы или личным причинам находишься в постоянном контакте с людьми с черным цветом кожи, либо с представителями международной общественности или академических кругов, принявших эти правила игры, когда ты – человек публичной профессии, как те же самые ведущие программы «Говорим по-русски», то понимаешь, что логика известного отечественного киногероя, утверждавшего, что «в школе меня учили, что в Африке живут негры», тут не подходит, ибо чревата негативными последствиями. В этом случае вопрос представляется намного более сложным, если не сказать, неразрешимым. Биться головой в бетонную стену в надежде, что ты ее пробьешь – тоже бессмысленно.
Радиоведущие, впрочем, предложили еще один выход из ситуации: заменить слово «негр» каким-нибудь нейтральным по коннотации словом чисто русского происхождения. Так мы одновременно и примкнем к политкорректному Западу, и угодим противостоящим западникам своим же национал-патриотам, отказавшись от заимствованного слова в сторону «своего, родного, русского». И волки сыты, и овцы целы! Ведь было же изобретено в России, причем чисто спонтанно, вполне политкорректное определение представителя монголоидной расы: «человек с восточной внешностью». Почему бы не придумать что-нибудь столь удачное и здесь? Авось и приживется. В качестве возможного варианта было предложено слово «чернокожий». Вроде как привычное слово, и никакого тебе «эха войны»! Однако и тут все как-то странно выходит. Ведь по своей структуре слово «чернокожий» сродни известному и отнюдь не политкорректному обозначению «человека с восточной внешностью» – «узкоглазый». Заметьте, и один, и второй термин исходят из эмпирических фактов и отражают объективную реальность: у африканцев, выходцев и потомков выходцев из Африки действительно черная кожа, а у монголоидов – разрез глаз уже по сравнению с представителями других рас. Тем не менее, слово «узкоглазый» является жутко оскорбительным, а это позволяет предположить, что и термин «чернокожий» может когда-то кому-то не понравиться. Кроме того, снова встает вопрос о логике. Почему равные в сущности понятия вызывают столь разную ответную реакцию? И где же выход?
Чтоб ответить на этот вопрос, для начала надо понять логику самой борьбы за политкорректность. Весь ее смысл, как представляется, заключен в том, чтобы просто скрыть некоторые «неудобные» вещи, которые являются в то же время слишком очевидными и в силу этого могут раздражать те или иные социальные, расовые, этнические группы. Если слишком бросается в глаза социальное неравенство, создающее неравный доступ к определенным благам для различных групп населения, то лучше попытаться просто избегать неудобных тем и табуировать обсуждение некоторых вопросов. Ведь понятно, что, например, живущих в России калмыков и якутов вовсе не оскорбляет факт наличия эпикантуса, как таковой, иначе вся их жизнь давным-давно должна была превратиться в один сплошной невроз и психопатию. А вот социальная граница, прочерчиваемая через употребление слова, фиксирующего физико-антропологические отличия между ними и окружающим большинством – уже вызывает раздражение. Впрочем, граница эта продолжает существовать даже при воздержании от публичного употребления этого слова, ибо источником расизма являются не сами отличия, а господствующая социально-экономическая система, в них остро нуждающаяся и подстраивающая их под собственные нужды. Точно также замена слова «negro» на «black» (то есть романского по происхождению слова на британский эквивалент) и даже на «african» не снимет тех социальных противоречий, которые существуют сейчас между «странами золотого миллиарда» и беднейшими «странами юга», равно как и между белыми и черными общинами в самих странах Запада, зато позволит поменьше вспоминать об исторических причинах их возникновения, создавая иллюзию победившего мультикультурализма. Африканцы постепенно привыкают к мысли, что в Европе и США люди жили, живут и будут жить в богатстве и достатке, а их собственная судьба – жить в бедности и отсталости, и многие уже с этим смирились, что лично я имею возможность наблюдать воочию. И все что им предлагают взамен сильные мира сего – лишь немножко уважения. Уважения, которое благородный победитель должен, как считается, испытывать к побежденному. Именно поэтому вопрос о том, каким именно словом именовать те или иные ущемляемые социальные группы становится столь принципиальным для «благородных либералов». Капиталистической системе для выживания нужен не только расизм как таковой, но и идеология борьбы с его внешними проявлениями
Однако, все же не ясно, что же делать в этой ситуации левым? Соглашаться с идеологией политкоректности, продолжать настаивать на употреблении привычных терминов, или вообще о таких вещах не задумываться в принципе? Лично я отказался от употребления слова «негр» в пользу слова «африканец», хотя и прекрасно понимаю формально-логическое несовершенство такой тактики. Именно тактики, ибо живя в условиях доминирования капиталистических отношений, формирующих собственные дискурсы, так или иначе, нужно временно и с оговорками данные правила игры принимать. Тем не менее, борьба за соблюдение принципов политкорректности не должна превращаться в самоцель левого движения, а тактические приемы – мешать осуществлению главной стратегии левых – привлечения внимания общественности к обсуждению именно причин социального неравенства и возможности их преодоления. Ведь лишь только тогда, когда будут устранены экономические противоречия, формирующие барьеры между людьми, принадлежащими к различным расовым, этническим, культурным и региональным общностям, их расовые признаки, физико-антропологические черты и культурные обычаи перестанут использоваться во имя целей разделения, взаимных оскорблений и конфронтации.
