«Сияние». Gallery White, Москва.
В новом пространстве галереи Антона Белова с белым названием «Уайт» на Малом Кисельном открылась выставка «Сияние». Евгений Антуфьев – куратор и художник галереи – познакомился с тувинским охотником на волков, купил одного убитого волка, расчленил, выварил кости, собрал кровь, взял интервью у охотника, выбрал у него несколько фотографий и сделал выставку. Белую, красивую – вход на наливные светло-серые полы в традиционный галерейный «белый куб» – только в двойных бахилах (сначала синие надеть, потом белые, чтобы сияли, видимо; на северокорейской выставке розовые бахилы выдавали – под цвет лососевого ковролина). Феншуй полный. Интерьер+дизайн. На стене косточки и зеркало, при входе – фотографии, в углу – шкурка с дырявыми глазами. Уходить не хотелось, судорожно доискиваясь смысла стала читать газету на стене, про то, что волков надо убивать – они уничтожают копытных. В середине большой комнаты лежал шедевр – чучело-скульптура волка из тряпок белых и волчата на веревочках малюсенькие к животу пришиты. Волков стало жалко. Опять подумалось про смысл и месседж: жалеть волков? жалеть охотника?
Есть теперь такая тенденция делать выставки ЖЗЛ – про жизнь замечательных людей. Деготь с Тишковым сделала выставку про художника-авангардиста Субботина-Пермяка (в галерее «Проун» Марины Лошак, которая курирует и выставку Антуфьева-Оюна), Евгений Чертоплясов на площадке «Старт» – про композитора-футуриста Живокоста Окопника, теперь вот Антуфьев про Ивана Оюна. Ввиду отсутствия в столице этнографического музея и кунсткамеры (которые и выставок своих в Москву не возят – куда, спрашивается, возить, где выставлять?) такие «аутентичные», «этнографические», «регионально-репортажные» проекты, казалось, должны становится событием и заполнять определенную лакуну – но увы, увы… Катарсиса выставка «Сияние» не производит – есть только ощущение эксплуатации модели и использования натуры, нехватки фантазии и отсутствия смысла. Вроде про животных, но не Бойс или Кулик, вроде и волки – но без политического подтекста и риска для жизни, вроде эмоционально – но кому сочувствовать: охотнику или жертве – так и не ясно, вроде и аутентично и якобы «магично» – но уж слишком выварено, выверено и выхолощено.
И что же теперь не-политическое, не-социальное, «чистое» искусство предлагает зрителю, какой-то образ, какой-то другой идеал? (Это при том, что марксистски-ориентированные Гутов и Осмоловский про социальные смыслы, кажется, забыли. Впрочем, портреты композиторов, гигантские хлебные мякиши, безусловно, прекрасны). Кто теперь герой generation next, «новых серьезных» и «новых скучных», которых мучительно хочется, но пока не удается понять: настоящий охотник на волков или галерейная тряпочная волчица? Вокруг пустота, она белая.