В цехе Белого на Винзаводе представляют «современное искусство» Северной Кореи – в розовом свете. Инициатива, надо сказать, для Винзавода неожиданная: искусство это не современное, а официальное – выставлены работы 25 художников объединения «Мансуде», крупнейшей северокорейской художественной фабрики-мастерской, что-то вроде советского «Союза художников». Эти монументальные (до 4 метров) полотна, выполненные в технике т.н. «корейской живописи» – графики цветной тушью по рисовой бумаге, – изображают военных, врачей, ученых, жанровые и производственные сцены: лялек в роддоме, агрономов на полях, семьи в зоопарке. Шаблонные соцреалистические композиции помещены на орнаментальные шелковые ткани пастельных тонов. Индивидуальный художнический стиль здесь не считывается, будучи предопределен жанром и заказом. В центре зала – сюрприз – инсталляция одного из кураторов выставки Олега Кулика, ставшая, надо сказать, самостоятельным объектом экспозиции: сотня розовых изнутри солдатских касок-абажуров льет свет на 15-метровый подиум, в центре которого водружен столик с чашкой риса. За инсталляцией – огромный экран с проекциями фильмов официальных празднеств: салютами, демонстрациями, танцами. Вокруг экрана – вышивки гладью на те же сюжеты. На отдельной стене – плакаты, при входе – мозаика с бегущей на зрителя женщиной-футболисткой (тут невольно вспоминается теннисистка Курникова, вылепленная Куликом из воска). Вокруг картин – неоновая розовая обводка, на розовой стене – текст Бориса Гройса, на полу – грязно-розовый ковролин изысканнейшего оттенка, по которому зрители ходят в полупрозрачных красных бахилах.
Очень красиво и тонко – невыносимая нежность
Выставка с апологическим названием «И подо льдом течет вода», наверное, должна была зафиксировать наличие жизни «искусства» в ледяной атмосфере тоталитарного официоза (розовая изнанка зеленых касок работает на ту же идею «воды подо льдом»). Но то, что название оправдывало, центральная инсталляция разоблачала. «Мы же хотели все-таки пилюлю подсунуть, показать, что вся эта красота, вся нежность находится под мощным солдатским сапогом, – говорил Кулик на следующий день после открытия. – А северокорейские товарищи оказались полностью удовлетворены: «Здесь прекрасно выражена главная идея чучхе: только армия посетит творческий дух». И получилось, что ты сделал двойственную такую работу тонкую. А ты хотел просто, грубо, хоть как-то справиться с ситуацией».
По своей пластике северокорейское официальное искусство не походит на тяжеловатый советский соцреализм – эпический, монументальный, станково-живописный – хотя многим оказывается ему обязан: героикой, пафосом, сюжетами, композицией. Сложность восприятия выставки в пространстве Винзавода именно в «техническом» отношении: традиционное по форме и «социалистическое» по содержанию корейское искусство каллиграфически выписывает детали, оставляя много воздуха – белого пространства бумаги, различимая фактура которой составляет какое-то дополнительное измерение, – не брезгует абстракцией в разработке растительных деталей и орнаментализмом шелковых подложек. Выходит такая романтизация социалистической идеи: эффекту «реализма» мешает белый фон, который где-то можно принять за снег. Такая романтика была характерна для поэтики русских народных промыслов советского извода: адаптируясь к официальной идеологии, бывшие иконописцы изображали на лаковых «буржуазных» шкатулках красноармейцев с удлиненными бедрами и дланями и украшали их золотой вязью орнамента, вязальщицы и вышивальщицы старательно воспроизводили лица вождей в техниках, до этого не знавших портретных образов.
Адаптация корейского официального искусства к современной московской площадке прошла успешно – равнодушным выставка зрителя не оставляет. Остается ждать ответного кульбита: выставки «современных» российских художников – Глазунова, Шилова, Софронова – в залах корейского художественного музея.
