Классовая борьба в современной Швейцарии
Предмет нашего рассмотрения — формы, в которых существует классовая борьба в государстве социального мира и классового сотрудничества, её история и перспективы, а также структурные и институциональные препятствия, которые её сдерживают. Следуя марксистской традиции, мы полагаем, что классовый конфликт является неотъемлемой частью жизни при капиталистическом строе. При этом в мире существуют капиталистические общества, которые убедительно — в глазах обывателей, социальных исследователей, а порой и левых активистов — позиционируют себя как преодолевшие или нейтрализовавшие классовые противоречия. Пример такого общества — современная Швейцария. Хрестоматийным и часто упоминаемым, в том числе как аргумент за «классовый мир», стал эпизод заключения «трудового мира» в 1937 году между профсоюзами металлистов и работодателями. Имели место и аналогичные соглашения в других сферах, в общих чертах отражённые в положении трудового законодательства о «социальном сотрудничестве», которые впоследствии соблюдались с редкими исключениями. К исключениям относится, к примеру, забастовка железнодорожников в 2008 г. или подъём рабочего движения в восьмидесятых, сопровождавшийся критикой межклассового договора: «50 лет трудового мира достаточно!», — как писала одна радикальная газета.
Швейцарская политическая система считается одной из самых стабильных буржуазных демократий. Конфедерализм, муниципализм, принцип коллегиальности даже для высшего органа власти (Верховный Совет в Швейцарии — коллективный глава государства), эксперименты с прямой и «цифровой» демократией часто приводят в качестве признаков успешного демократического режима. Однако наличие развитых демократических институтов в государстве само по себе не обеспечивает реального участия граждан в управлении и не может предотвратить отчуждение народа от принятия политических решений. Органы местного самоуправления нередко играют роль сервиса по благоустройству, а повестку всеобщих референдумов формируют политические партии и другие институциональные образования, наделённые представительными функциями (фонды, федеральные ассоциации и т. д.). Поэтому для более объективного взгляда на швейцарскую модель демократического участия необходимо обратиться к опыту общественных движений. В их определении важны спонтанное возникновение активистских объединений и внеинституциональный (низовой) характер их деятельности, даже если на поздних этапах они стремятся к встраиванию в систему институтов. Не являясь продуктом или ответвлением централизованных структур, социальное движение само структурирует жизнь общества.
Выделение общественных движений на основании специфических (социальных, но не политических) целей не имеет большого смысла, так как границы политического постоянно сдвигаются. Согласно теории левого популизма Шанталь Муфф и Эрнесто Лакло, аполитичный «запрос», остающийся без удовлетворения, может легко перейти в политическое «демократическое требование», особенно если будет артикулирован соответствующим образом политиками или партиями. Исследования общественных движений описывают траектории их политизации, связанной со стихийным расширением запросов, и, напротив, — деполитизации (или политической экспроприации) низового актива вскоре после обретения политических представителей. Общественные движения, таким образом, логичнее всего рассматривать как особую форму отправления политики «снизу-вверх», вне парламентских и других рамок. В восьмидесятые и девяностые годы их деятельность велась наиболее бурно, но «живые» примеры есть и сейчас.
Для подкрепления наших соображений о противоречиях между логикой классовой борьбы и политической системой обратимся к недавнему (и показательному) случаю народного референдума по вопросу о введении 50%-ного налога на наследство для сверхбогатых. Его инициатором в 2022 году стала молодёжная организация партии социал-демократов — Молодые социалисты Швейцарии. Референдум назначен на ноябрь 2025 года. В национальной прессе тиражируются комментарии банкиров, бизнес-юристов и владельцев предприятий, которые называют законопроект «катастрофой для страны», угрожающим кредитной системе «крахом» и «вредным для инвестиционного климата». Предпринимательское общество Economiesuisse считает, что подобные нововведения «подрывают позиции Швейцарии как надёжной и стабильной международной бизнес-площадки». Главное, что беспокоит представителей правящего класса, — это отток из страны зарубежного капитала и перемещение активов миллиардеров в другие государства (например, Италию, где налог на наследство составляет 8%). Этот случай интересен в двух аспектах: характер реформ, вызывающих такую паническую реакцию, и практические проблемы их воплощения.
Опасения экспертов насчёт повышения налога на наследство намекают на экономические причины благополучия маленькой альпийской страны: в неё стабильно притекает иностранный капитал в виде финансов владельцев американских корпораций и прибылей от торговли с ЕС. Вполне вероятно, что в результате реализации реформы отток капитала, вкупе с массовой миграцией сверхбогатых резидентов, повлечёт за собой ухудшение национального благосостояния и даст рабочему классу поводы для недовольства. Но осознают ли молодые социалисты, которых Swissinfo называет крайне левыми, подрывной потенциал законопроекта? Публично они говорят о налоговой реформе как о способе перераспределения бюджета для более эффективной борьбы с климатическими угрозами, по сути, не выходя за рамки приемлемого для западного буржуазного парламентаризма и западного буржуазного общества в расстановке приоритетов. Декларируемая экологическая ответственность торговых сетей — это часть сегодняшней конъюнктуры. Вспомним также о наличии CLIMA-директората в Еврокомиссии и использовании эко-повестки центристами. Отдельный вопрос — насколько добросовестно господствующие круги справляются с природными вызовами, однако борьба с климатическими угрозами в целом отдана в их ведение.
Социал-демократическая партия — умеренная реформистская сила, молодёжное крыло которой, как это часто бывает, радикальнее руководства. Действительно, леворадикальные организации, такие, как, к примеру, Партия труда, из-за маргинального положения в политической системе не имеют практически никаких рычагов влияния на законодательство. Социал-демократы же, которые их имеют за счёт представительства в Федеральном Совете, не канализируют и не радикализируют классовую борьбу (или не говорят об этом открыто, как о значимой части своей программы), а, как мы видим на примере продвижения налоговой реформы, пытаются в рамках парламентской политики и соответствующей риторики сдвинуть политический курс в более прогрессивную сторону. Примечательно, что в 2024 году, проводя сбор подписей за вынесение вопроса на референдум и общаясь с прохожими, левые активисты выбирали другой способ презентации своей инициативы, заявляя, что их партия «отстаивает интересы не только богатого меньшинства, но и простых трудящихся». Таким образом, левый реформизм, с одной стороны, пытается опираться на рабочий класс, но оказывается «связан» условиями буржуазной гегемонии. Здесь уместно вспомнить, как Маркс критиковал Готскую программу и взгляды Лассаля за то, что тот взял за отправную точку программы идеологию правящего класса, замечая, что такая стратегия ведёт к политическим провалам и потере доверия рабочих.
Кристиан Кэлин, юрист, делец и владелец консалтинговой компании, помогающей получить гражданство за инвестиции, говорил, что «те, с кем мы работаем, достаточно умны и понимают: в Швейцарии такие нововведения просто так не проходят». Стоит подчеркнуть, что одна из причин — культурная гегемония правящего класса, как ситуация, в которой для репрезентации общественного мнения спрашивают успешного предпринимателя, а не рабочего активиста. Однако речь идёт не только об общественном мнении, но и о самой процедуре принятия решений. Чтобы была осуществлена реформа, необходимо большинство голосов не только на общенародном референдуме, но и при голосовании в каждом отдельном кантоне. Это означает, что для принятия законопроекта «за» должно высказаться, например, большинство жителей Цуга, традиционно являющегося регионом крупных предпринимателей. Дисбаланс результатов в более и менее богатых кантонах — особенность многих голосований в Швейцарии, касающихся социально-экономических вопросов (это наблюдалось, к примеру, во время вынесения на референдум вопроса о снижении медицинских страховых взносов). Поэтому, несмотря на формальный демократизм системы, она, будучи системой явно внеклассовой демократии, фактически не оставляет возможностей для проведения антикапиталистической политики, опирающейся на трудящиеся массы и способной к созданию контр-гегемонии.
Но швейцарская левая политика не всегда была конформистской или незаметной, непоследовательной и приводящей к изоляции рабочего класса от социалистических партий. Опишем один из ярчайших примеров. С 1982 по 2000 годы в Цюрихе действовало движение «Комитет 1 мая», созданное усилиями множества организаций. В их числе были представители Партии труда, коалиции нескольких левых партий под названием POCH (в которую, к слову, не вошли социал-демократы), «Союза коммунистической молодёжи», кинокооператива, независимого профсоюза врачей, Комитета против апартеида, Объединённой группы Швейцария-Куба, зарубежных профсоюзов и коммунистических партий (например, испанских), движения против ядерного вооружения и других объединений, которых всего насчитывалось 50. Движение ставило своими целями взаимопомощь активистов и координацию политической и культурной деятельности, отправной точкой которой стали альтернативные, «антипраздничные» первомайские демонстрации и «политические вечера» — встречи с едой, напитками и устной пропагандой. При содействии POCH и Комитета 1 мая Социалистическая рабочая партия проводила дискуссионные «профсоюзные вечера», на которых обсуждались точки соприкосновения рабочих движений со «старыми» и «альтернативными» левыми. В рамках мероприятий, организованных Комитетом, проходили фестивали курдской, албанской, филиппинской и латиноамериканской фолк-музыки, на которых танцы и песни чередовались с обсуждением мировой политической ситуации. Участники движения также занимались гуманитарными сборами, отправляя пожертвования солидарности в Центральное санитарное отделение.
В первые несколько лет деятельности Комитет 1 мая стремился сконцентрировать на себе городскую общественную жизнь и осуществлять культурную контр-гегемонию, привлекая для этого людей из разных сфер и сотрудничая с другими гражданскими, политическими и творческими коллективами. К 1987 году, как указано в официальном отчёте для властей, в движении было представлено уж не 50, а 70 различных организаций. Несмотря на идеологическую и организационную неоднородность, Комитет 1 мая спустя шесть лет существования сформулировал программу политических требований, направленных как вовне, так и вовнутрь. Во внешнеполитический блок входили поддержка латиноамериканского сопротивления, прекращение апартеида и расистской дискриминации в Южной Африке, независимость Палестины, признание самоопределения курдов и освобождение политзаключённых в Турции. Для собственной страны движение выдвигало требования равной оплаты труда для мужчин и женщин, сорокачасовой рабочей недели, равных трудовых прав для коренных жителей и иммигрантов, «первого в истории» отказа от вооружения, ликвидации банковской системы как связанной с мировым империализмом и предоставления живущим и работающим в Швейцарии иностранцам избирательного права. На характер международной программы, вероятно, повлияло наличие в рядах движения представителей РПК, ФНОП и упомянутого выше Комитета против апартеида. Отстаивание прав иммигрантов было и до сих пор является узловой точкой политического дискурса в Швейцарии, а отношение к этой теме — одним из главных критериев для отнесения к правым или левым. Активист Комитета 1 мая писал в газете, что каждый четвёртый человек в Швейцарии полностью лишён политических прав, имея в виду мигрантов. Это действительно так, и число неграждан, как и их положение (связанное, в частности, с приоритетом швейцарцев и граждан «первого мира» при официальном приёме на работу), с тех пор незначительно изменилось.
Интересно то, как с ростом численности и масштаба акций «широкая левая» стала отходить от первоначально усвоенных и какое-то время воспроизводимых политических традиций, обеспечивавших движению политический успех. Танцы и песни угнетённых народов, в которых «раскрывался» освободительный пафос, постепенно были заменены «приобщением ко всем мировым культурам». После постановления пленарного заседания о «важности продвижения мультикультурализма» культурная политика Комитета приняла форму дежурных мероприятий. При этом лозунги и методы борьбы за социальные перемены в Швейцарии тоже претерпели серьёзные трансформации со временем. Требованиям 1988 года, оформленным в виде листовок (обеспечить равную оплату мужского и женского труда и предоставить приезжим трудящимся такие же политические права, как и местным), в 1998 году пришли на смену интервью о феминизме с известными женщинами и попытки реализовать через референдум новый проект расширения политических прав приезжих. Согласно ему, голос иностранца на выборах может быть совещательным, а решение о предоставлении этого права принимает местная администрация. Вопрос о рабочем времени уже не поднимался, хотя сотрудничество с профсоюзами оставалось.
Критический анализ опыта Комитета 1 мая ставит перед нами более общие вопросы, разрешение которых выходит за рамки этой статьи, а возможно, и теории в целом. Пользуясь его примером, можно дискутировать об условиях расцвета и упадка низового движения, проблемах широкой левой, бюрократизации и последующей дерадикализации больших и влиятельных организаций, признаках программы, задевающей общественный нерв, и о многом другом. Но история Комитета 1 мая — это ещё и вдохновляющий пример тактических и стратегических успехов. Более чем пятнадцатилетняя борьба за гегемонию и доверие рабочего класса в период политического банкротства может послужить источником идей и практик низовой политики для современных левых. В то же время необходимо выносить уроки из самоорганизации класса, имеющей, как правило, партикулярный характер.
Среди современных социальных движений в Швейцарии наиболее заметно на улице, а не в парламенте, движение женское. Особенность его становления состояла в том, что избирательное право швейцарки получили только в 1971 году, и это было достижение немецкого, французского и, шире, европейского суфражизма едва ли не в большей степени, чем швейцарского: референдум, позволивший женщинам голосовать, был проведён под угрозой ослабления связей с ЕС. С допуском женщин в политику феминистские инициативы, тем не менее, получили импульс к развитию. Много лет после этого в стране было сильно Новое женское движение, не имевшее централизованной структуры. В него входили как правозащитные организации, помогающие женщинам-жертвам насилия, так и (закрытый для мужчин) клуб альпинисток и Рабочее объединение для политического просвещения женщин. Злободневными темами для феминистских демонстраций становились принуждение к рождению детей, нарушение телесной автономии и бытовое насилие.
Порой «новые» феминистки выдвигали и экономические требования: так, в 2023 году в Берне и Базеле прошли забастовки женщин, которые требовали устранить гендерный разрыв в 43% в оплате труда и принять новое законодательство, которое бы обеспечивало экономическое равенство и защиту от гендерного насилия. Женщины выходили под лозунгами: «Уважения. Увеличения зарплат. Увеличения [свободного] времени». Это был не первый подобный случай: женские забастовки в нескольких кантонах происходили и в 2019 году, и раньше. Несмотря на стихийный и массовый (речь шла о сотнях тысяч человек) характер протестов, среди бастующих были представительницы системных левоцентристских партий (социал-демократов и «зелёных»), которые стали основными рупорами движения в СМИ. Для либеральных оппонентов и оппоненток левых протест стал поводом обвинить их в мобилизации недовольных с целью увеличения политического престижа перед выборами, а форму забастовки некоторые из них называли «деструктивной». За два года до этого участницы Партии либералов боролись за гендерное равноправие по-своему: продвигали инициативу за индивидуальное налогообложение, которая избавила бы состоятельных женщин в браке от повышенного налога на семейный бюджет. Таким образом, мы видим, что феминистский протест в Швейцарии, как и в других капиталистических странах, неоднороден. Наряду с феминизмом для трудящихся женщин, время от времени (в последние годы нельзя говорить о масштабных политических кампаниях) поддерживаемым левыми, мы имеем дело с феминизмом буржуазным, пользующимся покровительством либеральных сил и даже зависимым от них и политической системы. Никакой самостоятельной борьбы женщины из правящего класса не ведут.
Стоит отметить, что коллективные интересы женщин в Швейцарии не всегда были представлены парламентскими партиями, включавшими их в свою социальную базу вместе с другими группами. В формировании Нового женского движения в восьмидесятых огромную роль сыграла FraP — маленькая «женская партия», никогда не побеждавшая на федеральных выборах, а вместо этого принимавшая деятельное участие в проведении акций. Название «партии» здесь носит условный характер, поскольку реальной включённости в структуру власти и даже своего централизованного руководства организация не имела. FraP была тесно связана с рабочими протестами, входила в список организаций-учредительниц Комитета 1 мая и добилась влияния благодаря коалициям (в том числе с другими феминистскими объединениями). Такие случаи, как описанный выше, показывают, как на низовые движения влияет парламентаризм, снижая их подрывной потенциал. Сегодня в швейцарской публичной политике сильна традиция соперничества (но не вражды, в которой цель — устранить противника из поля) классовых представителей, к которому в конечном счёте сводятся проявления самоорганизации рабочего класса и групп внутри него. Политическая забастовка выходит за пределы этой ограничивающей модели, вне зависимости от того, проводят её работники сферы услуг, женщины или иммигранты. Но реальные возможности этого инструмента борьбы пока ещё и близко не использованы большинством профессиональных союзов и культурных объединений, которые в некризисное время лишь структурируют общественное пространство, не изменяя его. Изменится ли это, если да — при каких обстоятельствах, покажет история.
Автор: Валерия Воскресенская
Источники:
- Swissinfo (недоступно в России)
- К. Изеле, «Роль общественных движений в Швейцарии» (socio.ch/movpar/t_cisele1.htm)
- К. Маркс, «К критике Готской программы»
- Ш. Муфф и Э. Лакло, «Гегемония и социалистическая стратегия»
- Документы, предоставленные автору общественным архивом Цюриха (sozialarchiv.ch/)
