© (Lo Cole) economist.com
В конце 2015 г. на левые силы Латинской, прежде всего Южной Америки, посыпались мощные политические удары: поражение левых перонистов после 12-летнего нахождения у власти в Аргентине, начало болезненной процедуры импичмента в отношении президента Бразилии Дилмы Русеф, первое поражение на национальных выборах правящей социалистической партии в Венесуэле.
Очевидно, что все эти неудачи никак не назовёшь случайностями. Мы много писали о тех действительно реальных социальных и экономических успехах, которых достигли латиноамериканские левые, находясь у власти в ключевых странах субрегиона за последние годы. Можно полностью согласиться с точкой зрения директора Института Латинской Америки РАН Владимира Давыдова, который отмечает, что левый поворот принёс латиноамериканским странам и народам «исторически позитивный сдвиг». Только одна цифра – снижение за 15 последних лет уровня бедности в Латинской Америки с 44% до 28% должна надолго войти в учебники: в мировой истории столь резкой положительной динамики за такой короткий по историческим меркам отрезок ещё не было – ни в планетарном, ни в континентальном масштабах.
И в то же самое время упомянутые в начале материала электоральные поражения и политические вызовы ни пришли из космоса. Как отмечает доктор политических наук из Франции Франк Годишо, «долговременный социальный, экономический и политический цикл, кажется, медленно исчерпывается». Но разве это произошло потому, что левые, находясь у власти, смогли заставить отступить бедность и ослабить неравенство, осуществляли социальные и экономические преобразования в интересах широких народных слоёв?
Скорее всего, всё более очевидный «правый поворот» в Латинской Америке имеет всё же несколько иные объяснения.
Сегодняшнее недовольство избирателей реальной практикой управления левых направлено и против тех, кого обычно идентифицируют с социал-реформизмом (киршнеризм в Аргентине, Партия труда в Бразилии), и против тех, кто поднял на щит радикальную и антилиберальную концепцию «социализма XXI века» (наследники Уго Чавеса в Аргентине). То есть под вопросом и практика, и социальные завоевания как «мягких», так и «твёрдых» левых.
То, что эта угроза с такой резкостью проявилась именно в последние месяцы и, можно сказать, параллельно, возможно и совпадение, но совпадение пугающее! Ведь в двух казавшихся ещё не так давно «модельными» странах разных направлений левого проекта в Южной Америке – в Бразилии и Венесуэле – мы наблюдаем схожие и явно отрицательные тенденции: экономический спад, уменьшение реальных доходов основной части граждан, сокращение общественных программ и социальных расходов (не только РФ страдает от снижения цен на нефть!), обесценивание национальной валюты, рост преступности, бюрократизм на местах… В конечном счёте, к огромному сожалению, приходится согласиться с точкой зрения известного отечественного латиноамериканиста и публициста Эмиля Дабагяна о том, что «оборотной стороной модели, получившей наименование «социализма XXI века», стало пренебрежение законами экономики, ущемление предпринимателей, подавление свободной инициативы, игнорирование интересов среднего класса».
С учётом того, что для миллионов людей левых взглядов латиноамериканские социалистические эксперименты, носившие, выражаясь словами боливийского вице-президента и левого интеллектуала Альваро Гарсия Линейры, «потенциально революционный и креативный характер», служили хорошим примером и были маяком надежды, который в современном международном левом движении, признаем это, является большой редкостью, происходящее сегодня в ключевых странах Западного полушария вполне можно воспринимать как личную драму. И здесь я вынужден согласиться со словами уругвайского писателя левых взглядов Рауля Зибечи:
«По мере того, когда латиноамериканский прогрессистский цикл испаряется, кажется, наступает время, чтобы начать извлекать уроки на долгосрочный период, рисовать совокупную панораму. Самое меньшее, что тут можно сказать, это то, что это окончание цикла окажется катастрофическим для народных секторов и левых сил, с набором неясностей и тревог, касательно ближайшего будущего, в котором мы должны будем столкнуться с правой и репрессивной политикой».
Безусловно, было бы очень большим и вредным упрощением сводить политическую и классовую борьбу на латиноамериканском пространстве к лобовой борьбе сил прогресса и реакции. Такой упрощенческий подход весьма характерен, в частности, для венесуэльских чавистов, видящих в своих противников лишь одних «фашистов» и «агентов американского империализма». Но политические схватки в Венесуэле, Аргентине, Бразилии, равно как и во многих других странах Южной Америки показывают на деле, что само левое движение далеко не всегда выступает как единое целое. Во всех упомянутых странах, например, часть крайне левых оказалась в решительной оппозиции.
С другой стороны, в успехе оппозиции на президентских выборах в Аргентине и парламентских в Венесуэле немалая заслуга принадлежит социнтерновским партиям. В Бразилии активно против действующей администрации работает левоцентристская Бразильская социалистическая партия. Все эти примеры подтверждают мысль французского исследователя Жан-Жака Курляндски о том, что «левые у власти в Латинской Америке не имеют общего знаменателя».
Ещё один немаловажный аспект, когда мы говорим о реальном кризисе латиноамериканской левой – это лимиты «модернизаторского реализма» и политики возможного. Дело не только в том, что сегодня ведущие государства Южной Америки находятся в состоянии серьёзного финансового и экономического кризиса, во многом действительно спровоцированного стремительным снижением цен на нефть. Но существует уж слишком много примеров, говорящих о, скажем мягко, противоречивом характере внутренней и внешней политики находящихся или находившихся у власти левых и левоцентристских администраций.
В Аргентине прежнее правительство сталкивалось с коллективной оппозицией фермеров выращиванию генномодифицированной сои и рабочими забастовками, в том числе на «народных предприятиях», в Бразилии массовые антиправительственные манифестации в 2014-2015 гг. проходили в значительной степени под социальными и антикоррупционными лозунгами, на госпредприятиях Венесуэлы всё больше раздаются голоса в пользу настоящего рабочего контроля и дебюрократизации государственного сектора, в Чили левоцентристское правительство сталкивается с регулярными студенческими мобилизациями, а также с организованными протестами крестьянских и индейских активистов, в Боливии администрация Эво Моралеса всё чаще подвергается критике со стороны ведущего профцентра – Боливийского рабочего центра, в Эквадоре у властей постоянные проблемы с Конфедерацией индейских национальностей…
Все эти проявления показывают, сколь на деле конфликтной является сегодня ситуация в левом и социальном движении. На самом деле сами левые всё это прекрасно понимают; на последнем Форуме в Сан-Паулу в 2015 г. немало говорилось о том, что необходимо крепить единство всех левых сил, укреплять союзные узы с социальным и рабочим движением. А это социальное движение по-прежнему остаётся креативным в большинстве латиноамериканских государств.
Опыт движений за достойную жизнь в Эквадоре, коммунальных советов в Венесуэле, народных предприятий «без патронов» в Аргентине, коммунитарных масс-медиа в Бразилии и Чили, фермерских кооперативов в Центральноамериканских странах, что называется, дорогого стоит. И очевидно, что творческое использование и продвижение этого опыта – залог будущих успехов латиноамериканских левых.
Как отмечает латиноамериканский публицист Пабло Рохас Робледо, опыт последнего времени показывает, что традиционные «прогрессистские» проекты в Латинской Америке задыхаются, уменьшается поддержка со стороны народных слоёв. Поэтому, продолжает свою мысль Робледо, «история ставит лимиты для созерцательной, институциональной, административной левой, левой, выражающей чаяния государственных функционеров, левой без бунтарства, без мистики…»
Мы, люди левых взглядов, безусловно, должны быть благодарны Чавесу, Луле (и их преемникам), Киршнерам. За то, что своей реальной политикой они показали широкие возможности «левого проекта». В начале XXI в. власти самых разных латиноамериканских стран на практике показали, что левая внутренняя и внешняя политика на деле возможна. На даром же Южная Америка сделалась самым левым континентом на нашей планете!
И ещё одно немаловажное, на мой взгляд, замечание. При всех системных и по-настоящему революционных преобразованиях, имевших место в последние годы в Венесуэле, Боливии и Эквадоре (то есть в странах, вписывающихся в систему «социализма XXI в.»), с учётом, мягко говоря, сложных взаимоотношений находящихся у власти левых сил с праволиберальной оппозицией и подконтрольными большому капиталу и консервативным силам СМИ, левопопулистские правящие партии в указанных государствах не отказались от свободы слова, плюрализма и честных выборов.
Это, на самом деле, очень важно в глобальном плане. Но эта решимость поддерживать состязательные начала в политической борьбе с классовым врагом означает принятие латиноамериканскими левыми риска оказаться в числе проигравших. Сегодня, когда над «социализмом XXI века», по крайней мере, в Венесуэле, нависла реальная угроза, нужно всё время помнить об этом. И действовать, чтобы неудача 6 декабря не переросла в окончательное поражение.
