“У левых в Иране есть большой потенциал”

Марк Ботенга

Многим россиянам сегодня очевидно, что Иран выступает стратегическим союзником России на Ближнем и Среднем Востоке. Но что реально представляет собой иранское общество? И как оценивают его европейские радикальные левые политологи? Наш сегодняшний собеседник –  Марк Ботенга, бельгийский политический аналитик, работавший и учившийся в Иране. Он автор многих статей в журнале «Этюди марксист», ежемесячнике «Солидэр» и на итальянском сайте «Ревиста иль Мюлино».

Как сейчас, после отмены международных экономических санкций против Ирана, можно оценить его социально-экономическое состояние?

Очевидно, что западные санкции были преступлением против иранского населения. Это явно ухудшило условия жизни. Хотя официально сектор здравоохранения не должен был пострадать, в действительности некоторые произведенные на Западе медикаменты в страну не поставлялись. Иранский медицинский и фармацевтический сектор сильно пострадал от санкций. Они принесли вред, а цены на нефть остаются очень низкими. Тем не менее в стране вновь начался экономический рост. Государственная политика стимулирует некоторые секторы внутреннего производства. В этом году иранское правительство смогло продемонстрировать положительный торговый баланс для продуктов, не связанных с нефтью. Впервые после с революции 1979 г. Это не особо хорошая новость, поскольку она свидетельствует скорее об обвале импорта. Запрет на некоторые виды импорта, возможно, стимулировал бы контрабанду.

Каковы основные признаки современной политической системы иранского общества?

Стоящая у власти иранская буржуазия находит свою идеологическую легитимацию в специфическом политическом истолковании шиитского ислама. Иранская политическая система очень сложна. С одной стороны, там есть типичная система буржуазной демократии с местными советами, мэрами, парламентами и президентом, избираемым прямым голосованием. С другой, есть различные неформальные советы и сети, которые ограничивают функционирование этих более демократических институтов.

Совет стражей Конституции из шести правоведов и шести религиозных деятелей следит за тем, соответствует ли происходящее нормам ислама.

В случае конфликта между парламентом и Советом хранителей может вмешаться Совет целесообразности. Этот Совет действует как медиатор между двумя другими и может осуществлять даже законодательную власть.

Есть также избираемый Совет экспертов, который контролирует и определяет Высшего руководителя иранской революции. Этот Высший руководитель, сначала Хомейни, сегодня Хаменеи, определяет главный политический курс и является верховным главнокомандующим вооруженных сил. Он также имеет право вето на действия демократических институтов. Он однозначно самый влиятельный человек Ирана. Внутри правящего класса разворачиваются конфликты. Борьба часто оказывается очень острой, но руководящие классы не хотят повторения событий 2009 г., когда миллионы манифестантов (сторонников и противников президента Махмуда Ахмадинежада) противостояли друг другу на улице.

Марксизм гласит, что реакционное и консервативное государство не может осуществлять прогрессивную внешнюю политику. Соответствует ли этот тезис иранскому случаю? Как можно оценить региональную политику Тегерана на сегодняшнем этапе?

Невозможно рассматривать иранскую внешнюю политику вне вопроса империалистического вмешательства в регионе. Начиная с 1991 г. Соединенные Штаты не делают тайны из желания взять под контроль все суверенные и независимые государства Среднего Востока. После интервенции в Ирак и Афганистан их главным стремлением является разрушить ось «Хезболлы» в Ливане, Сирии и Иране. Именно в этих уточненных рамках нужно анализировать иранскую внешнюю политику. В ней иногда используется религиозный дискурс, чтобы найти союзников, но на самом деле она очень прагматична.

Иран ищет и поддерживает союзников, чтобы усилить свою позицию в регионе перед лицом западного наступления. Его внешняя политика не является догматически антизападной.

В прошлом Тегеран даже сотрудничал с Вашингтоном в Афганистане против талибов. Он не сильно протестовал и против вторжения Соединенных Штатов в Ирак в 2003 г. Несмотря на сомнительное удовольствие видеть американские войска на западной границе Ирана, Саддам Хусейн для Ирана оставался одним из самых ненавидимых политиков. Тем не менее, несмотря на иранские предложения по сотрудничеству, для Вашингтона независимость Ирана остается угрозой. Его новое военное сотрудничество с Россией тут ничего не изменит.

Возьмем нынешний случай с Сирией. Сирийское правительство извлекает пользу из экономической и военной поддержки Ирана. Иран не является прогрессивной страной, но играет роль, которая кардинально отличается от роли Соединенных Штатов. Даже если он защищает свои собственные интересы, он де-факто оказывается защитником сирийского суверенитета и тормозит разрушение сирийского государства и Среднего Востока американским империализмом. Иран знает, что исчезновение Сирии как суверенного государства может означать будущую бомбардировку Тегерана. Хиллари Клинтон, пожалуй, не колебалась бы.

Иран многонациональная страна. Есть ли там проблемы, связанные с национальными меньшинствами?

Половина населения — персы, но там проживают и около 20 млн азербайджанцев (против только 3 млн в самом Азербайджане1), курды, туркмены, арабы и белуджи. Христиане, иудеи и зороастрийцы имеют гарантированное представительство в иранском парламенте, хотя все вместе они составляют лишь 1% населения. Верховный иранский руководитель Али Хаменеи по происхождению азербайджанец. Всякая многонациональная страна, конечно, сталкивается с вызовами.

Ясно, что персидский национализм создает неудобства для этнических меньшинств.

Ситуация с безопасностью на востоке, в Белуджистане, все еще не идеальная. Из Ирака курдское вооруженное движение пытается перекинуться на Иран. Некоторые говорят о дискриминации по отношению к суннитам со стороны шиитского большинства на юге страны.  Трудность в том, чтобы отделить оправданные и демократические требования некоторых меньшинств от провокаций, стимулируемых империализмом. Мы увидели в Ираке и Сомали, как Соединенные Штаты при поддержке местных союзников провоцируют эскалацию этнических и религиозных конфликтов. Цель – разделить, чтобы управлять.

С начала 1980-х гг. левые силы (радикальные и умеренные) в Иране находятся в глубоком подполье. Существует ли какое-то сопротивление с их стороны?

Сегодня ясно, что марксисты в Иране слабы. Это объясняется разными причинами. В частности репрессиями. После государственного переворота ЦРУ в 1953 г. ужасающие репрессии ударили по коммунистической партии «Туде». После революции 1979 г. марксистская левая также пострадала от репрессий и запретов.Затемсвою негативную роль сыграл распад СССР.

Однако у левых в Иране есть большой потенциал. В 40-е и 50-е гг. партия «Туде» была одной из самых внушительных коммунистических партий региона. Даже во время иранской революции 1979 г. она сыграла значительную роль. После победы революции рабочие на самом деле чувствовали, что революция им принадлежит. Аятолла Хомейни, а затем Али Шариати умело выразили это классовое противоречие в лозунгах, противопоставляющих «мостазафан» (обездоленных) «мостакбаран» (угнетателям). «Мостазафан» отстаивают более низкие цены, более высокие зарплаты и лучшие жилищные условия.

Кроме того, чрезмерные доходы промышленников вызывали у них большое недовольство. Некоторые требования были выполнены, но Хомейни придал этому классовому противоречию исламскую интерпретацию.

Мало-помалу претворение в жизнь лозунгов «мостазафан» сменилось системой исламской благотворительности, в котором наименее обеспеченные могли добиться некоторых преимуществ в обмен на их лояльность. Тем не менее есть местные левые сети, часто неформальные, всегда скрытые. Есть также борьба рабочих. Особенно когда правительство Махмуда Ахмадинежада ввело проект нового Закона о труде, это встретило сильное сопротивление рабочих. Это внушает надежду.