Непрерывная череда террористических актов не первый год привлекает общественное внимание к Пакистану. Мы постоянно слышим о взрывах и выстрелах в этой стране. Нам часто говорят о борьбе с исламистским террором, которую якобы ведут власти. Но мы очень мало знаем, что происходит в Пакистане на самом деле. Что правда, а что ложь в официальной информации? Кто с кем и за что ведет борьбу в этой стране? Насколько изменилась роль ислама в общественной жизни? Чтобы получить ответы на эти и многие другие вопросы, обозреваель Рабкор.ру Василий Колташов побеседовал с Шафиком Ахмедом, членом ЦК Компартии Пакистана, находящимся в политической иммиграции в ЕС.
В конце 2009 года Международный валютный фонд заявил, что экономика Пакистана постепенно выходит из кризиса, но ситуацию осложняют «проблемы с безопасностью». Мировая пресса полна сообщениями о новых и новых терактах. Стоит ли верить, что скорое хозяйственное оживление поможет изменить политическую ситуацию в стране?
МВФ выделяет Пакистану кредит в 1,2 миллиардов долларов, что указывает на финансовую слабость правительства. Ожидается также более 5 миллиардов долларов от различных государств. Хиллари Клинтон недавно заявила, что США продолжают поддерживать Пакистан. Существует консенсус между транснациональным капиталом и нынешними властями, конечно, не исключающий и противоречий. На словах Запад поддерживает «укрепление демократии» и «борьбу с терроризмом», на деле всех вполне устраивает отсутствие в стране реальных политических свобод, а, возможно, и отсутствие действенной борьбы с талибами.
В Пакистане продолжает развиваться экономический кризис. Он явно ощущается как в промышленности, так и в сельском хозяйстве, носящем достаточно консервативный характер. В сельском хозяйстве занята большая часть населения. Основными аграрными культурами являются пшеница и рис, огромное значение имеет выращивание сахарного тростника и хлопчатника. Выращиваемый в стране хлопок находит применение в местной легкой промышленности. В 2000-е годы, несмотря на все политические проблемы, экономика страны ежегодно росла примерно на 7 %. Быстро увеличивались поставки товаров за рубеж. Две трети национального экспорта составляют продукты текстильной и швейной промышленности. Хлопок и пшеница также активно вывозятся на мировой рынок.
Кризис уже ударил по экспорту. Распродажи в магазинах одежды по всему миру в результате снижения спроса, переход торговых компаний к политике дешевого ассортимента – все это задевает экономику Пакистана. Все это, конечно, будет еще накалять обстановку в стране и, будем надеяться, подтолкнет политические перемены к лучшему. Но пока на повестке дня – наступление реакционных сил.
Если судить по новостям, за последние десятилетия Пакистан немало переменился. Что было прежде? Каким был фон, на котором формировались ваши убеждения?
Пакистан стал совершенно другой страной с 1970-1980-х годов, времени моего детства и юности. Невероятно усилился реакционный ислам. Значительно ослабли прогрессивные силы страны. Многие мои товарищи погибли. Из руководителей Северо-Западной пограничной провинции в живых удалось остаться лишь мне. Оглядываясь назад, я понимаю, насколько непростой путь пройден нашей партией и мной самим.
Мой отец был сельским учителем. Семья принадлежала к образованной прослойке общества. Это внушало гордость и оптимизм, хотя я рос в религиозной среде. Она, конечно, была значительно терпимей, чем теперь. После школы благодаря прекрасным результатам я поступил в элитный колледж Эдвардса, созданный в Пешаваре англичанами еще в период колониального господства. Кажется, колледж и сейчас принадлежит британцам, хотя теперь в нем вместо европейского костюма учащиеся вынуждены носить «традиционный» в понимании исламских фундаменталистов наряд.
1980-е годы были для Пакистана временем, когда политикой интересовались если не все, то многие образованные люди. Мое знакомство с политикой произошло в колледже.
Накануне отъезда на учебу приятель дал мне книги одной радикальной исламистской партии. Из нее я узнал, за что выступают «дьяволы» – коммунисты. Автор указывал: Маркс, Энгельс, Ленин – не люди бога. Они, писал он, посягают на установленный богом порядок. Если бог дал человеку много или мало, на то его высшая воля. Коммунисты хотят нарушить ее, лишив богатых их достояния. Вдумываясь в рассуждения этого «философа», я сам рассуждал: «Зачем бог сделал одних бедными, а других богатыми? Почему? Откуда в нем столько нелюбви к людям?» Мой вывод удивил меня самого: выходило, что «люди дьявола» выступают за справедливость, оказывалось, что они – гуманисты. Чтение этих книг изменило мой взгляд на мир.
В колледже я познакомился с будущими товарищами по партии. За десятилетия независимости Пакистан остался аграрной страной. Огромная масса необразованных крестьян трудилась на небольших участках, внося хозяевам земли натуральный оброк – хлопком, рисом или иной культурой. Так происходит и сейчас, когда распаханы ранее пустовавшие земли. При этом методы обработки почвы не изменились. Власть тогда (как и в наши дни) принадлежала семьям феодалов. Они же были хозяевами почти всех земель в стране.
О левых идеях в колледже нельзя было говорить вслух. Все работа велась подпольно. Компартия Пакистана тоже действовала нелегально. К тому времени многие ее деятели были жестоко убиты, однако вера в социализм была жива. Среди образованных людей было даже модно принадлежать к коммунистам или симпатизировать им. Было модно не ходить в мечеть и мыслить свободно, логично и прогрессивно. Казалось, что, несмотря на диктатуру, страна – на пороге перемен к лучшему.
В 1977 году в Пакистане произошел военный переворот, был установлен режим диктатуры, которую поддерживали США, а также исламистские силы внутри и вне страны. Официальное отношение к СССР было резко отрицательное. Шла война в Афганистане, и моджахеды были желанными гостями в Пакистане. Власти поддерживали исламизм. Он проникал всюду. В школах дети изучали «священную войну» – каждый мальчик должен был мечтать стать воином аллаха. Изменились учебники. Они стали куда менее светскими. Даже в учебнике химии было написано: когда с соизволения аллаха вещества соединяются, то с разрешения аллаха и по воле его образуется кислота. Такой курс не мог не иметь печальных последствий для развития страны.
При личном знакомстве с правыми исламистскими деятелями и активистами (еще не определившись в воззрениях) я убедился, насколько легко они оборачивают Коран в свою пользу. Они не делали того, что говорили, и зачастую руководствовались собственной алчностью. Война помогала наживать неплохие состояния. Вся эта политизированная коммерция только прикрывалось аллахом. «Слово бога» трактовалось, как было выгодно. Совсем других людей я нашел среди коммунистов.
Вы ведь учились в Советском Союзе?
Попасть в СССР было непросто. Шла Афганская война. Религиозная пропаганда внушала молодежи Пакистана идею стать моджахедом, отправившись на войну с неверными в Афганистан. Так делали многие. В 1988 году я покинул страну, чтобы вернуться в нее лишь в 1996 году. Партия направила меня в Советский Союз получать политическое образование. Со справкой «Едет в Афганистан» я пробрался в Кабул, откуда направился в Советский Союз. В столице Афганистана располагалась штаб-квартира нашей партии. Там мне помогли с документами. Никакого иного, легального, пути в СССР не было.
Обстановка в СССР скорректировала мои планы. Пока я изучал язык, развернулись крупные перемены, а затем произошла реставрация капитализма. Пробыв на территории Советского Союза около девяти лет, я возвратился на родину с дипломом врача.
Что вы почувствовали, когда вернулись?
Первое, что бросилось в глаза по возвращении, – рост влияния агрессивного ислама. Если до военного переворота в стране имелось 250 религиозных школ, то в 1990-е годы их оказалось уже много больше. Сегодня в Пакистане – 40-50 тысяч религиозных учебных учреждений. За три десятилетия вырос могучий рассадник фанатизма. В годы Афганской войны США вкладывали в развитие реакционного исламизма огромные деньги. Только на помощь религиозным школам ушло 4 миллиарда долларов. Все то, что мы в целях общественного просвещения предлагали уничтожить, Соединенные Штаты – сегодняшний «непримиримый борец» с исламским терроризмом – усилено взращивали.
В 1980-е годы правительство Пакистана очень боялось, что в Афганистане победит СССР. Не меньшие опасения вызывала угроза победа коммунистов в самом Пакистане. Компартия имела авторитет у образованных людей и к исламу относилась критически. Профсоюзы были нелегальны, но влияние наше в них было велико. Многие крестьяне с симпатий относились к идее «дьяволов» о разделе больших полуфеодальных владений, мечтали получить землю. Но идея аграрной реформы пугала пакистанские верхи не меньше, чем угроза национализации еще сравнительно слабой промышленности. Устав позволял верующим входить в Коммунистическую партию. Даже служители мечетей состояли в ее рядах. Среди студентов Компартия тоже имела вес. Действовали две студенческих федерации – Демократическая и Национальная. Молодежь верила, что красные победят.
В 1960-х годах разногласия Пекина и Москвы привели к разделению Компартии Пакистана. Маоисты были более популярны на селе. Прежде Компартия Пакистана являлась дочерней организацией партии индийских коммунистов. После структурного разделения нам помогали индийские товарищи. Сразу после создания Пакистана образованные слои в стране с симпатией относились к коммунистическим идеям; партии сочувствовали многие военные (включая высший эшелон) и чиновники. ЦРУ, британцам и властям, представлявшим крупных землевладельцев, ситуация не нравилась, она их шокировала. Знать (сохранившая и сейчас старинные титулы «хан», «чодри», «вадера») и ее иностранные союзники нанесли упреждающий удар.
В среде левых военных была популярна мысль о совершении военного переворота. Компартия не считала ситуацию созревшей. Момент был упущен. В 1952 году правые нанесли удар: они «раскрыли» заговор, начались аресты, партия ушла в подполье. В 1956-1972 годах страна еще больше ушла вправо. Пакистан к тому времени сделали исламской республикой. Конституция гласила: «Власть принадлежит аллаху».
Как распад СССР повлиял на ситуацию в Пакистане? В каком направлении пошли политические процессы в 2000-е годы?
Общемировое ослабление левых сил в первой половине 1990-х годов сказалось и на Пакистане. Компартия на время получила легальный статус, но позиции ее в обществе ослабли. Настрой людей все более определялся религиозными идеями; ощущались разочарование и потеря веры в собственные силы. Ислам еще больше усилил позиции. Даже когда во главе правительства оказалась Беназир Бхутто (убитая в конце 2007 года), мы не могли действовать открыто. В целом влияние партии упало на 99 %. Интеллигенция потеряла левые ориентиры. Стало модным слыть религиозным и соблюдать ритуалы, свободомыслие сделалось опасным.
Не меньше, чем разрушение Советского Союза, на общество Пакистана повлияли результаты Афганской войны. Верх взяли не прогрессивные светские силы, а фундаментальные исламисты – правая реакция. Правые могли сказать: джихад освободил Афганистан от безбожников, а воля аллаха разрушила «империю дьяволов».
Материальное влияние Афганской войны на Пакистан также оказалось немаловажным. Промышленность выросла. Немалые американские деньги осели в карманах «религиозных людей» и военной элиты. США покрывали наркобизнес, а прибыли от него способствовали усилению реакционных общественных сил. Чтобы вы лучше поняли, как переменился Пакистан к 2000 году, хочу привести один пример. В годы моего детства наш местный мулла посылал учеников собирать еду у верующих. Этим он жил. Когда я вернулся, он уже ел в лучших ресторанах, ездил на собственных машинах и владел промышленными предприятиями. Перемену совершили американские деньги.
Хотя материальное положение трудящихся Пакистана под влиянием войны улучшилось, переоценивать достижения не стоит. Даже сейчас квалифицированный врач зарабатывает 300 долларов в месяц. Зарплата рабочего – 30-50 долларов. Крестьяне, не имеющие своей земли, тоже живут плохо, большую часть урожая забирает себе их господин. Неудивительно, что многие жители покидают страну, отправляясь на заработки в Европу. Преимущественно это выходцы из Пенджаба, «богатой провинции». Только не нужно думать, что это могут позволить себе все. Дорога в ЕС обходится в 10-15 тысяч евро. Но это оправданные затраты: квалифицированный рабочий в Пакистане больше 100 евро в месяц не зарабатывает, на таком фоне даже скромная зарплата в 300-600 евро – бешеные деньги.
Когда я вернулся на родину, то всюду обнаружил фанатизм. За неосторожное слово могли убить. Победа талибов в Афганистане усилила их вес на севере Пакистана, где прежде были сильны левые. Всюду висели плакаты, агитировавшие молодежь вступать в ряды моджахедов для «священной войны», в том числе и в Чечне. За это платили. Шли 1996-1997 годы. Исламизм усиливался с каждым днем. Наркобизнес и нефтяные поставщики с Ближнего Востока поддерживали его деньгами. Талибы контролировали целые районы. Они собирали «налоги», грабили банки и жестоко навязывали свои правила.
В таких условиях бороться оказалось необычайно тяжело. Особенно трудно приходилось на севере страны. Правительство демонстрировало бессилие, практически всегда умышленное. Компартия числилась легальной, но не могла действовать открыто. Не только талибы, но и политическая полиция были настроены жестко. Происходили многочисленные убийства коммунистов.
В 2002-2004 годах в Северо-Западной пограничной провинции Пакистана была воссоздана партийная организация. За несколько лет активной работы ее численность вдвое превысила численность всех коммунистов страны. Это указывало на то, насколько острыми оставались социально-экономические противоречия. Религиозные фразы ничего в классовой структуре общества изменить не могли. Людям хотелось улучшений на земле, а не только обещаний рая на небесах. Однако мы не обманывали себя: наиболее влиятельным в регионе оставался Талибан, а почву для него готовило правительство. Власти игнорировали его усиление неспроста.
Западная пресса не раз писала о совершенных на вас покушениях. Кем они были организованы?
Мне удалось пережить четыре покушения. Первое произошло во дворе моего дома. Спас меня комариный укус. Климат у нас влажный, насекомых хватает. Я наклонился почесать ногу и заметил, как пули врезаются в стену дома. Сразу всё понял. Залег под стол, затем, нагнувшись, проскочил в дом, где и укрылся. Это произошло в 2006 году. Организовали нападение талибы и «Джамаат-и-ислами», самая старая исламская партия в Пакистане. Другие покушения тоже были делом их рук. Мне дважды подстраивали автомобильные аварии, еще раз меня обстреляли в машине. О постоянных угрозах даже не говорю. Они являлись ежедневными.
Нужно сказать, что Талибан и «Аль-Каида» – в сущности одно и то же. Хотя это не то же самое, что рассказывают США. В Пакистане все исламисты с помощью талибов хотят захватить ядерное оружие, чтобы посодействовать с его помощью воссозданию халифата.
Многие левые считают «Аль-Каиду» чем-то вроде бумажного дракона. Встречается также похожее отношение к талибам. Что вы об этом думаете?
Разумеется, западные левые во многом правы: США выгодно пугать мир исламским терроризмом или исламской угрозой. Необходимо это им, чтобы контролировать и захватывать ресурсы, прежде всего энергетические. Дракон отнюдь не бумажный и создали его сами Соединенные Штаты. Они долгое время подпитывали правых исламистов, помогая им превратиться в могучую силу, затем США и талибы вроде бы разошлись в интересах. Вашингтон полагал, что религиозные фанатики – отличная охрана будущих коммуникаций в регионе. В 1990-е годы латиноамериканские конкуренты североамериканского бизнеса помогли талибам с деньгами, чтобы сорвать планы США. Магистрали для поставки нефти и газа через Афганистан и Пакистан по-прежнему остаются американской мечтой, не более того.
После неудачных переговоров с талибами США начали вооруженное вторжение в Афганистан. Из хорошо оплачиваемых друзей западной демократии талибы превратились во врагов цивилизации, а пакистанская армия вооружала талибов, готовила их. Сейчас она воюет с ними «не от сердца». Нужно подчеркнуть, что вооруженные силы Пакистана – это особая корпорация (даже в экономическом смысле). В ней популярны радикальные исламистские идеи, очень многие военные разделяют воззрения талибов и одобряют их действия. Армия владеет многочисленными промышленными предприятиями. Она всегда стоит недалеко от политики. Даже если временами кажется, что в Пакистане установился относительно демократический порядок, это означает, что военные позволяют ему существовать.
Как же радикальные исламисты добились такого влияния?
Религия глубоко укоренен в пакистанском обществе. Это не мода, как в России после реставрации капитализма. Сегодня в Пакистане радикальный ислам стал крайне правой национальной буржуазной идеологией. И произошло это в немалой мере благодаря большим деньгам. Благодаря их притоку (в немалой мере из Саудовской Аравии) выросло число религиозных школ – рассадников реакционных идей, где молодых людей бесплатно учат, чтобы затем они стали служителями мечетей. Родители отдают туда мальчиков, веря рассказам, что за это аллах простит им грехи и возьмет в рай.
В религиозных школах молодые люди живут, питаются и получают стипендии. В этих учреждениях формируется фанатичное мировоззрение огромного числа людей, которые затем ведут работу в обществе. Традиционный для пакистанцев, в сущности индийцев, ислам был мягким, не агрессивным. Сегодня мы видим результаты насаждения иного ислама. Он не предлагает более справедливого устройство общества, а требует слепого подчинения. Позиция коммунистов такова: насаждение подобной идеологии продиктовано интересами социальной верхушки Пакистана – крупных землевладельцев, чиновников и промышленников, существующих как единое целое.
Бюрократия Пакистана участвует в насаждении в стране религиозного фанатизма. Ориентиром является Саудовская Аравия, где большинство верующих составляют сунниты. За счет нефтяных денег ваххабиты множатся и в Пакистане. Между тем в 1980-е годы в стране, где большинство мусульман относилось к ханифитам, неагрессивным суннитам, и шиитам, их почти не знали. Теперь ваххабитов – большинство. Отчасти связано это с экспансионистскими устремлениями Пакистана в Индию и Афганистан. Внешне это проамериканская линия.
В годы Афганской войны сложился крупный пакистанский индустриальный капитал, сохраняющий связь с сельским хозяйством. В Пакистане много фабрик, на них есть мечети. Мечети должны быть всюду, даже на промышленных предприятиях. Религиозная пропагандистская машина внушает рабочим: аллах так установил – есть хозяева и те, кто обязан им подчиняться во всем; за сотворенное зло богатый будет отвечать пред богом и не сейчас, а потом. Когда рождается ребенок, мулла приходит, чтобы прокричать ему в уши: «Аллах велик!»
Критическое мышление не воспитывается и не развивается в молодых людях ни в каком виде, что указывает на крайне консервативные устремления социальных верхов. Ислам – это форма национального мышления. С его помощью работает механизм эксплуатации, он дорого обходится заказчикам, но приносит деньги. Популяризация идей воссоздания средневекового халифата продиктована экспансионистским настроем правящих верхов. Очагом «священной войны» остается граница с Индией. Туда направляются молодые фанатики.
Ко всему сказанному можно добавить слово «фашизм». Сравнение правых исламистов с нацистами более чем допустимо. Военно-политическая экспансия интересовала сторонников идей Гитлера и Муссолини. Она вовсе не чужда современным радикальным исламистам Пакистана. Может быть, только они еще более реакционны. В целом нашей стране угрожает установление фашистского исламистского строя.
6 января в Пакистане прогремел очередной взрыв: 50 боевиков-талибов заняли правительственную школу для мальчиков и взорвали ее. Погибших на этот раз нет, но здание разрушено на 70 %. Это событие как-то выделяется из общего ряда?
Нет, это самый обычный акт расчистки талибами общественного пространства. Подобные взрывы происходят постоянно, как постоянно происходят убийства людей, которых реакционные силы относят к пособникам дьявола, то есть людей образованных и достаточно свободомыслящих. Нередко им приклеивают ярлык «коммунисты». Школы и колледжи уничтожаются не случайно. Все это часть стратегии, а не просто «месть фанатиков».
С августа 2008 года по настоящее время бомбовым атакам исламских террористов в Пакистане подверглось около 550 школ и колледжей. Такие нападения организуются с целью устранения «лишних» учреждений и установления тотальной средневековой дисциплины. Усилия радикальных исламистов уже привели к вытеснению свободного костюма и замене его одеждой, соответствующей требованиям Корана. Огромное давление оказывается на женщин. Садиться за руль им теперь опасно для жизни. Выходя на улицу, женщины вынуждены надевать паранджу – это никогда не было характерно для Пакистана. Даже на пляже женщины обязаны показываться в одежде. Здесь власти подыгрывают талибам. Достаточно вспомнить недавний скандал, когда президент Пакистана постановил, что член национальной сборной по хоккею на траве Рехан Бутт и два тренера команды должны выплатить штраф за то, что обняли женщину и пили спиртное в Аргентине.
Священнослужители стремятся мелочно контролировать соблюдение людьми всевозможных установлений ортодоксального ислама. Государство как машина господствующего класса им помогает.
Как они всего этого добились?
Если говорить о женщинах, то постепенно. Сначала дело ограничивалось оскорблениями. Позже в ход пошла кислота: религиозные фанатики обливали ей незакрытые лица женщин. Теми же методами они выкорчевывали из общества «порочные западные привычки». Всё – с негласного одобрения властей.
Эти и другие фотографии женщин – жертв религиозных фанатиков можно увидеть в большем размере здесь.
Сейчас вы живете в Западной Европе?
В иммиграции нахожусь уже около года. Получить в ЕС официальное политическое убежище нелегко, но я не знаю, когда смогу вернуться на родину.
Уехать из Пакистана пришлось не по своей воле. Произошло это в начале 2009 года. Сначала я покинул родной город – с 2006 года я жил в Пенджабе. Но даже после этого пришлось работать подпольно. Много раз переезжал, за мной велась слежка. Как врач я везде мог найти работу, но всюду оставался заметен.
Однако подпольная политическая работа продолжается. Во время очередного визита за границу мне сообщили: талибы официально объявили по радио (у них примерно 400 станций), кого предстоит убить. Террористы уже ждали моего возвращения. Из руководителей компартии моей провинции в живых оставался лишь я.
Всего за 2008 год в Северо-Западной приграничной провинции погибло около 200 левых активистов. Мои товарищи погибали от бомб и внезапных выстрелов – на улицах, в домах и машинах. Одному товарищу, адвокату, исламисты перерезали горло после нескольких дней жестоких избиений. Затем тело выбросили с прикрепленной запиской. В ней значились имена тех, кто приговорен к такой каре. Мое имя стояло первым в списке.
Товарищи по партии настояли на моем невозвращении в страну, пока ситуация не изменится. В городе, где я вырос и работал в больнице, меня разыскивали талибы. Мой отец был взят в заложники и предстал перед исламским судом. Он не знал, что его сын принадлежит к неверным или «дьяволам» – коммунистам. Он был освобожден после того, как дал слово, что убьет родного ребенка.
Вскоре после этих событий сожгли мой дом. Семья оказалась в лагере беженцев, и также остается в опасности. Мои близкие все время опасаются за свою жизнь.
Неужели полиция никак не может помочь?
Наоборот. Приведу один пример. Получив от талибов угрозы, родственники одного моего товарища попробовали обратиться в полицию. Полицейский посоветовал им не подавать заявления. Он сказал: «Они грозят вас убить. Если вы письменно заявите в полицию, они сделают это в 24 часа и очень жестоко. А мы ничего не станем делать, потому что неверных собак надо истреблять». Не действуют никакие аргументы. Это не уникальный случай, а заурядный пример из жизни.
А как талибы аргументируют свои кровавые действия?
Недавно издание «Asia Calling» процитировало по этому вопросу Рахмата Вазира, одного из руководителей талибов. Он заявил: «Много лет я слышал от своего старейшины и религиозных лидеров, что коммунисты не имеют религии и они противоречат нашей религии. Я считаю, их следует убивать. Они наши враги, а враги должны быть уничтожены».
Компартия Пакистана считает религию личным делом каждого. Мы осуждаем фанатизм и невежество, но не религиозные убеждения, включая и исламские. В нас просто видят опасность. Отсюда и все проклятья в адрес неверных, и все террористические акты, направленные против нас. Власть имущие используют религию в своих интересах. В то же время многие наши активисты были религиозными, что не мешало им отстаивать принципы свободы совести для каждого человека.
По сути, в Пакистане идет гражданская война. Это не отрицают даже власти, хотя им больше нравится говорить о «восстановлении порядка». Какие стороны участвует в конфликте?
Правительство не имеет единой позиции по талибам. Армия воюет с ними без энтузиазма. Причем военные действия ведутся локально. Талибам позволено иметь свои учреждения и средства массовой пропаганды в тылу армии Пакистана, то есть по всей стране. Всё это походит на большой фарс. Талибан свободно ведет пропаганду, серьезно его не преследуют. Хотя правительство и вынуждено принимать хоть какие-то меры. Захватив Северо-Западную пограничную провинцию страны, талибы оказались всего в 60 километрах от Исламабада – столицы государства – пришлось реагировать.
Талибы устраивают теракты, чтобы начать с властями официальные переговоры. В пакистанских верхах им симпатизируют, лишь немногие государственные деятели – против крайних исламистов. Вероятно, такая ситуация сложилась благодаря тяжелому экономическому положению Пакистана: традиционные общественные верхи опасаются народных движений, направленных на перемены в стране. Радикальный исламизм, как я говорил, не требуют социально-экономического переустройства Пакистана. Трактуй они «волю аллаха» иначе, как желание перераспределения земли в пользу крестьян, с ними велась бы нешуточная борьба. Но дело обстоит как раз наоборот.
Есть в Пакистане сепаратисты, и никак не связанные с правым исламизмом. Особенно активны они в одной из провинций страны, где есть природный газ. Население там живет очень бедно, и одобрительно относится к подрывам газопровода, которые осуществляют сепаратисты. Природные богатства этой земли даже в малой степени не используются на благо жителей.
Необходимо понимать: критиковать талибов в Пакистане нельзя. США не случайно констатируют, что Пакистан воюет с ними без энтузиазма. Вашингтон не контролирует ситуацию, хотя и рассчитывает вернуть в свои руки все процессы. Можно сказать, что доктор Франкенштейн создал монстра. Марионетки Белого дома вышли из-под контроля.
Каков ваш прогноз по ситуации в стране?
Самое плохое, что в Пакистане уничтожена интеллигенция, именно свободомыслящая интеллигенция. Коммунистическая партия – в глубоком подполье. Рабочее движение пережило удар и изменилось: руководство исламизировалось. Профсоюзы стали работодательскими в исламистской форме. Если прежде они стремились добиться улучшения материального положения рабочих, то теперь рассуждают о том, что воля аллаха выше воли людей – «сколько он кому дал, столько и должно». Конечно, за словами о «воле всевышнего» скрывается упадок боевого духа профсоюзов. Ислам оказался удобен пакистанскому капиталу.
Сейчас у власти стоит умеренная буржуазно-феодальная исламистская партия – Партии пакистанского народа (ППН). Она проамериканская и не крайне реакционная. Ее лидер Беназир Бхутто убита талибами, которые враждебны США, но ведут деятельность, оборачивающуюся на пользу американскому империализму. С другой стороны, всё, что делают Соединенные Штаты, укрепляет талибов. Благодаря этой организации в Пакистане ежедневно происходит от 2 до 5 взрывов бомб. США, пакистанские армия и полиция не пресекают деятельность талибов, у которых имеются свои радиостанции и телевидение. Война с ними – зональная. Бывший президент Пакистана Мушарраф говорит: «Мы не хотим уничтожить талибов». В прошлом они поддержали его военный переворот (в 1999 году). Теперь правящий класс возлагает на них свои реакционные и экспансионистские надежды.
Какой вы видите выход для страны?
Необходимы жесткие действия в отношении правого религиозного радикализма. Необходима критика ислама. Он должен быть устранен из политической жизни, выброшен из образования и науки. Даже сохраняя приверженность религиозным воззрениям, люди должны учиться мыслить критически – только так из них нельзя будет сделать фанатиков. Необходимы обширные меры для оживления науки и нерелигиозной культуры. Нужна свобода прессы, которой нет и в помине, свободы совести и слова. Необходимо восстанавливать взорванные школы и создавать новые, светские учебные заведения.
Сейчас за критику ислама, пророка или аллаха полагается смерть. Таков государственный закон. Любой может наказать богохульника. За убийство он не понесет никакого наказания. Это отличная почва для преступлений. В мире много писали об одном инциденте. Некий состоятельный человек пожелал заполучить землю соседа, но сосед отказался продать ее. Тогда человек подкупил муллу, который объявил верующим, что тот, кто отказался продать участок земли, якобы хулил аллаха. Толпа в несколько тысяч человек разорила дом несчастного, а его и его семью сожгла. Погибло девять человек. Полиция равнодушно смотрела на происходящее.
Конечно, прогрессивные преобразования в Пакистане не упадут с неба. Сейчас усиливается реакция, но объективные условия будут еще меняться. Не думаю, что нынешнее положение останется таким же.
Вы полагаете, повлияет мировой экономический кризис?
Пакистан не находится в экономической изоляции, процессы, происходящие в мировом хозяйстве, его затрагивают. Существуют также внутренние экономические проблемы. В предшествующие кризису годы выросла промышленность. Стала все острее проявляться нехватка природного газа и электроэнергии. Есть также проблема нехватки продовольствия в стране. А ведь оно активно экспортируется! Существует проблема колоссального сельского перенаселения. За 30 лет население страны выросло почти в три раза. При этом техника земледелия изменилась мало. Страна небогата равнинами, и сохраняется оброчный способ эксплуатации крестьян землевладельцами. Получая натурой большую часть урожая зависимых крестьян, землевладельцы перерабатывают продукты на своих фабриках. Затем товар сбывается – и так «феодал» получает капиталистическую прибыль.
Сейчас в Пакистане велика численность безработной молодежи. Происходят массовые увольнения в связи с сокращением экспорта. Налицо глубокий внутренний кризис. Верхи общества сознают, насколько взрывоопасной может стать ситуация. Простые люди вынуждены многое терпеть, подчиняться диким фундаменталистским требованиям. Но они втайне рассуждают не совсем так, как хотели бы исламистские фашисты. Многие полагают, что аллах не может одобрять несправедливость. Если эти «тайные мысли» приобретут общественную силу, то процессы в стране могут пойти в обратном направлении: от торжества исламистской реакции – к ее крушению. Широкие массы, особенно сельские, недостаточно развиты культурно, чтобы выражать классовые противоречия без религиозного языка.
Существует и политический кризис. Внутренние проблемы пакистанского общества накладываются на международный хозяйственный спад. Возможно, решающим для прогрессивных перемен в стране окажется влияние возрастающих материальных трудностей для трудящихся и экономическое ослабление элиты. Но пока куда более вероятен иной поворот событий: новый военный переворот. После переворота Мушаррафа религиозные партии поддержали изменение 17-й статьи конституции страны, легализовав насильственный захват власти военной верхушкой и дав полномочия диктатору распускать парламент. Было разрешено одновременно возглавлять армию и правительство. До выборов оказались допущены крайние религиозные партии. Результаты голосования, конечно, фабриковались исходя из интересов захватившей власть группировки.
Новый переворот способен установить в стране еще более жесткий и куда как менее светский режим, чем был создан в 1977 году. В те годы мировой капитализм также переживал сложный период.
За что выступает ваша партия?
Марксизм-ленинизм остается основой нашей идеологии. Мы никогда не отказывались от революционных идеалов. О некоторых моментах нашей программы, в частности – об аграрной реформе, я уже сказал. Мы хотим демократизации страны не как временной и очень ограниченной подачки. Демократия должна служить трудящимся, а не лишать их права организованно и открыто бороться за свои права. Военные должны быть отстранены от политики. Должно появиться трудовое законодательство, пенсии, бесплатные медицина и образование, сейчас имеется лишь контрактная система. Нужна также независимость суда.
Мы сторонники левой коалиции – единого левого фронта. Основой для объединения усилий являются борьба с империализмом и его союзниками в Пакистане; борьба за уничтожение всех пережитков феодализма; борьба с исламским фундаментализмом; нацеленность на устранение господства военной и гражданской бюрократии с созданием политического и социального контроля, подлинной, народной демократии. Мы выступаем за самоопределение национальностей, и это тоже принципиальный пункт.
Сейчас ситуация в Пакистане хуже, чем в Афганистане. Очень сложно делать оптимистические прогнозы. Вряд ли в ближайшем будущем что-то изменится к лучшему. Фундаменталистские фашистские взгляды распространяются, движение правых исламистов крепнет. В сущности, бюрократия, армия и талибы поддерживают друг друга. Власти не спешат ликвидировать талибов, рассчитывая, помимо прочего, на сохранение финансовой подпитки из США.
Если не будет талибов, то не станет и американских денег, адресованных отнюдь не на борьбу с ними. Всего за последние девять лет Пакистан получил от США на эти цели 35 миллиардов долларов. От Вашингтона также ждут и иной помощи в оживлении экономики страны. Интересно, что чем больше Соединенные Штаты выделяли средств на борьбу с талибами, тем сильнее те становились.
Сложная игра Вашингтона нацелена и на Китай. С помощью мусульман-уйгуров Соединенные Штаты рассчитывают ослабить власть Пекина. Если США из-за кризиса престанут плести подобные сети, а талибам перестанут поступать деньги от торговли нефтью и наркобизнеса, можно рассчитывать на некоторые перемены в ближайшем будущем. Но перечисленные институты пока достаточно сильны.
Президент Пакистана Асиф Али Зардари, муж убитой талибами главы ППН Беназир Бхутто, стремится стабилизировать положение в стране, его партия настроена на сотрудничество с США. В декабре 2009 года Зардари воспрепятствовал выезду из страны министра обороны, что породило слухи о государственном перевороте. Удастся ли ППН удержаться у власти, или она перейдет к более реакционным политическим силам?
Экономический кризис обостряет противоречия в верхах пакистанского общества. То, что Асиф Али Зардари не ведет жесткой борьбы с талибами, явно указывает на его неуверенность: кто знает, не придется ли крупным собственникам в условиях углубления социального кризиса в стране опереться на фундаменталистов? Между тем ясно, что внешнеполитический курс нынешней власти отражает интересы пакистанских экспортеров. В результате, с одной стороны, экономические верхи общества вынуждены бороться с талибами, но с другой стороны, они понимают, что обострение классовых противоречий вследствие углубления экономического кризиса может еще больше ослабить их политические позиции. В этом случае опорой станет насилие, идейно обоснованное «законами ислама».
Всякое торжество реакции, сколь бы незыблемым оно ни казалось, все равно подготовляет собственное падение. Трудно представить себе, как Пакистан будет хозяйственно развиваться без новых отраслей и техники, школ и университетов. Догматичное и неповоротливое общественное сознание также несовместимо с прогрессом, а ориентация на экспорт продукции легкой промышленности и сельского хозяйства может обернуться сбоем. Ясно, что потребительский спрос на Западе падает.
Налицо аграрное перенаселение, но в городах не хватает работы для всех. Сельское население резко выросло за последние десятилетия, а способы земледелия существенно не изменились. Горная местность не позволяет использовать более совершенные методы обработки почвы, поэтому сохраняются мелкие хозяйства в их средневековом виде. Положение невозможно законсервировать никаким реакционным исламизмом. Истощение почв, ужесточение эксплуатации трудящихся под давлением мирового кризиса – всё это способно приблизить крупные социальные потрясения. Исламские идеи могут начать пониматься народом совсем не так, как хотят правые идеологи.
Как известно, экономические кризисы рождают кризисы политические, а выход из кризиса должен быть связан с переменами, содействующими развитию, а не останавливающими его. Остановить прогресс вообще невозможно, но всякое его сдерживание со временем рождает могучее ответное движение. Пакистан тоже не останется прежним. Страна нуждается в развитии, а значит, понадобятся прогрессивные перемены.
Машина угнетения работает в Пакистане с помощью ислама, но её можно сломать. Но чтобы люди это почувствовали, должны еще более измениться объективные условия, поскольку обществом управляют не идеи, а законы материального развития.
