В уходящем году разговоры о глобальном изменении климата вновь вышли далеко за пределы академического сообщества. Причем на этот раз их подстегивало не только аномально теплое начало декабря в некоторых регионах России, но и споры и скандалы вокруг прошедшей в Копенгагене международной конференции по проблемам изменения климата. О том, что же дала миру конференция в Копенгагене, что в действительности значил скандал вокруг публикации переписки ученых-климатологов, в чем ученые видят подлинную причину изменения климата и как будет меняться климат в России в ближайшие десятилетия, обозреватель Рабкор.ру Михаил Нейжмаков побеседовал с руководителем программы «Климат и энергетика» российского представительства Всемирного фонда дикой природы, кандидатом физико-математических наук Алексеем Кокориным.
Кто выиграл от переговоров в Копенгагене?
Алексей Олегович, как вы оцениваете итоги недавней конференции по проблемам глобального изменения климата в Копенгагене?
Думаю, это неудача, но не провал. Провал был бы, если бы приняли решение юридически обязательное, но очень слабое. Тут решения нет, просто потеря времени – года два. При этом наибольший ущерб, как всегда, понесут самые слабые и уязвимые, помощи не получат малые островные государства или те, кто страдает от засухи в Африке. Это самый печальный итог конференции.
Но есть все-таки положительные итоги конференции?
Положительные итоги заключаются в том, что все мировые лидеры (кроме председателя Госсовета КНР) собрались вместе и пришли к соглашению – пусть оно и имеет статус коммюнике, то есть необязательного к исполнению документа. Но это, безусловно, основа для будущего сотрудничества, и основа хорошая.
Эти договоренности могут позволить хотя бы частично подойти к решению проблемы изменения климата?
В ближайший год, конечно, не будет делаться просто ничего. Если же мы возьмем окончательный вариант соглашения, то там нет конкретных цифр снижения выбросов – в угоду Китаю их просто убрали. Но если мы возьмем положения, которые были в документе до компромисса с Китаем и по которым было достигнуто согласие всеми развитыми странами и большинством развивающихся (потому что у Индии, Бразилии, Индонезии, ЮАР немного другое положение, чем у Китая), получится, что мир был готов сделать шаг на пути к ограничению роста глобальной температуры на уровне 3 градуса. В идеале, конечно, надо говорить о борьбе за ограничение роста уже на уровне 2 градусов.
Хотя температура – чисто индикативный показатель. Дело в числе и силе отрицательных погодных явлений.
Меры, которые предлагаются Копенгагенским соглашением, могут быть действенны в борьбе с изменением климата?
Основные меры, которые рассматривались в Копенгагене, предполагают снижение выбросов. Тут две стороны медали. Есть меры по адаптации к изменению климата – это помощь в объеме 30 миллиардов долларов, выделяемая наиболее уязвимым странам (Россия в их число, естественно, не входит). Изначально предполагалось, что к 2020 году США добьются снижения выбросов на 17 % от уровня 2005 года, Япония – на 25 %, Норвегия – на 40 %, ЕС – 20 %. Россия по этим показателям – нечто среднее между развитыми странами и развивающими. Для развивающихся стран подсчеты выбросов строятся на основе базового сценария развития экономики. Тут диапазон 15–30 %.
Конечно, запланирован очень значительный шаг. Это часть пути к снижению выбросов парниковых газов к середине века в два раза. Для развитых стран предполагается еще большая цифра снижения выбросов – на 80 %. Пока только США и страны ЕС четко прописали, с помощью каких мер и как они будут по этой траектории идти. Для России, наверное, параметры снижения выбросов к середине века могли бы быть близки примерно к 50 % (эта цифра в свое время озвучивалась на заседаниях «Большой восьмерки»).
Кроме того, ведущие финансовые доноры мира согласились, что нужно повышать объем финансирования программ помощи развивающимся странам в связи с изменением климата до 100 миллиардов долларов в год. Сейчас все финансирование на климатические цели – примерно 1 миллиард долларов. Вся помощь развивающимся странам целиком (на здравоохранение, борьбу с голодом, бедностью и т.д.) – примерно 120 миллиардов. И многие считают, что эту сумму надо увеличивать вдвое.
Синдром Фрекен Бок
Как вы могли бы прокомментировать скандал с появлением в интернете переписки ученых-климатологов?
Самое странное, что я принимал в этой переписке участие, будучи одним из нескольких тысяч соавторов Четвертого оценочного доклада. Тогда я работал в Институте глобального климата и экологии. Тогда действительно велась полемика между небольшой группой ученых, в основном британцев (среди них, например, лорд Николас Стерн), предлагавших пугать население, и всеми остальными. То есть эта группа британских ученых пыталась представить графики температуры, подобрав данные только по тем точкам, где изменение температуры проявлялось наиболее сильно. По-моему, это неправильно. Нужно все представлять как есть. К тому же дело не в температуре, а в объемах выбросов углекислого газа. А широкие массы людей после подобных заявлений сначала пугаются, потом начинают сомневаться, а потом у них, фигурально выражаясь, в голове образуется каша.
Тогда был большой скандал, и мнение Стерна на отчетные документы по итогам международных исследований никак не повлияло. Но это было пять лет назад. А сейчас все это вытащили лоббисты некоторых стран, для которых соглашение в Копенгагене невыгодно. Например, те, у кого слишком энергоемкое производство, или экспортеры угля. Тем, у кого производство и энергетика основаны на использовании природного газа (и экспортерам газа), соглашения в Копенгагене, наоборот, были бы выгодны. Как и для тех, кто развивает атомную энергетику или применение биотоплива.
Заметьте, как раз перед копенгагенской конференцией появился и фильм о «глобальном потеплении как глобальном обмане» на Первом канале. И снова товарищ Илларионов у нас всплыл с мистификациями температурных данных. Товарищ Илларионов работает в институте, стопроцентно финансируемом компанией Exxon-Mobil. Если бы еще компанией «Роснефть» я бы задумался: вдруг это в интересах России, поскольку наша страна в основном экспортер не угля, а нефти и газа?
Может быть, появление этого фильма на Первом канале говорит о существовании в руководстве России соответствующего лобби?
Нет. Я тщательно исследовал этот вопрос. Если бы в руководстве страны существовали влиятельные группы, настроенные таким образом, тогда бы, наверное, президент не подписал такую климатическую доктрину, как перед конференцией в Копенгагене. Тогда бы он так не говорил с академиками и нефтяниками, убеждая их, что изменение климата происходит из-за человека. Даже если бы это было не из-за человека и мы ошибаемся – и слава Богу. Предлагается выполнить меры по повышению энергоэффективности и энергосбережению. Выполнить их усиленно, даже частично насильно. Но не ради климата, а ради проталкивания экономики с экстенсивного на интенсивный путь развития, иначе мы навсегда останемся сырьевым придатком.
А как вы оцениваете сам этот фильм, вышедший на Первом канале?
К сожалению, фильм заказной и довольно старый. Это статистическая мистификация температурных данных. Например, там говорится: за такой-то период потепления не обнаружено. Но они берут 1998 год за начало периода (а это был самый теплый год века).
Кстати, и многие эксперты, выступающие в этом фильме – специалисты в самых разных областях, даже политологи, но вовсе не специалисты по климату.
Верно, и это довольно странно выглядит. Мы же не беремся судить о ракетной технике. А судить о погоде решается каждый. Может, они замечательные специалисты в своих областях, но не специалисты по физике и химии атмосферы. Профессионалы же все-таки говорят профессионально. Даже такой категорический противник Киотского протокола, как академик Юрий Израэль, говорил президенту перед Копенгагеном: «Сверхужасов нет, но отнестись к этому следует серьезно». Ведь в оценочном докладе (где, конечно, нет никаких политических выводов про Киото или Копенгаген) говорится, что антропогенный фактор влияет на изменение климата более чем на 90 %, а естественные причины – только более 5 %.
Ученый дорожит своим именем. А если это господин Илларионов или специалист по энергетике, то ему неважно, что о нем будут думать физики атмосферы, он их даже не знает. Кроме того, многим, даже необязательно лоббистам чьих-то интересов, очень хочется «залезть в телевизор», как Фрекен Бок из сказки про Карлсона. Хорошо, что они ради этого хотя бы храмы не сжигают, как Герострат. Чтобы попасть на телевидение – нужна сенсация. Нужно сказать: Земля квадратная. Иначе жареной новости не будет. А кроме того, журналистов учат, что надо столкнуть два мнения. Если 90 % климатологов за антропогенные причины изменения климата, а 10 % – против, значит, каждый из этих последних будет появляться на телевидении в 10 раз чаще каждого из своих коллег, придерживающихся более распространенной точки зрения. Может быть, стоит уйти от такого искусственного столкновения интересов и обсуждать, как решать задачи?
Влияние человека или естественный процесс?
Какая часть представителей академического сообщества разделяет мнение об антропогенных причинах изменения климата?
Среди профессиональных физиков атмосферы – почти 100 %. Отдельно следует сказать о специалистах по палеоклиматологии. Они исследуют изменение климата в геологическом масштабе. Для них несколько последних десятилетий – это странная, ничего не значащая микроточка на теле изучаемого объекта. Они ориентированы на тысячи и миллионы лет. Они говорят, что Земля и так движется к новому ледниковому периоду – и это всё правда. Но из этого нужно делать другие выводы. Мы знаем, что 100 тысяч лет назад температура была выше, чем сейчас. И белый медведь, например, тогдашнее потепление пережил. Но белого медведя тогда не отстреливали. Это значит, что в новых условиях нам придется предпринять усиленные меры по защите белого медведя.
В чем суть разногласий в академическом сообществе по вопросу об изменении климата?
Разногласия часто касаются методов реагирования на изменение климата, в том числе тех, что предлагаются международными соглашениями. Что говорит тот же академик Израэль? «Киотский протокол ничего не дал науке». Здесь я с ним не согласен. Американцы, оказавшись вне протокола, выделили на климатическую науку 5 миллиардов долларов. Что помогло, в том числе, и науке в России. То же относится и к переговорам в Копенгагене. Государства – участники конференции, скажем, не готовы в вопросе о сведении лесов заказывать подробный мониторинг для изучения проблемы. И конечно же, после этого человек, занимающийся наземными экосистемами, скажет, что мне все эти межгосударственные конференции ничего всерьез не меняют.
А на чем основываются претензии к Киотскому протоколу?
Киотский протокол просто стал первым шагом большого пути. Это попытка разворошить палкой муравейник в надежде, что муравьи выбегут и сами разберутся, куда бежать. Он не учитывает, да и не мог учитывать, тех достижений науки, которые есть сейчас – ведь их в 1996 году еще не было. Он никак не обозначает стратегическую цель. Никак не затрагивает деятельности развивающихся стран и не имеет собственного финансового механизма. Поэтому и польза от таких соглашений снижена.
Как вы оцениваете подписанную недавно президентом РФ Климатическую доктрину?
Хорошо уже то, что она появилась. Там, конечно, нет ни одного числа. Это документ, что надо делать в целом. Но у нас есть и несколько кластеров решения более конкретных вопросов, связанных с проблемой изменения климата. Например, закон «Об энергоэффективности и энергосбережении», распоряжения Путина о мерах по прекращению сжигания попутного газа и ряд других. В этих документах даже слова «климат» нет, но это все равно относится к климатической проблеме.
Российские власти пытаются наладить порядок энергосбережения, говорят о необходимости работ над возобновляемыми источниками энергии (кстати, инвестиции в эти исследования растут во всем мире). Введение тех же энергосберегающих лампочек, о которых говорил Дмитрий Медведев, необходимо. Другое дело, что мы должны были сделать это раньше, – и тогда получили бы большее преимущество в развитии экономики.
Что ждет Россию?
Сводится ли изменение климата к изменению температуры?
Конечно, нет. Люди могут страдать от волн жары. Совершенно понятно, почему это явление происходит – идет большая закачка энергии в центры климатической активности. Температура – фактор, на который можно обращать внимание при составлении «дорожных карт» экологической политики. Но более важны показатели концентрации углекислого газа. Они растут в любой точке мира, и в случае с ними легко доказать, что причиной этого является деятельность человека.
К тому же ученых беспокоит не то изменение климата, которое мы наблюдаем сейчас, а то, что будет лет через 20 или через 30. Может быть, сейчас в каких-то регионах позитивных последствий изменения климата больше, чем отрицательных, но лет через 20–30 будет больше негативных. И для сельского хозяйства, и для добычи природных ресурсов в ряде регионов (в связи с таянием мерзлоты).
Хотя на вечную мерзлоту влияет и определенная арктическая циркуляция, из-за чего, скажем, в Воркуте таяние мерзлоты в последние два года замедлилось. При этом в Арктике лета стали холоднее, а льда – намного меньше. Потому что лед тает не из-за роста температуры, а из-за заноса теплой воды северной Атлантики. То есть это целый клубок факторов. И донести их до широкой публики не так-то просто. Тот же тезис о причинах таяния арктических льдов озвучивал в свое время для СМИ замдиректора Института Арктики РАН. Что попало в газетные заголовки? Только первая часть утверждения: «Арктика тает не из-за потепления воздуха». Поэтому и появляются такие, как Стерн, которые говорят, что публику надо пугать. Хотя от этого становится только хуже.
Можно ли сейчас сказать, как примерно будет меняться климат в ближайшие 10–20 лет в России?
Главный принцип для всего мира – где тонко, там и рвется. Значит, если ваш регион страдает от засух, они будут чаще. Если у вас кислое и дождливое лето, оно будет еще более дождливым. Не будут появляться новые явления, которых никогда не было, – скажем, волны жары в Санкт-Петербурге. Но в городе на Неве возрастет вероятность наводнений.
Кстати, России повезло с географическим положением. Мы расположены очень далеко от центров изменения климата, поэтому то, что происходит у нас, это цветочки по сравнению с «ягодками» в других странах.
А аномально теплые зимы будут по-прежнему?
Да, но они будут не всегда аномально теплыми: сначала – аномальное тепло, потом – резкий переход к холоду.
Как в Москве в декабре уходящего года?
Да, сейчас нам повезло: в Москве одновременно с резким понижением температуры выпал снег. Но так будет не всегда. Возможны длительные холодные бесснежные периоды зимой. Вот в эту зиму в данный момент очень холодно, но в среднем температура будет на 3–4 градуса выше нормы. И опять же, смотря что считать за норму. За норму принимается средний показатель наблюдений с 1961 по 1990 год. Но ведь всё меняется.
