Карин, скажите, как вы чувствуете себя после последнего нападения?
Спасибо, сейчас я чувствую себя нормально, эти нападения носят пока больше психологический характер.
Подозреваете ли вы кого-то в организации этих нападений? Как вы считаете, каких целей добивались их организаторы?
Предположительно, это запугивание, нацеленное на то, чтобы я прекратила свою деятельность и уехала во Францию. Организаторов назвать сложно, но существует несколько версий.
Первая версия, которая приходит в голову, связана со строительным лобби, поскольку наша деятельность в принципе, в том числе призывы, озвученные в «День гнева», задевают интересы строительных компаний. Хозяева этих компаний уже показали, как они умеют разговаривать с протестующими. Самый громкий случай был, как известно, на улице Маршала Бирюзова. Возможно, таким образом они хотят добиться, чтобы мы прекратили свою деятельность. Я не утверждаю, что это так, но думаю, что это возможно и есть случаи подобного давления. Кто-то может считать, что я могу способна кому-то помешать.
Вторая – «фашистская» версия. После нападения ультраправые в блогах весело обсуждали произошедшее. Их могут раздражать моя антифашистская позиция или выступления за либерализацию миграционного законодательства.
А так как в ходе нашей деятельности мы затрагиваем множество различных проблем и интересов, может быть, кто-то переоценивает мою роль в деле социального протеста. Может, они считают, что надо этот протест приостановить, и думают, что, устранив меня, можно это сделать. Конечно, это не так.
Нападавшими или в связи с нападением выдвигались какие-либо угрозы или требования?
Непосредственно нападавшие никаких требований не предъявляли. Периодически мне угрожают, но угрожающие ничего не объясняют. Это просто люди, которые так пытаются на что-то повлиять.
Вы обращались в правоохранительные органы?
Заведено дело по поводу первого нападения, но пока мало что сделано, поскольку я первоначально посчитала, что это обычное ограбление. По поводу третьего нападения также ведется следствие.
После первого нападения на вас, с попыткой ограбления, по праворадикальным сайтам прошла информация, что нападавший был «азиатской внешности». Насколько это соответствует действительности?
Я писала в протоколе, что не помню лица нападающего. Поскольку меня сразу ударили, для меня он остался обычным прохожим, и я просто не успела его запомнить. Зато вместе со мной оказалась женщина, и, по версии милиции, она тоже дала показания, сообщив, что у нападавшего было «лицо азиатской внешности». Это я узнала в милиции.
Второй раз я хорошо помню: этот человек за мной следил от дома до работы. Он был, как принято говорить, «чисто славянской» внешности. Участников третьего нападения я помню не настолько четко, но, насколько можно понять, они также были вполне славянского вида.
За несколько дней в середине ноября нападениям подверглось сразу несколько социальных активистов – как в Москве и Подмосковье, так и в других частях страны (тот же Алексей Этманов из профсоюза «Форд» во Всеволожске). Как вы оцениваете эту тенденцию?
Конечно, вряд ли это какой-то заговор, но очевидно, что тенденция очень тревожная. Любой человек в России, который имеет хоть чуть-чуть власти, считает, что ему все позволено. Решать социально-трудовые конфликты они привыкли именно таким образом. То есть прибегают к бандитским методам. Это значит, что система достигла дна, стала неуправляемой. С одной стороны, никакого контроля снизу над властью, массовая коррупция, злоупотребления властными полномочиями, чтобы встать выше закона. А с другой – заметен рост социальных инициатив, развитие профсоюзного движения, самоорганизующихся структур. Это очевидные тенденции. Люди требуют, чтобы соблюдался закон, чтобы он был один для всех. Какой бы ни была твоя позиция во власти – все равны перед законом. Но если на требования народа власти ответят такими методами – не знаю, куда мы придем.
Беседовал Михаил Нейжмаков
