Имя Владимира Ленина настолько известно во всем мире, что любая новая статья или очерк о нем будет содержать мало нового, и будет невольно повторять своих предшественников. Написано о Ленине в нашей стране за 70 лет Советской власти необозримо много, одна лишь историография публицистических и научных работ составит солидное собрание, добавим сюда те работы, что создавались в странах дружественных СССР и тогда мы получим поистине наследие, для исследования которого необходимы годы и многие коллективы ученых. Но, с другой стороны, как бы не было популярно это имя в прошлом, сегодня в России можно наблюдать в некотором смысле его забвение. Для этого стоит обратиться к опросам, проводимым Левада-центром и ВЦИОМ, исследующим политические предпочтения россиян.
Неуклонно в течение последних 20 лет популярность Ленина падает. Такая ситуация, могут возразить некоторые, связана с тем, что все эти последние 20 лет велась намеренная дискредитация наследия Владимира Ленина. Такое объяснение вполне логично и имеет за собой основание, ведь любая власть используют прошлое страны в качестве материала для формирования плохого или хорошего мифа, дабы оправдать в глазах общества свои собственные притязания. Поэтому, для довольно жесткой либеральной политики 90-х годов, понадобилось демонизировать Ленина, объявить все его начинания вредными и противными благу российского общества. Если вспомнить, кто создавал этот «черный» миф о Ленине в современной России, а это были именно те, кто в Советское время должен был поддерживать «белый» миф, то не возникнет никаких сомнений в том, что и этот миф ирреален подлинному Владимиру Ленину.
Другими обстоятельствами, актуализирующими обращение к личности Владимира Ленина, являются спорадически возникающие предложения некоторых политиков о сносе мавзолея и о захоронении останков Ленина. За новейшую Российскую историю таких предложений было множество, но все они в некотором смысле приносили больше пользы, чем вреда, не давая забыть, кто такой Ленин, заставляли многих в нашем обществе чесать затылок и напрягать мозги — задаваться вопросом: кем же все-таки был этот человек?
Нужно признать, что обе мифологии «белая» и «черная» стали возникать еще при жизни Ленина.
В СССР уже в 1923 году появились все те эпитеты «непогрешимого» святого, которые станут частью Советского символа веры; именно тогда – еще до кончины — Ленин стал живым классиком. На него ссылались, его именем призывали проклятия на врагов Советской власти, его именем пользовались, чтобы оправдать репрессии против инакомыслящих социалистов, как внутри коммунистической партии, так и за ее пределами. И, конечно, символическим апофеозом становления «белого» культа Ленина стал возведенный мавзолей, по форме напоминающий храмы древних народов Ближнего Востока. Поклонение этому «полубогу» стало неизменным ритуалом советского человека, а его останки придавали магическую силу вождям партии, которые традиционно, с появлением мавзолея — именно с него — руководили главными празднествами страны.
Сразу же после смерти Ленина комиссия по увековечению его памяти решила издать мемориальную книгу, где на 477 страницах были напечатаны фотографии венков с надписями к ним. Эта книга, отпечатанная на очень хорошей бумаге и не уступающая шикарным изданиям по искусству, должна была засвидетельствовать рождение новой коммунистической «веры» с ее «бессмертным пророком и вождем» Владимиром Лениным. Вот лишь некоторые — самые яркие — образцы этих свидетельств:
«От имени трудящихся Вятской губернии.
Владимиру Ильичу Ленину. Величайшему из великих, гению человечества, гиганту классовой борьбы. Любимому, мировому вождю рабоче-крестьянских масс, прошедшему через кошмарную царскую реакцию, подполье и поднявшему знамя советов коммунистического интернационала».
(Ленину 21 января 1924. М., 1924. С. 32).
«От Лужского уезда Петроградской губернии.
Любимому и незабвенному вождю рабочих и крестьян, Владимиру Ильичу Ульянову – Ленину. Ильич не может умереть – он живет в наших сердцах. Во имя Ильича вперед к победе!». (Там же. С. 41).
«Кинематографическая контора МОНО.
Солнцу Коммунизма и бессмертному вождю, В.И. Ленину». (Там же. С. 53).
«Рабочие города Тулы.
Дорогой Ильич! Ты вложил в наши руки оружие, которое не сломят никакие силы мира — имя ему ленинизм. На твоей могиле мы клянемся, что не выпустим его из рук до победы коммунизма». (Там же. С. 170).
В этих словах, которые большую частью направлялись искренними чувствами простых людей, содержится столь много от религиозной веры, что невольно возникает соблазн сравнить содержащиеся в них преклонение перед «великим учителем» с верой в Иисуса Христа, а коммунистическую партию того времени с церковью первых веков.
«Черный» миф стал возникать тоже при жизни Владимира Ленина, но подлинным его рождением нужно считать – смерть Ленина, которая позволила подвести итоги различным течениям эмиграции и, таким образом, дать свой ответ: Кто же такой Владимир Ленин и что он сделал для России?
Для правых течений русской эмиграции Владимир Ленин был олицетворением всего того плохого, что принесла Октябрьская революция господствующим классам, проигранная Гражданская война стала незаживающий раной у многих, кто сражался в белых армиях или же просто поддерживал белые режимы. В корреспонденции, которая шла из России, было много обнадеживающего, эмигранты наделялись, что смерть Ленина круто изменит их жизнь. Среди этих писем есть вот такое любопытное послание из Советской России:
«Папа и мама (советская власть) дряхлеют не по дням, а по часам.
Энергичный дядя (Вел. Князь Николай Николаевич) по-прежнему за работой – это хорошо. Я удивляюсь его энергии, настойчивости и уверенности. Всякое дело требует прежде всего уверенности. Раз дела идут, значит она есть». (Вестник правления общества галлиполийцев. Белград. № 3. 1924).
В журнальном приложении к популярной эмигрантской газете «Эхо», рассчитанной на не очень политизированного обывателя – эмигранта, смерть Ленина преподносилась в неприглядно-натуралистичной манере:
«Последние портреты Ленина, снятые за несколько недель до его смерти в подмосковном селе Горском. На большом снимке Ленин полупарализованный, прикованный к больничному креслу. По последним сведеньям из Москвы, Ленин находился в таком положении в течение нескольких месяцев, лишь изредка покидая кресло для непродолжительных прогулок. В овале — последняя фотография Ленина, свидельствующая о том, что человек уже давно принадлежал к числу обреченных. Смерть его, таким образом, отнюдь не явилась неожиданностью». (Журнал «Эхо» №5 (25) 1924 год. Иллюстрированное приложение к газете «Эхо»).
В следующих номерах редакция журнала обещала читателям предоставить другие фотографии умершего Ленина. Смерть и в наши дни, по-прежнему, остается популярным зрелищем, от лицезрения которого немало людей получают огромное удовольствие.
В более серьезных правых эмигрантских изданиях аналитического содержания авторы пытались сопоставить политическую деятельность Владимира Ленина с другими персонажами русской истории и проанализировать тот путь, который проделал этот политический лидер.
Петр Струве видел в Ленине марксиста-догматика, чей ум не был предназначен для создания самобытной теории, он способен был лишь перенимать чужие идеи, но, принимая их, оставался верен им до самого конца. Струве указывал, что Ленин обладал непоколебимой волей, которая, соединенная с политической тактикой, сделала его самым успешным политиком революции:
«Воля политического деятеля не есть просто натиск и напор. Она есть всегда упор, она всегда способна осуществлять и на самом деле осуществляет «обходы». Ленин был мастер тактики вообще и «обходов», в частности. Я сказал однажды, что в Милюкове нет ни грана Ленина, но в Ленине сидит нечто от Милюкова. Это значит, что Ленин, будучи революционером, был тактиком. Эта комбинация революционера и тактика, вообще говоря, морально весьма трудная, осуществлялась в Ленине с полной, я бы сказал, артистической легкостью. Ленин был абсолютным аморалистом в политике, и поэтому ему было легко быть таким превосходным и успешным тактиком…». (Русская мысль. Прага – Берлин. Книга 9-12. 1923-1924. С. 314).
Правые вслед за смертью ненавистного им Ленина пытались дать характеристику России, которую он оставил после себя. Владимир Бурцев написал некролог с громким названием «Смерть предателя Ленина». Название, как можно догадаться, не отражает сути написанного, ведь Ленин не был никогда соратником Владимир Бурцева. В этом занимательном документе было отражено многое, что станет частью «черного» мифа о Владимире Ленине:
«Никто никогда не приносил своей родине и целому человечеству столько зла, — констатировал вначале Владимир Бурцев. — Пяти лет было достаточно Ленину, чтоб окончательно разрушить страну, уничтожить ее промышленность, дезорганизовать всю ее экономическую жизнь и довести весь народ до крайней нищеты. Благодаря ему более 20 миллионов населения в России погибло… В настоящее время Россия разрушена, унижена, ограблена… Осквернено все, что было дорого для русского сердца… Такова была деятельность этого нового Тамерлана-Ленина, распявшего Россию!», — делал вывод Владимир Бурцев. (Вестник Русского Национального Комитета. Париж. №8. 1924. С. 19-20).
Эмигрантская мысль не раз пыталась дать объяснение удачам и большой популярности Владимира Ленина, а, с другой стороны, найти в отечественной истории близкого по масштабу человека. Поразительно, но после смерти Ленина, совершенно разной идеологической направленности издания сравнивали Ленина с Петром I. Петр Струве писал:
«Санкт-Петербург, иначе град Св. Петра, иначе Петроград переименован в Ленинград.
В этом символическом действии, сочетающем в себе дерзкую святотатственность с подлейшим и глупейшим хамством, сказано о деле Ленина самое главное и самое важное.
Ленин, как вершитель и организатор коммунистического интернационала, оборвал традицию и разрушил дело Петра Великого, отбросив Россию, как государство, в 17 век… Делом Ленина явилось умаление и расчленение Державы Российской. Ленин использовал безумие русских народных масс для того, чтобы на алтаре мировой революции заклать Россию. Ибо, что ему было до России, он ведь не Петр, который, находясь в опасности плена, призывал Сенат думать не о Петре, а о России?!». (Русская мысль. Прага – Берлин. Книга 9-12. 1923-1924. С. 316-317).
Правые рассматривали победу большевиков как конец Российской истории, уже перенос столицы из Петрограда в Москву в 1918 году было для них символическим началом — не их — «новой» истории. Отсюда по масштабу преобразований и силе воле его сравнивали с Петром Великим, только, если Петр для правых в эмиграции становился абсолютным героем, преобразовавшим и цивилизовавшим Россию, то Ленин делал эту работу наоборот. К этой оценке в общих чертах присоединялись и те, кто формально стоял на социалистических или даже марксистских позициях. Правый меньшевик В.И. Талин (настоящие имя — Семен Португейс) в некрологе под названием «У гроба Великого Диктатора», говоря о Ленине, утверждал, что он не был, в сущности, революционером, а был просто-напросто бунтовщиком, который воспользовался «массой», превратившейся в «стадо», смог достичь власти для себя и своих подельников:
«Ибо Ленин никогда не был революционером, а всегда только бунтовщиком. Ленин хорошо знал, что только массу, пришедшую в ярость, потерявшую всякие следы общественного сознания, можно превратить в послушное стадо диктатора… Гений его состоял в том, что он понял, что отныне царствовать будет хаос и хаос сделал своим орудием». (Заря. Орган социал-демократической мысли. Берлин. № 1. 1924. С. 9).
Отсюда получалось, что сравнивать Ленина с Петром как равнозначных политиков нельзя. В.Н. Талин стоял на тех же позициях, что и правые деятели русской эмиграции, воспринимавшие роль Ленина в качестве выразителя темной народной стихии, но добавлял сюда еще тесную связь Ленина с коммунистической партией, которая помогла ему достичь власти:
«Была-б жива Россия … говорил Петр. А Ленин, которого многие возводят в Петра, знал один рефрен: была-б жива РКП. А жива она только тогда, когда она пресмыкается у ног презирающего ее деятелей Ленина. Если бы завтра Ленин короновался в Успенском Соборе, он тоже скипетром бил бы по головам своих подлениных: была бы жива РКП…». (Там же. С. 9).
Среди отзывов на кончину Ленина очень мало критики методов осуществления власти, которыми пользовались большевики, нет явного осуждения террора и репрессий в отношении оппозиции. Правые как будто чувствовали, что такие упреки имеют и обратную сторону, которая может быть обращена к ним самим, ведь они сами не только призывали к террору и репрессиям, но и активно практиковали их в Гражданскую войны. Поэтому они оправдывают «созидательный» деспотизм Петра I, но всецело не приемлют «разрушительный» деспотизм Ленина. Лишь Петр Струве посчитал нужным сказать несколько слов о «жестокости» тех методов, которыми пользовался Ленин:
«Я уже писал однажды, что и Г.В. Плеханов и В.И. Засулич и М.И. Туган-Барановский и пишущий эти строки, несмотря не все различия своих темпераментов и даже взглядов, испытывали некое общее глубочайшее органическое отталкивание от самой личности Ленина, от его палаческой жестокости и абсолютной неразборчивости в средствах борьбы. Душа прямой и нежнотонкой Веры Ивановны Засулич прямо содрогалась и сжималась при соприкосновении с этим человеческим воплощением лукавой злобы». (Русская мысль. Прага – Берлин. Книга 9-12. 1923-1924. С. 314).
Смерть лидера Советской России вызвала разные прогнозы правых сил русской эмиграции. Петр Струве скептически смотрел на предположение, будто смерть Ленина приведет к падению власти большевиков. Его кончина не может изменить реального политического расклада в пользу эмиграции, так как уже создана новая легитимность, а приемник Ленина только воспользуется ей:
«Когда умер Ленин, мне приходилось почти со всех сторон встречать какие-то большие ожидания, связанные с этим фактом. Я этих ожиданий не разделял и оказался прав.
Смерть Ленина, сама по себе, решительно ничего не изменила в положении вещей в России. Это неудивительно. Реально и личность и значение Ленина были вовсе не те и не такие, какими их представляли себе коммунисты и еще более враги коммунистов». Русская мысль. Прага – Берлин. Книга 9-12. 1923-1924. С. 313).
Но в этот реалистичный прогноз не хотели верить многие правые эмигранты, по-прежнему, полагая, что большевики — это лишь «историческое недоразумение», лишь эпизод, который со смертью их вождя, должен непременно закончиться. Надежду на это давало отсутствие явного лидера, который мог заменить Ленина. Популярнейшая газета эмиграции «Последние новости», выходившая в Париже под редакцией Павла Милюкова, давала неутешительный прогноз для большевиков. Без Ленина партия не сможет проводить «гибкую» политику, отсутствие лидера, который мог бы взять на себя ответственность за решительные шаги, станет кульминационным моментом, после которого массы окончательно разочаруются в коммунизме:
«Без Ленина, лишенное души и воли, неизбежно недоделанное, его дело превращается в какую то бессмысленную сизифову работу. Прежде одни могли говорить, а другие думать, что секрет этой гигантской нелепицы непонятен им, за то известен «Ильичу». Теперь, когда пророк унес свой секрет в могилу, верующие поймут, что никакого секрета и не было и что на их доверие ответили величайшим обманом». (Последние новости. Париж. № 1150. 23 января 1924 года).
Подробно описывая различные фракции в коммунистической партии, Ю.Ф. Семенов приходил к схожему выводу: Ленин олицетворял собой примиряющее начало в партии. Без него нет того главного, что помогало удерживать власть коммунистической партии:
«Нужно, чтобы одни до конца поверили другим, как все верили Ленину. Вот это доверие психологически невозможно. Без взаимного доверия не может быть действенности. А бездействующая власть перестает быть властью», — заключал Ю.В. Семенов. (Вестник Русского Национального Комитета. Париж. №8. 1924. С. 26).
Прогнозам и надеждам правой эмиграции не суждено было сбыться: смерть Ленина, как известно, послужила не распаду, а укреплению коммунистической партии. Но именно правые течения эмиграции стояли у истоков «черного» мифа о Владимире Ленине, они заложили основы некритического, гипертрофированного восприятия всей последующий истории СССР. Как уже отмечалось в начале статьи, современное отношение к Владимиру Ленину среди российских элит изобилует негативными мифами, история которых имеет почти столетнюю давность. Это обусловлено тем, что наступившая в 90-х годах реставрация, предоставила сегодняшней российской элите готовые мифологемы прошлого.
