© Илья Колесников
Лето — не только сезон отпусков. Это ещё и время принятия важных решений по социальной политике. Причем делать это правительственные чиновники предпочитают так, чтобы общественное мнение не успело спохватиться и разобраться в происходящем. А когда разберутся, будет уже поздно. Политика начнет проводиться в жизнь.
Это вообще характерная черта нашей общественной жизни. Мы начинаем протестовать только после свершившихся фактов. Так было, когда министры образования и науки Андрей Фурсенко и Дмитрий Ливанов последовательно разваливали вверенную им сферу, так было позднее, когда начались варварские сокращения медперсонала и «слияния» (на самом деле ликвидация) больниц. Социальный блок правительства, возглавляемый энергичной Ольгой Голодец, систематически крушит и громит всё то, что до недавнего времени считалось необходимыми условиями цивилизованного бытия, сводя наши конституционные права к иллюзорной возможности приобрести на «свободном рынке» некие услуги сомнительного качества по непомерным ценам. Общество удивляется, возмущается, потом протестует, но каждый раз реагирует с запозданием, тем самым развязывая руки погромщикам, тут же начинающим новый раунд «реформ». Вполне возможно, что это повторится и в нынешнем году.
Первая половина лета ознаменовалась публикацией всевозможных правительственных программ и проведением совещаний по социальной политике. И если суммировать общее содержание всех этих усилий, то сводится оно к очень простой формуле: чиновники обсуждали, сколько и чего ещё можно отобрать у граждан в связи с кризисом.
Главные вопросы, как всегда, были связаны с пенсиями. Не успели ещё отгреметь весенние баталии по поводу пенсионных накоплений граждан, которые были сперва заморожены, а потом вроде бы разморожены, но в процессе как-то растворились в других статьях бюджета ПФР, как вопрос снова встал в повестку дня. Причем всех обсуждений и дискуссий, прошедших весной, как будто и не было. Чиновники снова заявляют, что народец у нас избаловался, живет не по средствам, и надо бы выплаты ограничить.
На сей раз первейший вопрос — об индексации пенсий.
Напомним, что по закону индексируются они у нас по показателям инфляции. При этом учитывается не рост цен на потребительскую корзину пожилых людей, а именно среднестатистические данные об инфляции в масштабах всей российской экономики. В период стабильного развития разница между этими двумя показателями не так уж велика, но в условиях кризиса она может увеличиваться в разы, особенно когда подскакивают цены на массовые продовольственные товары (на ту же гречку или яйца). Увы, с точки зрения чиновников, даже индексировать старикам пенсии по уровню официальной инфляции — роскошь для нашей страны непозволительная. Министр финансов Антон Силуанов объяснил, что для экономии средств нужно уровень индексации резко понизить. В 2016 году индексация составит 5,5%, в 2017 году – 4,5%, в 2018 году – 4%. Это при том, что прогноз по инфляции на 2015 год составляет 11,9%. И есть все основания подозревать, что вопреки обещаниям господина Силуанова в следующем году инфляция не сократится, а вырастет.
Инициатива Минфина находится в вопиющем противоречии с законодательством России, но чиновники настолько избалованы послушными депутатами Государственной Думы, что проблемы тут не видят. Если политика правительства противоречит законам государства, значит, менять будут не политику, а законы.
Уловив тенденцию, региональные власти со своей стороны стали проявлять инициативу. В разных регионах, конечно, дела обстоят по-разному, но Московская область уже подала пример соседям. Её руководство решило, что сможет сберечь для народа 2,8 миллиарда рублей, которые ради этой цели надо будет у народа отнять. Деньги сэкономят на отмене бесплатного проезда льготникам на столичном общественном транспорте. Можно не сомневаться, что многие другие регионы последуют примеру Подмосковья и тоже что-нибудь в этом духе придумают.
Однако региональные бюджеты и вправду сильно напряжены. Иное дело федеральный. Он, конечно, тоже не в лучшем состоянии, но ведь на протяжении почти десятилетия чиновники жаловались, что денег у казны оказалось как-то чересчур много и надо эти средства «стерилизовать»… Сейчас экономить средства требуется прежде всего потому, что не хватает денег в Пенсионном фонде РФ. Согласно официальным подсчетам, рост доходов ПФР в пересчете на одного пенсионера в нынешнем году составит всего 1,7%. Связано это не в последнюю очередь с падением заработных плат, из которых выплачиваются взносы в Пенсионный фонд. Тот факт, что падение зарплат в свою очередь усиливается политикой самого правительства, проводящего массовые сокращения и оптимизации работников госсектора, а также подталкивающего бизнес уходить в тень, почему-то в расчет не принимается.
Правительственных чиновников безумно нервирует то, что ПФР в текущем году отдавать денег придется больше, чем получать. Хотя это в условиях кризиса естественно — для того-то всевозможные резервные и стабилизационные фонды и создаются. Но доступ к подобным фондам получают не пенсионеры, а крупные корпорации. Что же до пенсионеров, то они своими «непомерными амбициями» грозят «привести к разбалансировке Пенсионного фонда и дополнительному увеличению бюджетных трат».
На этом творческий порыв нашей правительственной бюрократии не иссякает. Оказывается, люди у нас как-то слишком долго живут. А потому предлагается рассмотреть возможность «постепенного повышения пенсионного возраста до 63 лет для мужчин и женщин по шесть месяцев в год». В этой постепенности чувствуется какое-то особенное издевательство. Вспоминаются слова незабвенного Виктора Степановича Черномырдина, пообещавшего: мы ещё будем так жить, что наши потомки станут нам завидовать. Иными словами, каждое следующее поколение окажется в худшем положении, чем предыдущее. Тут то же самое: с каждым годом правила выхода на пенсию будут ухудшаться. Понемногу, но зато неуклонно.
Между тем, сетуя на рост продолжительности жизни, чиновники немного лукавят. Рост достигнут среднестатистически за счет сокращения младенческой смертности. Что безусловно является огромным достижением нашей страны. Но почему улучшение ситуации для младенцев должно компенсироваться сокращением прав пожилых людей?
Хуже того, реформа здравоохранения, проводимая всё тем же «социальным блоком» правительства во главе с Ольгой Голодец, уже привела к росту больничной смертности (несмотря на то, что одновременно осложнилась госпитализация больных и, следовательно, статистически больше людей стало умирать дома). Уже за первые три месяца текущего года смертность в нашей стране выросла на 5%, что уже само по себе выглядит угрожающе, но по некоторым показателям, например, по заболеваниям дыхательной системы, более чем на 20%. И это, заметим, официальные данные, которые наверняка приглаживаются.
Несмотря на постоянное сокращение персонала медицинских учреждений, в правительстве уверены: тут ещё есть огромные резервы экономии за счет урезания списка видов бесплатной медицинской помощи. То есть лечить меньше людей от меньшего числа болезней. Предлагают продолжить сокращения медицинского персонала, «учитывая значительный вес расходов на заработную плату в общем объеме расходов на здравоохранение». По данным газеты «Коммерсант», правительство прогнозирует номинальный рост расходов на здравоохранение не выше 2,1% в год. Поскольку инфляцию никто не отменял, то в реальном выражении этот «рост» обернется сокращением — на 9% к 2018 году.
То же самое происходит и на региональном уровне. В областные бюджеты из центра стало поступать меньше денег на социальные расходы, что заставляет тоже сокращать траты. За первый квартал 2015 года 26 регионов сократили расходы на образование (тогда как в 2014 году на это пошли только 9 областей). Со здравоохранением картина аналогичная — 21 регион в текущем году против 8 областей в прошлом. 16 регионов урезали расходы на социальную политику (в 2014 году таких было всего три).
Пресса публикует списки регионов, сокращающих социальные и другие расходы. Лидером тут в первом квартале 2015 года оказалась Чечня. Республике был сокращен трансферт из федерального бюджета (видимо, в кабинетах прислушались к призыву «Хватит кормить Кавказ»). На втором месте оказалась относительно благополучная Тюменская область. Социальные расходы тут сокращают, несмотря на профицит регионального бюджета. Режут социальные расходы Республика Карелия, Ростовская область, Забайкальский край, а также Архангельская и Саратовская области, которые и так по уши в долгах. Оптимизацию по образцу Москвы затеяли Костромская область и Пермский край.
«Независимая газета» от 03.07.2015 отмечает, что на меры социальной защиты отечественные власти тратят менее 30% от всех государственных расходов. Гражданам при этом постоянно внушают, что они должны быть благодарны начальству за такую беспрецедентную заботу. Между тем даже в Турции доля социальных расходов больше – 33%.
Разумеется, инициативу в бюджетной экономии неизменно проявляет Министерство финансов. Но, во-первых, министры социального блока, посетовав на нехватку денег, эти инициативы принимают и развивают, а во-вторых, на фоне общей нехватки средств, значительная часть денег не только растрачивается бездарно и неэффективно, но и вкладывается во всевозможные вредоносные реформы. Иными словами, финансируется не развитие, а именно разрушение. Характерным примером является безумно дорогая процедура Единого государственного экзамена, буквально пожирающая ресурсы.
Пока Министерство финансов выступает со своими инициативами, чиновники из социального блока правительства выходят с собственными предложениями. Дискуссии между финансистами и «социальным блоком» обычно завершаются компромиссом, когда все разрушительные инициативы обеих сторон интегрируются и классическая «борьба двух зол» приводит к тому, что оба зла суммируются.
Упомянутая уже пенсионная реформа может служит отличной иллюстрацией. Вяло попротестовав по поводу нежелания финансистов индексировать выплаты старикам до уровня инфляции, вице-премьер Ольга Голодец тут же начала новую атаку на накопительную часть пенсии. По мнению вице-премьера, источника финансирования накопительной пенсии «на сегодняшний день не найдено». Заявление по меньшей мере странное, поскольку источники средств для накопительной части пенсии определены пенсионным законодательством. Если вице-премьер чего-то не знает, то отсюда не следует, будто этого нет в природе.
Конечно, слова про неопределенность источников средств надо понимать не буквально, в соответствии с законом, а в духе наших хозяйственных обычаев. С бюрократического на русский это переводится примерно так: те средства, которые по закону поступают в накопительный фонд, мы уже по своей надобности изъяли, а новых найти никак не можем.
В 2014 году правительство ввело мораторий на формирование накопительной части пенсий, чтобы из этих денег компенсировать текущий дефицит Пенсионного фонда РФ. Затем мораторий был продлен на 2015 год. Весной нынешнего года решили всё-таки сохранить накопительную пенсию, а замороженные деньги вернуть. Однако обещание не выполнили, а Ольга Голодец вскоре сообщила, что кабинет министров обсуждает, не продлить ли мораторий на 2016 год. Вполне логично, что в таком случае ничего никому возвращать не придется.
Пока журналисты пытаются понять, куда делись средства, собранные с граждан на финансирование накопительной части их будущих пенсий, в кабинетах различных министерств готовятся десятки новых инициатив по сокращению социальных расходов.
Чиновники фактически соревнуются друг с другом, кто придумает новые правила экономии, сводимые в конечном счете к одному и тому же: увольнять людей с работы, лишать их права на бесплатную помощь, урезать действующие программы в области образования, здравоохранения и т.д.
Важным элементом социальной (вернее, антисоциальной) политики правительства является сокращение госслужащих на 10% без индексации доходов оставшимся. На практике увольняют гораздо больше. И за бортом оказываются отнюдь не дорогостоящие высокопоставленные чины министерств и ведомств, а как раз низовой персонал, делающий за них практическую работу. Поскольку такие реорганизации лишь усугубляют хаос, либеральные идеологи по итогам реформ получают новые, уже реальные доказательства неэффективности «социальной сферы», рекомендуя правительству начать новые, ещё более масштабные сокращения. Министры к этим рекомендациям внимательно прислушиваются.
Демонтаж социального государства, происходящий на наших глазах, объясняют кризисом и нехваткой средств. А оппозиционеры, сетуя на связанные с этим страдания, непременно напомнят вам про Крым или помощь Донецку. Но все планы оптимизаций, все расчеты, обосновывающие необходимость сокращения социальных программ, были сделаны задолго до 2013 года, когда бюджет ещё буквально ломился от «лишних» денег. Основная суть проводимой политики вовсе не в экономии казенных средств, а в тотальной коммерциализации всей социальной сферы, в перераспределении рынка между государственным и частным сектором. Кризис — не более чем прекрасный повод затеять подобную процедуру. И чем меньше средств остается у правительства для поддержки собственных граждан, тем лучше.
Наши министры искренне верят, будто сокращая государственную медицину и образование, ограничивая поступления в государственный пенсионный фонд, они принудят население массово обращаться за теми же услугами к частному сектору. Увы, на практике происходит всё совершенно иначе. Очень показателен в этом плане пример здравоохранения. Упадок государственной медицины сопровождается не бурным ростом частных клиник, а наоборот, сокращением числа обращающихся туда пациентов. Пресса констатирует, что наши сограждане стали экономить на платной медицине. До недавнего времени этот сектор развивался довольно динамично. Десять лет назад платными услугами пользовались 62% россиян, а три года назад этот показатель дошел до 67%. Но как только начался погром государственной медицины в крупных городах, ситуация резко переломилась. В 2015 году число граждан, обращающихся за помощью к частному медицинскому сектору, уменьшилось до 38%.
Сокращая социальные программы, повышая расходы населения на жилье, увольняя сотрудников государственных учреждений, правительство резко понижает в экономике совокупный спрос. Если бы речь шла только о жилье или только о медицине, то люди как-то справлялись бы. Но ведь все расходы растут одновременно «по всему фронту», а правительство в свою очередь режет бюджеты, снижая зарплаты и пенсии. Не только у пенсионеров, но и у молодых, активных людей доходов элементарно не хватает, чтобы позволить себе лечение в частных клиниках или обучение детей в платных школах. Чем меньше средств казна выделяет на социальные программы, тем меньше денег остается у населения для того, чтобы приобрести соответствующие услуги на рынке.
Вопреки планам либералов, которые надеялись, что частный сектор будет расширяться за счет сокращения государственного, всё получается наоборот: в условиях кризиса свертывание государственных расходов, программ и предприятий тянет на дно частный сектор. Наши либеральные министры этого признавать не хотят.
И никакая очевидность провала их собственных планов ничего не изменит. Общими силами руководители министерства финансов и «социального блока» в правительстве погружают экономику всё глубже и глубже в трясину кризиса, не переставая утверждать, будто ратуют за государственные интересы.
Склонные к конспирологии наблюдатели уже начинают подозревать, не пытаются ли либеральные министры из команды Ольги Голодец спровоцировать в России «социальный Майдан». Но в действительности всё гораздо проще. Либеральные чиновники уверены, что российское общество подобно бумаге — оно всё стерпит. Возможно, они и не так уж неправы. Да только у проводимого ими социального демонтажа есть определенные технические пределы, за которыми начинается уже неконтролируемый системный распад. И скорее всего, мы к этим пределам уже подошли, если ещё не перешагнули их. И как бы ни было терпеливо и добродушно российское население, погром социальной сферы рано или поздно неминуемо обернется против его зачинщиков.
Приверженцы либеральной доктрины с упорством фанатиков продолжают своё дело, не считаясь даже с тем, что результаты явно противоречат их собственным ожиданиям, а надвигающаяся социальная катастрофа становится всё более очевидной. Они не уступят, пока их не заставят.