После Грузинской войны российские власти оказались вовлечены в очередной конфликт с Соединенными Штатами, затормозили процесс вступления во Всемирную торговую организацию и заморозили сотрудничество с НАТО. Совершенно неожиданным образом кремлевское начальство выполнило сразу несколько требований левых, причем сами левые во всем этом совершенно никакой роли не играли.
Самим же левым в этом захватывающем, хотя временами страшноватом спектакле остается роль зрителей, комментаторов и критиков, причем по большей части не слишком наблюдательных и проницательных. В ход идут многочисленные клише, начиная от «защиты национальных интересов», заканчивая «проявлением межимпериалистических противоречий». Заметим в скобках, что все эти многократно проверенные и идеологически тщательно выверенные схемы имеют свои достоинства. Но проблема в том, что они не объясняют конкретных обстоятельств происходящего, не дают нам четкого представления о динамике развития событий, об их перспективе. Вместо того чтобы анализировать конкретный процесс, мы обращаемся к готовым объяснениям, и успокаиваемся, если они хоть сколько-нибудь подходят.
Экономика оказалась совершенно за пределами политической дискуссии, если только не считать экономическим анализом ритуальные ссылки на «борьбу за нефть», которые, опять же, никак не связаны с оценкой сегодняшнего положения дел в нефтяной отрасли. Неумение и нежелание разобраться в экономике предопределяет неспособность понять политику.На самом деле не конфликт с Грузией привел к противостоянию Москвы и Вашингтона, отказу от договоренностей по вступлению в ВТО и разрыву отношений с НАТО, а надвигающийся мировой экономический кризис обернулся новой международной ситуацией, в которой вполне естественными стали и кавказский конфликт, и разрыв торговых переговоров.
Задолго до Грузинской войны процесс вступления России в ВТО зашел в тупик, а сама торговая организация оказалась не в состоянии успешно завершить очередные переговоры (Доха-раунд): мало того, что западные страны не смогли найти общего языка с бедными, так еще и западные державы переругались между собой. Американцы не могут договориться с европейцами, а внутри Европейского Союза нет единства.
Кризис ведет к ослаблению и разрушению существующего международного порядка, сложившихся за прошедшие 15-20 лет глобальных институтов, заставляет правящие круги всех основных стран пересматривать свои отношения с партнерами. Новые цены делают невыгодными старые договоренности. А главное, эпоха свободной торговли уходит в прошлое. Начинается очередная эпоха протекционизма.
Капитализм на протяжении всей своей истории развивался циклично. Периоды либерализма и свободного рынка сменялись периодами протекционизма и государственного вмешательства. Так было во времена Габсбургов и Людовика XIV в эпохи Кольбера и Адама Смита, так было в ХХ веке, так будет и сейчас. Однако переход от одной модели к другой – не гладкий процесс, и не автоматическое переключение «режима», а череда конфликтов и потрясений, которая нередко сопровождается войнами и революциями. Мы вступили в такой период. Будущее чревато серьезными опасностями и разочарованиями. Но в то же время перед теми, кто стремится изменить общество, открываются новые возможности.
Международные столкновения – лишь первый симптом надвигающейся бури. Мировой рынок лихорадит. Цены на товары ежедневно снижаются. Производство сокращается вслед за потреблением. Биржа падает. Банковская система находится в агонии. Постепенно кризис распространяется от «центра» к «периферии». Начавшись в Америке, он проникает в Западную Европу, а затем охватывает Индию, Китай и, неизбежно, приближается к России. Это только вопрос времени. У нас есть несколько месяцев, может быть (если повезет), даже год-полтора, чтобы подготовиться к неизбежному. Но чем позже последует удар, тем более мощным и разрушительным он будет.
Мы уже наблюдали это 10 лет назад, когда произошел знаменитый дефолт. Первый спазм кризиса случился за пять месяцев до краха, после чего политики и финансисты дружно начали уговаривать себя и публику, что худшее позади. Затем последовал крах.
Невозможно и бессмысленно прогнозировать сценарии кризиса, достаточно лишь осознать его неизбежность. Для России кризис означает конец благополучия выросшего за годы подъема среднего класса, но одновременно и новые испытания для рабочих. Конец гламурного самодовольства элит, обостренные конфликты интересов и дискредитацию господствующих идеологий.
Социальная ситуация в стране уже сегодня меняется, но настоящие испытания впереди. Вопрос в том, с чем мы выйдем из этих испытаний, что приобретем, что потеряем? Действующая сегодня либеральная модель экономики рушится, и ее не удастся защитить отдельными подпорками вроде «Национальных программ» и «социальной ответственности бизнеса». Но какая модель придет ей на смену? Об этом пока не знают сами правящие круги. Это вопрос политической и идеологической борьбы.
В условиях, когда элиты деморализованы, когда гегемония официальной идеологии ставится под сомнения даже ее собственными сторонниками, открывается возможность для политического и идеологического прорыва новых сил. Для тех, кто готов предложить альтернативу.
История дает левым очередной шанс вмешаться в события. Однако смогут ли сами левые оказаться на высоте новых задач? Готовы ли они стать действительными участниками общественной борьбы или предпочтут уютное существование в сектантском гетто, захотят ли вести политическую борьбу или ограничатся привычными дискуссиями в рамках малочисленных групп?
Выход в широкий «внешний мир» пугает риском неопределенности, возможности проиграть – организационно или морально, утратить девственную идейную чистоту, что является неизбежным следствием участия в реальной политике. Бездействие привлекательно отсутствием риска и психологически компенсируется имитацией борьбы через регулярно повторяющиеся акции, дискуссии или пикеты, служащие лишь поддержанию групп в неизменном статичном состоянии.
Чтобы бороться в реальном мире и выйти из гетто, левым предстоит многому научиться и от многого отучиться. Если мы хотим изменить мир, нам придется измениться самим.