Запланированная на 7 октября акция профсоюзов «За достойный труд» до самого недавнего времени обещала пойти незамеченной и практически идеально вписывалась в знакомый до тошноты формат «осенних наступлений» ФНПР. Организация этих плановых мероприятий в целом сводится к довольно простому алгоритму: утром в будний день сотрудники аппаратов отраслевых профсоюзов, их родственники и знакомые плюс незначительное количество работников бюджетных учреждений и насильно пригнанных студентов собираются у «Белого дома» в Москве (в других городах – у здания местной администрации), получают заготовленные плакаты и в течение часа уныло слушают речи профбоссов, после чего быстро расходятся. Весь смысл подготовки такой акции состоит в том, чтобы о ней узнало как можно меньше посторонних – никакой уличной агитации, никакой работы в коллективах.
Буш своей политикой обеспечил демократам прекрасные шансы на победу, Демократическая партия США предстала перед страной и миром как оплот духа народовластия. Но теперь шансы почти сравнялись. Демократический дух заменила ритмичная работа партийной машины, и политическая система США вернулась к норме, где демократы и республиканцы отличаются друг от друга имиджем и непринципиальными нюансами политики. Прошедшие в США партийные съезды знаменуют тихое и вполне ожидаемое преодоление демократии партократией.
Российский обыватель знает, что грузинские фашисты во главе с Саакашвили напали на мирный осетинский город Цхинвал – но вмешалась российская армия, грузины бежали, и мы стоим на страже мира. Запад в бессильной злобе перед российской мощью мечет громы и молнии, но Россия, если что, отключит ему газ. Абхазия и Южная Осетия получили признание независимости от России, которая тем самым подтвердила, что уже не идет в фарватере Запада, как шла при Ельцине и (как некоторые знают) при Путине, сдавая позицию за позицией. Эту позицию Россия не сдала. Пока.
Забавно все-таки получается: наши выборы, особенно президентские, были предсказуемы, как дождь осенью, а по поводу американских аналитики гадают, как на кофейной гуще. Сегодня у Маккейна поддержки на 2 % (или 4 %) больше, завтра – преимущество у Обамы. У Джорджа Буша поддержки осталось 30 %, чуть ли не меньше, чем у Никсона перед его позорным уходом, но ведь осталась, осталась поддержка! «Покажите мне эти 30 %, – восклицает режиссер Майкл Мур, – я спрошу у них, что еще должен сделать Буш, чтобы они перестали его поддерживать!»
О социальных форумах мне всегда писалось легко. За всеми нелепостями и случайностями, за всеми трудностями и неудачами отчетливо вырисовывался образ форума и как социального явления, и как конкретного события. Каждый город, становясь площадкой этого действа, создавал особый, неповторимый образ – образ Флорентийского, Парижского, Лондонского или Афинского Социального Форума. Но мне никогда не приходилось бывать на ЕПА и, следовательно, писать о ней. И это оказалось очень трудно – и бывать, и писать.
С самого начала кризиса вокруг Южной Осетии разговоры об «информационной войне» продолжали оставаться, вероятно, даже более частыми, чем о войне настоящей. Борьба за правильную картинку на экране, вовремя пущенную слезу ребенка в выпуске новостей или «свидетельство очевидца» с правильно расставленными акцентами оказывалась не менее важной, чем реальность военного противостояния. Российское правительство, пребывая в эйфории от быстрого победного завершения конфликта, в то же время чувствовало себя в положении жертвы информационной атаки Запада. Практически в каждом публичном выступлении первые лица не уставали жаловаться на предвзятость американской и европейской прессы, агрессивность и слаженность ее антироссийских выпадов.
Ошеломляющая последовательность событий, ведущая свой отсчет с 8 августа, уже не раз ставила в неловкое положение политиков, интеллектуалов и журналистов. Сейчас, похоже, уже стало модным сравнивать военную операцию в Южной Осетии и последовавший за ней стремительный рост напряженности между Россией и Западом с атакой на башни-близнецы 11 сентября – как исторические моменты, после которых «мир уже не будет прежним». Действительно, и тогда, и сейчас все в полной мере смогли ощутить неповторимый эффект «чрезвычайного положения», когда международное право и, казалось бы, прочно гарантировавшие его институты вдруг перестают работать и уступают место отношениям военного времени, которое диктует принципиально иную логику – логику быстрых решений и жестких реакций.
Джон Мейнард Кейнс родился в 1883 году в Великобритании. Отец его преподавал экономику в Кембриджском университете. Сын пошел по его стопам. Закончив Кембридж, молодой Кейнс начал свою карьеру в Департаменте по делам Индии, в Королевской комиссии по индийским финансам и валюте. К началу кризиса 1929–1933 годов Кейнс уже написал несколько работ, но именно мировая «великая […]
Сорокалетие советского вторжения в Чехословакию и насильственного прекращения социалистического эксперимента «Пражской весны» рискует пройти в России практически незамеченным. Принято считать, что над этим событием уже давно расставлены однозначные и не подлежащие пересмотру акценты, маркирующие его значение для каждой из заинтересованных политических сил. И если для либералов и примыкающего к ним правозащитного сообщества эта история – не более чем еще одно дежурное доказательство преступной природы коммунизма, то для большинства левых подавление «Пражской весны», к сожалению, продолжает оставаться примером того, как следует поступать с контрреволюционными вылазками.
Промышленная империя Олега Дерипаски в последние месяцы все чаще оказывается ареной серьезных трудовых конфликтов. И это не случайно – ведь даже на общем фоне регулярного нарушения прав работников и низких зарплат, характерных для российского бизнеса в целом, администрация предприятий Дерипаски выделяется своим агрессивным и нетерпимым отношением к любым попыткам наемных работников отстоять свои элементарные права. Апрельская забастовка шахтеров уральского СУБРа, принадлежащего «Русскому алюминию», получила широкий резонанс не только благодаря решимости и активности работников предприятия и массовой поддержке их требований жителями Североуральска, но и из-за придания гласности исключительно тяжелых условий труда и ничтожного уровня зарплат. С самого начала протестов на СУБРе руководство РУСАЛа отказалось от любых переговоров по конкретным требованиям, выдвинутым трудовым коллективом, и развернуло масштабную кампанию давления на активистов Независимого профсоюза горняков...
В России последние десять лет мечтали все. Мечтало правительство и деловая элита. Мечтали простые люди. Первым грезилась безоблачная перспектива дорогой нефти и финансовых успехов корпораций, народ надеялся на экономические улучшения.
Экономика России устойчиво росла все последние годы. В 2008 год страна вступила с оптимизмом. Несмотря на инфляцию, миллионы людей верили: дальнейший хозяйственный рост скажется и на их благосостоянии. Правительство обещало, что доходы россиян будут расти и дальше, а страна вскоре станет мировым финансовым центром. Статистика во всем с этим соглашалась.
Российская биржа продолжает падать. Несут потери фондовые рынки и других стран. Акции стремительно дешевеют по всему миру. Но то, что тревожит игроков на финансовых рынках, мало беспокоит простых людей, хотя имеет к ним непосредственное отношение.
Не только для большинства россиян, но вообще для большинства жителей Земли биржа представляется чем-то странным, далеким от повседневности. Кажется, биржа никак не соотносится с тем, что миллионы людей каждый день должны отправляться на работу, за покупками, оплачивать воду и свет в своих домах. Как будто обычные люди живут со своими бедами и надеждами в некой вселенной, далекой от непонятного мира биржи. Между тем это совершенно не так. Неверно и представление, что если мы не влияем на рынок акций, то и он не оказывает на нашу жизнь никакого воздействия.
Все информационное пространство мира заполнено политическим анализом действий России в последние месяцы. Однако адекватно объяснить причины резкой перемены в курсе российской власти никто так и не смог. Левые, не только отечественные, но и зарубежные, по привычке поставили во главу угла империалистические противоречия (так и не раскрыв толком, в чем они состоят). Правые в лучшем случае свели все к повторению заявлений различных правительств.
«Власти Косово осудили Россию за ее решение по кавказским республикам. “Мы всегда говорили и будем говорить, что Косово обладает особыми характеристиками. Это уникальный случай, который не может стать прецедентом для остальных конфликтных зон, территорий и регионов”», – заявил президент Косова Фатмир Сейдиу, передает РИА «Новый регион».
Принято считать, что география первых зарубежных поездок нового Президента должна указывать на вектор его внешней политики. Пока Дмитрий Медведев, заочно признанный либералом и проевропейцем, явно предпочитает Восток Западу. Означает ли это, что именно так будет выглядеть внешняя политика России и что изменится ее содержание? Попытаемся понять это, обратившись к одному любопытному примеру – визиту Медведева в Азербайджан.
Поразительная особенность дискуссий, которые ведутся среди левых организаций, – это постоянно повторяющийся рефрен «Мы же все равно ничего не можем сделать!» Практическая деятельность, собственно политика, остается за пределами возможностей и амбиций большинства групп, работа которых сводится к дискуссиям по теоретическим вопросам и периодическому проведению небольших пикетов. Значение этих пикетов не в том, чтобы повлиять на общественное мнение или политическую ситуацию («Мы же ничего не можем сделать!»), а в том, чтобы поддерживать среди самих активистов «дух борьбы». Поэтому организаторы зачастую даже не предпринимают усилий для того, чтобы распространить информацию о своих действиях. Достаточно повесить сообщение с фотографией на собственном сайте.