Рабочие проливают кровь в интересах “патриотов!”. Борцы за мир в 90-е и сегодня
Три года прошло с попытки отравления Алексея Навального (внесен в список иноагентов и террористов). В преддверие этой даты политику добавили еще 19 лет тюремного срока, а сам он в очередной раз задел больные места власти и оппозиции, выступив со статьей-манифестом “Мои страх и ненависть”. Ненависть к “демократам” 90-х, которые по собственной инициативе передали власть силовикам. Страх по поводу того, что, получив новый шанс, новые российские демократы опять отдадут власть диктатуре. Часть представителей либерального лагеря раскритиковали узника за якобы раскол оппозиционного движения, другие вообще сомневаются в его авторстве. Между тем, очевидно, что Навальный в тюрьме и изоляции сохранил не только свой стилистический задор, но и отменную политическую интуицию. Как впрочем, и некоторые старые стереотипы – например, почему в тексте упоминается Средняя Азия как символ чего-то плохого (“мы в 1994-м пошли не в Европу, а в Среднюю Азию”), не очень понятно. Мифологический образ Европы как земли демократии и благоденствия можно наполнить чем угодно, в том числе вполне антидемократической политикой. Именно этим успешно занимались ненавидимые Навальным деятели 90-х.
То, что Ельцин, его окружение и его сторонники породили путинизм и ответственны за него – факт давно очевидный для многих. Навальный клонит к тому, что этот факт должен стать частью здравого смысла и политической базы всей оппозиции. “Критика Навальным ельцинской эпохи и ее героев – не просто правильный, а единственно возможный выбор” – убежден писатель Михаил Берг. Согласно ему, только ненависть к социальной несправедливости 90-х и чувство социальной обиды способны побороть имперский национализм и перетянуть зараженный им “путинский электорат” на другую сторону. И Навальный прекрасно понимает – то, что некоторые особо рьяные защитники ельцинизма в итоге будут маргинализированы и останутся за бортом какой-либо серьезной общественной дискуссии – вовсе не потеря, а приобретение для антипутинской оппозиции. Он хочет ускорить этот процесс.
Да, разговор об ответственности элит, бизнеса и интеллигенции за 90-е и за новую диктатуру многим неприятен, потому что это разговор не про “власть чекистов” в вакууме, не про коллективную ответственность и покаяние, не про “советского человека”, на которого можно свалить самые разные, в том числе вполне личные ошибки, предательства и преступления. Это разговор, ведущий к конкретным политическим выводам о том, какой должна быть новая оппозиция – антиэлитарной и радикально-демократической. И какой не должна быть – «да ты посмотри на этот народ, ну какие из них присяжные», «неважно, что он вор, зато технократ и за велодорожки», «этим людям дай волю, они такого навыбирают», «правительство все еще единственный европеец в России»…
С другой стороны, некоторые “рассерженные патриоты”, соглашаясь с Навальным в критике девяностых, предлагают ему “встать на сторону народа и армии”, то есть, видимо, поддержать “СВО”. И, видимо, не только поддержать, но и потребовать ее усиления, как это делает Комитет рассерженных патриотов. Потребовать новых мобилизаций, новых смертей солдат и гражданских по обе стороны фронта, нового милитаристского бума в России, в Украине, в Америке и в Европе. Между тем, в 90-е коммунисты и левые патриоты, сопротивлявшиеся ельцинскому авторитаризму, занимали по поводу войны (которая называлась тогда Операцией по восстановлению конституционного порядка в Чечне) прямо противоположную позицию.
“Вывести все войска России из Чечни и привлечь к уголовной ответственности высших должностных лиц Кремля за развязанную ими войну на Кавказе”. “Гневно осуждаем кровавую бойню, учиненную в Чеченской республике”. “Российские наемники, отправленные в Чечню просчитались, рассчитывая на легкую прогулку”. “Сегодня братский чеченский народ находится на передовой борьбы с преступным режимом”. “Президент использует “чеченскую угрозу” для установления своей прямой диктатуры”… Что это? Речи либеральных “иноагентов”? Нет, речи коммунистической оппозиции 90-х – Трудовой России, РКРП, других групп и спикеров[i]. “Война развязана и идет в интересах мафии, а рабочие и крестьяне расплачиваются за нее кровью своих сынов. И все это под аплодисменты “патриотической” оппозиции” – Виктор Анпилов. “Нарождаюшийся империализм в России заявил о себе кровавой войной в Чеченской республике” – ВКПБ Нины Андреевой. “Они думали, что там сброд, но там народ, который дал армии ельцинских холуев по зубам и который не позволит Ельцину превращать Россию в тюрьму народов” – Борис Гунько (Трудовая Россия, РКРП). Коммунисты апеллируют к праву чеченцев на самоопределение (на основании Конституции СССР и потому что государства, в которое когда-то входила Чечня, уже не существует), призывают активистов срывать планы боевых действий, рабочих – организовывать стачки, матерей – не отдавать собственных сыновей в армию, российских и чеченских солдат – вспомнить, что все они дети рабочих и крестьян и повернуть оружие против буржуазии. Коммунисты возят гуманитарную помощь жертвам российских бомбардировок, занимаются возвращением российских военнопленных. Требуют ввести поправки в конституцию, дающие возможность парламенту противостоять единоличным решениям президента, в том числе связанным с использованием армии. За все это деятели вроде Павла Гусева (главред “Московского комсомольца”) или Чубайса клеймят их национал-предателями, бьющими в спину своей армии.
КПРФ выступала не так радикально, в антивоенных уличных акциях не участвовала, но антивоенную позицию заявляла вполне четко. Войну в Чечне партия называла “репетицией силового подавления других народов России”. В 2022 году эту формулировку повторит Лана Эстемирова, дочь чеченской правозащитницы Натальи Эстемировой, убитой в 2009 кадыровцами. “Я считаю, что Чечня была для России своеобразным полигоном, полем для тренировок, где можно было, грубо говоря, проверить способность своей армии к тому, чтобы покорить, уничтожить один непокорный народ на относительно небольшой территорий”.
Выводы коммунистической оппозиции 90-х подкрепляются сегодня многими независимыми исследователями. “Это преступная война, которая никому не была нужна. Она имела совершенно обратный эффект от того, чего добивалась Москва, – это было ясно с первого дня. То, что один человек может принять такого рода решение, не учитывая реальности ситуации, без хорошего анализа, действуя без системы сдержек и противовесов… [неприемлемо]”- сетует Томас де Ваал, один из крупнейших специалистов по Кавказу, соавтор книги “Чечня: маленькая победоносная война”. “Я вижу сейчас в Украине, как и тогда в Чечне, – роковую слабость российского режима, который наносит огромный вред не только Чечне или Украине, но и самой России”. Де Ваал пишет, что, хотя многие в Чечне были недовольны Дудаевым, но, как только вошли российские войска, почти все чеченцы стали против этого вторжения, и “Дудаев стал для них хотя бы временным, но стабильным лидером сопротивления против Москвы. Как ни парадоксально, но до 11 декабря 1994 года у Чечни ещё был шанс стать частью России. Но как только вошли войска в республику, она фактически отделилась. Именно война сделала ее не частью России”.
Одна из причин того, что коммунисты поддержали Чечню, конечно, в их общем антиельцинском настрое. Война в Чечне стала одним из пунктов в большом списке преступлений режима. Важно и то, что просоветские противники ельцинских реформ тогда ещё действительно верили в то, что восстановить СССР возможно. Они с энтузиазмом реагировали на просоветские жесты Дудаева. Они в самом деле считали чеченцев братьями, с которыми их разъединили не какие-то внешние враги, а собственная буржуазная власть. Не будем списывать со счетов пусть догматическую, но крепкую ленинистскую выучку и вполне искренний советский интернационализм части тогдашней просоветской публики. Да, уже хватало антисемитизма и конспирологии, и все-таки вера в братство рабочего класса, противостоящего новым буржуям, оказалась на тот момент сильнее националистической пропаганды и помогла встать на правильную сторону. Встать на сторону “народа и армии” – отправляемых на смерть новобранцев, солдатских матерей, “дезертиров”. На сторону чеченцев, которые еще совсем недавно были частью единого народа. Несмотря на все разногласия, встать в один ряд с либеральными правозащитниками и журналистами, которые также требовали прекращения “операции”.
Как и почему многие коммунисты и почти все “левые патриоты” оказались сегодня на другой стороне? Конечно, многих из них Путин начал соблазнять консервативными и державными жестами еще с начала 2000-х. Вы оплакивали советские символы? Вот вам советский гимн. Вам не нравится, что государство отказалось от своих обязанностей? Смотрите, государство снова входит в вашу повседневность. Ненавидите лицемерный Запад? Переживаете о разрушенной державе и потерянных советских территориях? Возмущаетесь жуликами и богачами во власти? Призываете Сталина как духа справедливости? Смотрите, теперь у нас есть сильный лидер, который ставит на место Запад, либералов, олигархов и возвращает советские территории, ну, хотя бы некоторые из них. Это – “для народа” . А для левопатриотической верхушки – мандаты в Думах, гарантированное место главной оппозиционной силы, уверенность в том, что перспектива оказаться у власти и отвечать за страну никогда больше не заставит просыпаться в ночном кошмаре, как в 90-х.
Сегодняшние коммунисты и “левые охранители”, поддержавшие ”СВО” (якобы ради мира для жителей Донбасса – но где этот мир?), конечно же, не верят ни в какое пролетарское братство. Они верят в новые территории, “возвращая” которые, власть пытается компенсировать отъем все новых и новых прав – у молодежи, рабочих, интеллигентов, солдат. Колдовство над текстами классиков марксизма в попытках подтвердить, что РФ ведет сегодня “национально-освободительную войну”, анекдотические упования на левый поворот власти… Все это – итог глубокого разочарования в каком-либо низовом протесте, который, как много лет твердила пропаганда, в наше время, мол, всегда инспирируется или перехватывается внешними силами, ведет к хаосу и распаду страны. Но сами “левые патриоты” – часть уже идущего распада, глубокой политической деградации просоветской среды по сравнению с 90-ми.
То, что отдельные представители провоенных патриотических кругов критикуют режим (за недостаточную решительность), и даже подвергаются гонениям, никак не подрывает, а только укрепляет путинский провоенный консенсус. (Что, впрочем, не мешает нам сегодня осуждать любые политические репрессии.) Парадоксально. но Навальный в этом плане оказывается ближе к традициям радикального антирежимного протеста 90-х. Конечно, полевение создателя ФБК имеет свои пределы, но замечательно, если его авторитет несгибаемого борца с Путиным сегодня помогает убедить большую аудиторию в том, о чем последовательные социалисты и коммунисты говорили много лет. Путинский режим – прямой наследник ельцинского. Сегодняшняя “СВО” – наследница Первой чеченской. Антивоенная позиция – обязательная часть оппозиционной повестки, настоящий вызов диктатуре и тогда, и сейчас.
[i] Источники приведенных цитат, а также большого количества информации о коммунистическом движении 90-х – фильм Элмара Рустамова “Трудовая Чечня” https://www.youtube.com/watch?v=f66pKnjXWVQ и книга того же автора “Коммунисты и “путинизм”. Опыты политической ретроспективы”
