Полицейское оцепление Reuters / Scanpix / LETA
Протест и исход
ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА.
Объявив в России «частичную» мобилизацию, Владимир Путин добился по крайней мере одного: общество осознало, что на самом деле происходит в Украине. По сути дела, президент за несколько минут разрушил не просто общественный договор, функционировавший в стране в течение двух с лишним десятилетий его правления, но и свел на нет всю работу своей же пропаганды в ходе предыдущих 7 месяцев конфликта с Украиной.
До тех пор, пока мобилизация не была объявлена, большая часть общества не задумывалась о происходящем и можно сказать, что даже не знало о том, что идут военные действия. Конечно, по телевизору буквально каждый день бесновались пропагандисты, а в интернете шли острые баталии между сторонниками и противниками спецоперации на Украине. Но аполитичное российское общество не проявляло к этому особого интереса — политические телевизионные шоу большая часть людей не смотрит, политические сайты — ни оппозиционные ни провластные — не читает. Где-то на заднем плане проходит информация про сражения и потери, но это не более, чем фон бытовой жизни, которая идет своим чередом.
21 сентября ситуация изменилась радикально и необратимо. Осознание пришло. А вместе с этим началось и сопротивление. Можно, конечно, возмущаться тем, что россияне отреагировали на трагедию Украины только тогда, когда это непосредственно коснулось их самих. Но ведь и американскому обществу потребовалось несколько лет для того, чтобы общественное мнение среагировало на войну во Вьетнаме.
Так или иначе, но военные события в самом деле стали не только фактом общественного сознания, но и определяющим фактом как общественной, так и частной жизни. И первым ответом на произошедшее стало массовое уклонение от мобилизации. За несколько дней после речи Путина из страны выехало больше молодых мужчин, чем планировалось (если, конечно, верить явно заниженным официальным цифрам) мобилизовать. Число пресекших границу подошло к 300 тысячам. Отказников вдвое больше, чем солдат, находящихся в Украине. И это лишь те, кто оказался в соседних государствах. У границ Монголии, Казахстана и Грузии собрались нескончаемые толпы народа. Уезжают на личном транспорте, на велосипедах и самокатах, идут пешком. На другой стороне границы, в Казахстане, множество волонтеров встречает прибывающих, помогает им. В Казахстане не первый раз принимают массовые потоки людей из России — тут уже были и ссыльные, и эвакуированные, и переселенцы. Монголия обещает приезжающим из России дать вид на жительство, ведь прибывают молодые специалисты, активные и мотивированные люди. Однако не все могут позволить себе уезжать. Обнаружился социальный раскол. Покинуть страну способны могут те, у кого есть деньги и определенный уровень свободы. Неравенство проявляется даже тут. Тысячи молодых людей, оставшихся в России, уклоняются от явки на призывные пункты, некоторые уходят в леса, кое-где поджигают военкоматы и административные здания.
С теми, кто явился на призывные пункты тоже всё обстоит неблагополучно. Хотя в сети пишут о тайном плане набрать миллион или даже 1,2 миллиона мужчин, никакой возможности сделать это в ближайшие месяцы нет. Ожидается, что вместо официально объявленных 300 тысяч сумеют призвать примерно 140-150 тысяч. Но и это при нынешнем состоянии инфраструктуры, государственной организации и промышленности слишком много. Получив уже более ста тысяч новых призывников, военные и чиновники не могут ни нормально обеспечить их всем необходимым, ни организовать из них боеспособные части, ни вооружить современным оружием, ни даже транспортировать к месту ведения боевых действий. Примерно 50 тысяч человек пытаются распределить по действующим частям. Насколько фронт укрепится от такого пополнения — большой вопрос. Эффект может быть обратным, особенно если новоприбывшие принесут солдатам информацию о настроениях в тылу. Не имея ни подготовки, ни боевого опыта, мобилизованные на для воюющей армии становятся скорее обузой, нежели подмогой.
Но куда большей будет проблема с оставшийся в тылу массой. Мобилизованных надо будет где-то держать в тылу, разбросав по учебным лагерям и казармам на всем протяжении огромной страны. Они сидят без дела или проходят бессмысленные и плохо организованные тренировки, поскольку не хватает ни техники, ни грамотных инструкторов, ни командиров. Призванные офицеры, во-первых, некомпетентны, а во-вторых настроены ещё более пессимистически, чем рядовые. Показательным примером может быть драка среди мобилизованных в Пензе, начавшаяся после того, как один из офицеров высказался по поводу мрачных перспектив продолжения войны.
Хотя власти в регионах отчаянно пытаются сделать хоть что-нибудь для поддержания порядка, не похоже, что это им хорошо удается. Снабжение вряд ли удастся наладить, уже сейчас ясно, что сбои идут практически по всей цепочке управления, а дальше будет ещё хуже. Предоставленные самим себе, плохо обеспеченные и немотивированные части (точнее толпы людей) становятся источником головной боли для военных и гражданских властей. Поддержание контроля и дисциплины потребует огромных усилий, но об этом пока никто не задумывается. Со всей страны приходят сообщения о пьянстве, драках, неповиновении указаниям начальников. Часто людей оказывается физически негде разместить. Используют стадионы, дома отдых, спортивные базы. Иногда высаживают людей в чистом поле.
Масса мобилизованных уже сегодня представляет угрозу отнюдь не для неприятеля. Как известно смертельный удар по царскому режиму в 1917 году нанесли не революционеры, а тыловые подразделения, не желавшие (да и неспособные) отправляться на фронт.
В национальных автономиях сопротивление принимает более активные формы. Акции протеста прошли в Дагестане, Якутии, Тыве и постепенно охватывают всё больше регионов. Показательно, что именно Дагестан, откуда на спецоперацию уходило особенно много контрактников, оказался эпицентром протеста. Но в том-то и дело, что популярность военной службы в данном регионе объясняется не лояльностью, а бедностью населения. И теперь социальный и национальный протест соединились. Однако говорить о взрывном росте движения пока не приходится. Предстоит ещё период социально-психологического «дозревания».
Часто пишут, что мобилизация превращается в геноцид малых народов. На самом деле чиновники интересуются не судьбой якутов, бурятов, тувинцев или аварцев, а исключительно показателями. По информации, гуляющей в сети, власть, опасающаяся недовольства в больших городах, основные усилия направляет на мобилизацию в сельской местности и в небольших городских поселениях. Но именно там и сосредоточена значительная часть представителей малых народов, которым приходится нести тяготы мобилизации в непропорциональном их численности масштабе. Короче, даже если никто и не хочет устраивать геноцид, он может получиться как-то сам собой вследствие бюрократической паники.
Волнения в Дагестане показали, что подобные действия не остаются без последствий. Правда, численность протестующих в Махачкале была не особенно велика (в абсолютных числах Москва и Питер дают гораздо большую массовость протесту). Но важно, что дагестанские женщины, составлявшие большинство в толпе (где были, кстати, и русские), оказались настроены крайне решительно и даже агрессивно. А полиция, напротив, была растеряна. Росгвардия сосредоточена в столицах или находится на занятых войсками РФ территориях соседнего государства, обеспечивая проведение референдумов. Так что возникает элементарный дефицит силовиков.
О том, что мобилизация окончательно похоронила «путинский общественный договор» предполагавший политическую пассивность народа в обмен на готовность власти тоже оставить нам возможность спокойно жить своей обывательской жизнью, не написал только ленивый. Но сейчас, когда этот договор рухнул, возникает другой вопрос — как будет действовать общество, где за десятилетия подорваны социальные связи, отсутствует культура и опыт солидарности. Как поступят люди, вдруг внезапно и против собственной воли пробудившиеся для политики и гражданской деятельности?
Дагестан показывает нам один из вариантов того, как это может происходить. Вполне вероятно, будут и другие варианты. В любом случае, общество уже не будет таким, каким оно было до 21 сентября. Россия не хотела вставать, ни эпидемия ковида, ни 24 февраля, ни новости начала сентября не переломили этой тенденции. Но правящие круги своими безответственными решениями всё же добились перелома. Страну наконец разбудили.
Сможет ли начальство справиться с ситуацией, покажет ближайшее время. До сих пор российские власти проявляли удивительную способность выходить сухими из воды и вылезать даже из самых глубоких ям, которые сами себе выкапывали. Правда, каждый раз, выбравшись из очередного, спровоцированного их же собственными решениями, кризиса, они убеждались в своей неуязвимости и тут же начинали рыть новую яму. Рано или поздно могут прокопать на роковую глубину.
