Левые — мейнстрим «прогрессивного» консерватизма
Историю уже не вершат, в неё теперь верят. Ей служат, как служили Богу. Но не чтобы стать праведником в Царстве Небесном, а чтобы получить гражданство в будущей Республике Коммунизма. А гражданами станут те, кто сознательно отказался от сиюминутного буржуазного счастья ради вечного изобилия в будущем и смиренно в нищете служит великой идеи Истории. Всех остальных История испепелит в революционном апокалипсисе. Так мыслят исторически заблудившиеся монахи — левые, пытающиеся весь мир превратить в огромный монастырь ордена Святого Маркса и апостола Энгельса.
Мы живём в то время, когда производственные отношения приобретают новую форму, а производительные силы достигли исторических пределов. Внутреннее противоречие капитализма приобретает очертание. Чтобы компенсировать падение нормы прибыли, нужны новые рынки. Отсюда возникают рынки информации, услуг, развлечений, инноваций. Постиндустриализм не рождение нового общества, а конец старому. Углубляется разделение труда. Индустриализм вышел за пределы завода и стал мировым, страны в глобальном производстве разделяются как заводы на цеха. Но индустриализм становится и повседневным.
Устройство государства основано на специализации не только ветвей власти, но и самих уровней власти. Происходит специализация общественных функций: профессиональные политики, общественные и культурные деятели. Люди постоянно ищут себя, точнее в поисках той специализации, которая будет благом для них и пользой для общественного производства.
На этом фоне левые оказываются пережитком прошлого, мировоззрения крестьянского суеверия, мечтающие об идеальном едином крестьянском хозяйстве на основе технологического прогресса. Они крестьяне, потерявшие плуг, но сохранившие веру.
Труд крестьян определял их мировоззрение. Зависимость урожая от природы, от стихии, сформировала веру в метафизическое, наличие чего-то внешнего, то на что они не могут повлиять, но от чего они сильно зависят. Такое мировоззрение левые пытаются привить индустриальному обществу, где революция явится как стихия, и к ней нужно готовиться. Исторические условия для левых являются моментом, который предсказывают, как крестьяне когда-то пытались предсказать погоду, от которой зависел будущий урожай.
Но исторические условия не что-то внешнее, а результат общественных отношений. В недрах старых общественных отношений зарождаются средства для изменения этих же самых отношений. Откуда взялось машинное производство, если кругом был ручной ремесленный труд? Для станков необходимо много металла. Но рост вооружения армии, особенно тяжёлой артиллерии, создаёт спрос на металл, что естественно увеличило объём его добычи. Также должно быть достаточно рабочих, которые смогли бы станок собрать и на нём работать. Так что в процессе развития мануфактурного производства возникли необходимые условия как материальные, так и организационные.
В мире крестьян не существовало противоречия. Для большинства крестьян мир состоит не из противоречий, а из противоположностей. Вечное противостояние добра и зла. Коммунизм для крестьян не результат противоречий капитализма, а является всего лишь противоположностью капитализму. Коммунизм — добро, а капитализм — зло. Левые за добро в форме коммунизма.
Добро — это культура угнетённых, пролетарская, зло — культура угнетателей, буржуазная. Но не существует борьбы добра со злом. Общественные отношения едины и распространяются на всех. Без феодалов не было бы развития крестьянского хозяйства. Феодалам необходимо зерно, значит, часть зерна, изымаемого у крестьян, нужно вкладывать в развитие производительных сил или как минимум их расширение. Крестьяне создавали слишком незначительный излишек, чтобы стать самостоятельными, феодалы эти излишки концентрировали и превращали в «инвестиции». Но увеличивая производительность крестьян, они тем самым создают самостоятельного производителя — фермера, которому феодал уже не нужен.
Левые зациклились на книге «Положение рабочего класса в Англии». Но нищета результат смены исторических формаций, которую великолепно описал Энгельс. Когда натуральное хозяйство уже не могло поддерживать старые отношения, а капиталистические отношения ещё не развились. Индустриализм — это избыточная рабочая масса при дефиците капитала, отсюда и углубление разделения труда, так называемый научно-технический прогресс. В реальности капитализм нуждается в здоровой рабочей силе, потому что только рабочие создают прибавочную стоимость. Капитализм не гарантирует нам хорошей жизни, но не позволит умереть, не создав прибавочную стоимость.
Капитализм всё же общественный прогресс. И проблема капитализма не в его «античеловечности», а в его исторической ограниченности. С накоплением капитала важней становится сохранить накопленное. То есть снижение издержек на воспроизводстве капитала будет давать больше свободного капитала, чем если продолжать по-старому накапливать капитал.
Избавление же рабочих будет не в производстве как можно большего количества товаров, а в ином принципе распределения капитала. Капитализм не производит много для людей, он много производит для накопления капитала. Но он создаёт достаточно широкую и огромную технологическую базу, на основе которой возникнет новая система организации труда. Технология, основанная на разделении труда, создаёт материальные и организационные условия для возникновения новой технологии, основанной не на принципах разделения труда.
Крестьянское хозяйство не было прогрессивным, потому что имело стабильное число занятых. А для интенсивного производства требуется рост числа трудящихся. Рынок же объединяет множество ранее независимых производителей в общественное производство. Специализирует труд. Каждый отныне не столько производит для рынка, сколько не может производить без рынка. Рыночные отношения отчуждают продукт труда. Но именно в процессе этого отчуждения и создаётся общественный продукт. И проблема не в отчуждении продукта труда, а в том, кто им распоряжается.
В представлениях левых рынок человека поработил. Человек стал шестерёнкой большого механизма, где от него ничего не зависит, и подчиняется чуждым ему силам, что человек утратил свою производственную независимость, какими были крестьяне. Но никто так не зависел как крестьянин. Вовремя не посеял весной, остался на весь год голодным, вовремя летом не заготовил сена для скота, остался на весь год голодным, вовремя не собрал осенью урожай, остался на весь год голодным, и не заготовил на зиму дров, умер от холода. Крестьянин трудился как белка в колесе. Рынок же создаёт иной круговорот, иная жизнедеятельность, которая крутится в ожидании выходных и дня зарплаты.
Никто не регулирует производство товаров и их цены, да это и бессмысленно. Производят только то — что купят. А если купят, оно необходимо. Нельзя заставить рабочего купить то, что ему не нужно, потому что у него нет лишних денег. Идея планировать производство происходит от религиозного опыта, жизни в монастыре, где планируется труд монахов и нормируется минимальное материальное обеспечение, чтобы освободить помыслы служению Богу; и от вульгарного понимания капиталистического кризиса перепроизводство.
Проблема рынка, что цена, сообщая о ситуации в экономике, не даёт производителям необходимые средства, чтобы поступить рационально. Поэтому рынок отклоняется от точки равновесия. Он нуждается в регулировании, но ни цен, а общественных отношений. Общественные отношения, которые будут влиять на распределение капитала. Распределяют не продукцию, а капитал, продукцией снабжают. Именно несбалансированное распределение капитала ведёт к перепроизводству. Цены же регулируются распределением капитала, то есть его доступностью.
Рынок в действительности заставляет экономику работать в интересах общества. Разрушение природы, например глобальное потепление, результат мирового охлаждения трудовых конфликтов. Темпы внедрения технологий зависят от роста заработной платы, чем дороже труд, тем выгодней его заменять техникой. Но в мире резко увеличился рынок труда, за счёт азиатских стран, в особенности Китая, что соответственно привело к удешевлению рабочей силы. А при удешевлении труда невыгодно внедрять технологии. Таким образом мир стал перед проблемой глобального потепления и вообще экологической катастрофы. Сможет ли рынок спасти планету? Да. Если только начать регулировать общественные отношения, которые приведут к росту зарплаты во всём мире. Сейчас ситуация обратная. Ради спасения планеты рабочие должны будут соглашаться на меньшую зарплату, чтобы капиталисты смогли приобрести дорогую «зелёную» технологию. Но всё это приведёт к ухудшению экологической ситуации в мире, потому что капиталисты будут снижать зарплату рабочим и увеличивать свои доходы, оправдывая это ухудшением экологической обстановкой.
В мире крестьян полезность не измеряется, у неё нет ценности. Если полезно для общества, то должно быть бесплатным. От добра добра не ищут. Труд для крестьян категория духовная, а не производственная. Христиане должны в поте лица добывать себе хлеб, не потому что его тяжело добыть, а чтобы искупить первородный грех. Из-за этого тяжёлый труд считается необходимым, он спасает вашу душу. А рынок зло, потому что коммерциализирует добро. По этой же причине рост благосостояния человека воспринимается грехом. И отобрать чужое, что добыто не тяжёлым трудом, и поделить является праведным делом.
Крестьянский коллективизм как право каждого на труд, на спасение души через тяжёлый труд. Рынок же специализирует труд. Труд перестаёт быть духовным, спасающий душу, и становится производительным, дающий благо земное. При разделении труда продукт труда становится общественным, в нём выражается труд многих людей. Поэтому ценностью обладает не сам труд, а товар.
В общественном производстве нельзя производить больше того, в чём нуждается общество. Нельзя вложить больше труда, чтобы заработать больше. То есть человек должен производить то, в чём нуждается общество, на что есть спрос, но при этом делать эффективно, снижать трудовые затраты на единицу продукции. А это рабочий может сделать в том случае, если как класс овладеет средствами производства, потому что от них зависит производительность труда.
Крестьяне в постоянном дележе земли и продукта труда нуждались в ком-то, кто справедливо рассудит. Крестьянам нужен был верховный судья, судья у которого нет мирских забот, то есть Царь. Царь лицо сакральное, ему нет дела до мирских забот, поэтому может справедливо рассудить. Добрый Царь в общем символ справедливости, а не верховного правителя. Он наместник Бога, то есть заместитель верховного судьи. Крестьяне не страдали патернализмом. Патернализм явление бюрократическое. Бюрократ всю свою карьеру кому-то подчиняется. А потом когда становится главным, то подчинять уже больше некому.
Но левые продолжают видеть в государстве сакральную силу, которая может справедливо поделить, альтернативу рынку. Кроме анархистов, для которых государство дух абсолютного зла, с чем нужно вести священную войну. Левые не могут понять государство как аппарат угнетения. Аппарат угнетения нужен меньшинству над большинством. А что будет если большинство овладеет аппаратом, кого оно будет угнетать? Большинству не нужен аппарат, чтобы угнетать меньшинство. Поэтому аппарат угнетения и отмирает, становится просто-напросто ненужным.
У крестьянина не было гарантий выживания, даже он являлся собственниками земли. Поэтому крестьянам с оружием в руках не чего было терять, кроме голода. Но у рабочих есть возможность выжить, продавая рабочую силу. Поэтому рабочие и не стремятся восстать с оружием, а ждут конъюнктуры, чтобы выгодно продать оковы и цепи, превратить их в орудия освобождения.
Средства революции изменяются при смене общественных отношений. Капиталисты, как и феодалы ранее, создают собственных могильщиков. Феодалы нуждались в большой армии, а рекрутов приходилось набирать из крестьян. Так всеобщая воинская обязанность вооружила, обучила и дисциплинировала крестьян, которые с оружием в руках восстали против феодалов. Но и капитализм, вооружает своих могильщиков, новым революционным средством.
При капитализме развивается либеральное законодательство и буржуазная демократия, чтобы гарантировать капиталистам право владеть капиталом, им распоряжаться. Но этим же они вооружают рабочих. Да, рабочие и капиталисты имеют равные права, в ином случае не мог бы существовать между ними общественный договор. Но существует неравенство в реализации своих прав. Таким образом в буржуазной демократии для реализации своих прав у рабочих появляется политический интерес, интерес собственников рабочей силы, они становятся классом. Класс, который может начать диктовать свои условия общественного договора. Рабочий класс отбирает не заводы и фабрики, а право на капитал.
И последнее. Левые не понимают, что социалисты и либералы идут одной дорогой. Либералы говорят про равенство политических прав. Социалисты согласны, но добавляют равенство в реализации политических прав. Либералы говорят о демократии, что народ должен управлять страной, а не отдельный человек. Социалисты согласны, но добавляют, демократия должна распространяться на все общественные отношения, что экономикой должен управлять весь народ, а не отдельный капиталист. Социалисты и либералы идут одной дорогой, вот только социалисты не собираются останавливаться на полпути.
