Китайцы пьют китайский чай, читают китайскую грамоту, ездят в китайском паланкине и любят бамбуковые палки по пяткам.
Такую побасенку на мотив чеховской записной книжки приводит в пример знаменитый советский китаист, академик Василий Михайлович Алексеев в докладе «Экзотика в филологической науке». Доклад, зачитанный в 1922 г. в ЛГУ (ныне СПбГУ), был посвящен одному из опаснейших врагов любой науки – экзотике. В. М. Алексеев определяет китаеведение как «ликвидацию экзотики», задача которой состоит в превращении всего «причудливого, смешного, непонятного – в обычные ряды фактов и наблюдений». И поначалу может показаться, что экзотика опасна и вредна только в науке, однако сегодня, практически век спустя, становится понятно: экзотика активно применяется и в политике.
Не надо путать экзотику с пропагандой: если пропаганда имеет определенные цели и является инструментом проведения политики, то экзотика в большей степени представляет собой фон общественной жизни, отражающий уровень знаний, образованность этого общества. Экзотика может использоваться в качестве политического инструмента, но чаще всего транслятор экзотики этого не осознает. Простыми словами: экзотика – это заблуждения, исходящие из незнания. Но необходимо отметить, что экзотика не всегда носит пагубный характер – в определенные моменты она полезна. Так, Китай в последние годы активно использует экзотику как мягкую силу: кунг-фу, изящная каллиграфия, пагоды – это ведь тоже экзотика. Экзотика полезна в краткосрочной перспективе, но ограничиваться ей в больших задачах просто-напросто опасно. Именно поэтому кроме всего удивительного и необычного Китай отрывает сотни Институтов Конфуция по всему миру, делая упор в первую очередь на объективное знание языка. Более подробно об этом рассказываю в статье «Три сокровища китайской эмиграции: Образование» (http://rabkor.ru/columns/analysis/2017/07/18/china_education/).
С приходом в Белый дом Д. Трампа концепция информационных отношений между Китаем и США кардинально изменилась. Разгорающееся экономическое противостояние двух держав начало постепенно переходить в войну информационную, и ключевую роль в этой битве стала играть нескрываемая враждебная к Китаю позиция Трампа и его команды. Учитывая, что команда нового президента преимущественно состоит из военной и финансовой элиты, любая безобидная на первый взгляд экзотика может служить острым штыком на стволе «американской внешней политики». Угрозы министра финансов США С. Мнучина Китаю под предлогом якобы недостаточного давления на КНДР 12 сентября, сопровождающиеся новыми санкциями, и заявление председателя объединенного комитета начальников штабов Дж. Данфорда 27 сентября, что к 2025 г. Китай станет угрозой №1 для Америки. О, как созвучны, как гармоничны рифмы генералов и банкиров! И как же вся эта симфония страшно напоминает события вековой давности…
Антикитайские настроения наблюдались в американском обществе еще со второй половины XIX в. – после Опиумных войн, когда множество китайских рабочих (кули) насильно или обманом увозили в США. Из-за такого массового незаконного перенаселения число китайских эмигрантов в Калифорнии достигло 200 тыс. чел. – более одной десятой жителей всего штата. В связи с этим в 1882 г. в Конгрессе США был принят закон об исключении китайцев (Chinese Exclusion Act), продлившийся до 1943 г., согласно которому любая иммиграция китайцев в США и натурализация местных китайцев была запрещена. В 1885 г. из-за конкуренции между эмигрантами из Европы и китайскими эмигрантами, спровоцированной тем, что белым эмигрантам больше платили, и выгоднее было нанимать китайцев, произошла бойня в Рок-Спрингсе, в ходе которой было убито 28 китайских шахтеров и ранено 15 китайских эмигрантов, а их дома и имущество были сожжены. Хоть семьям убитых Конгресс и выплатил компенсацию, антикитайский настрой американцев только усилился, а так называемая идея «желтой угрозы» продолжала распространяться.
После провозглашения КНР 1 октября 1949 г. американцы гостеприимно «открыли двери» для всех противников коммунистического Китая, большинство из которых прибывали из уже гоминьдановского Тайваня. Тайваньцы, эмигрировавшие в тот период в США, играли такую же роль в борьбе против КНР, как диссиденты и восточноевропейские эмигранты в борьбе против Советского Союза. Эта борьба активизировалась в конце 80-х гг. и вылилась в студенческие демонстрации на площади Тяньаньмэнь 1989 г. Именно после этих забастовок множество либеральных и симпатизирующих Западу китайцев эмигрировало в США. В основном эмигрировала интеллигенция: американские университеты любезно приглашали китайских преподавателей и студентов, участвующих в демонстрациях. Также во время этих событий в Китае была создана секта Фалуньгун, ставшая эффективным инструментом США в борьбе с Китаем. В 2000-х, когда Фалуньгун официально запретили, все представители секты переехали в США и Тайвань, где ими были созданы СМИ, демонизирующие Китай. Так, в 2000 г. в Нью-Йорке руководителями Фалуньгун была открыта газета «Эпоха» (Epoch Times), объявившая войну китайским государственным СМИ, а в 2001 г. – создана телекомпания «Новая Тан» (New Tang Dynasty Television). Еще одним важным антикитайским информационным центром стал «Голос Америки». В 1994 г. в «Голосе Америки» было создано отделение, вещающее на китайском языке, Неофициально эта отделение работало в материковом Китае, Гонконге и на о. Тайвань до 2001 г., когда оно было официально узаконено.
Все противостоящие КНР кадры с новой силой мобилизовались в последние пять лет, когда Китай постепенно стал зарабатывать себе звание экономического титана. Так, например, в прошлом году популярная ведущая «Голоса Америки» Фань Дун-нин (樊冬寧; 1975 г.) получила награду за лучший документальный фильм на Нью-Йоркском кинофестивале за картину о гоминдановских ветеранах Второй мировой войны, в котором практически не учитывался вклад в победу Народно-освободительной армии Китая и Красной Армии. Известный публицист Чэнь Покун (陈破空, Chen Pokong; 1963 г.) в юности участвовал в демонстрациях на площади Тяньаньмэнь и позже был приглашен преподавать в Колумбийский университет в США. За последние годы он опубликовал множество работ, открыто направленных против КНР. Вот некоторые из них: «Япония, США и Китай: Грядущая война в Азии» (Japan, US and China: Coming War in Asia, 2014 г.), «Если начнется война между США и Китаем: Битва за Сенкаку» (If the U.S. and China Go to War: The Battle of the Senkakus, 2016 г.) и т.д.
Но полномерная мобилизация всех враждебных Китаю сил началась с избрания президентом США Д. Трампа, политическая программа которого еще во время предвыборной борьбы изобиловала антикитайскими высказываниями. Уже в первые месяцы президентства Трамп показал новые ориентиры американской внешней политики, приняв в свою команду экономическим советником Питера Наварро (Peter Navarro; 1949 г.), автора книги «Смерть от Китая» (Death by China, 2011 г.). В этой работе Наварро утверждает, что перед США стоит огромная угроза в виде Китая, который своей «торговой политикой, манипулированием валютой и экспортом смертельно опасных товаров» убьет Америку. Кстати, еще в 2012 г. Трамп написал отзыв к документальному фильму, основанному на книге «Смерть от Китая», в котором хвалил фильм и призывал всех с ним ознакомиться. Именно с момента избрания Трампа китайское отделение «Голоса Америки» пополнилось множеством новых кадров, что отражается на увеличении эфирного времени появлении новых рубрик и популяризации радиостанции.
Возвращаясь к началу нашей статьи, читатель может спросить: «Какая связь между экзотикой и антикитайской политикой США?». А связь очень простая. За вышеперечисленные полтора века американо-китайских отношений мифологизация Китая достигла своего апогея. Экзотика стала постепенно захватывать умы простых американцев: Китай и пугал, и смешил, и удивлял – только не создавал целостную картину мира. Можно даже выделить четыре этапа развития и наслоения этой экзотики, которую В.М. Алексеев называл китайщиной. Первый этап – закон об исключении китайцев: нависающая «желтая угроза» – некий первобытный страх перед завезенными китайскими кули, ксенофобия и непринятие «чужих». Второй этап – массовая эмиграция китайцев после основания КНР: борьба с красной угрозой, демонизация КПК и НОАК. Третий этап – демонстрации на Тяньаньмэнь: азиатчина, «страна третьего мира», нуждающаяся в заветной «третьей силе» – демократии. И, наконец, четвертый этап – современный Китай: новый пугающий экономический гигант, претендующий на мировое господство США, травящий весь прогрессивный мир порченной продукцией и стремящийся убить Америку – все по заветам Наварро. И экзотика каждого этапа наслаивается друг на друга, создавая невиданную скульптуру в стиле шинуазри, радующую глаз простого американца. Стоит отметить, что в основании этой «скульптуры» лежат далеко не события 1882 г., а опыт Европы, построенный на деятельности миссионеров и торговцев, окутывающих Китай еще с XVI в. Но нельзя говорить, что в США существует только китайщина, и нет академической науки о Китае и Востоке. Европейская и американская синологическая школа имеет огромный опыт и считается одной из самых сильных, однако в США это в основном распространяется на узкий круг научного сообщества и государственных ведомств, которые, конечно, нуждаются в объективных оценках Китая, как и любой другой страны. В самом же обществе академической науки о Китае нет – в нем царит опиум экзотики.
Но не стоит обольщаться: в современной России китайщина тоже стала доминировать над настоящей наукой, как это было и в Российской Империи. Если советская школа китаистики стояла в одном ряду с европейской, во многом благодаря В. М. Алексееву, и была общедоступной, то после 90-ых гг., когда и китаеведение, и другие страноведческие дисциплины были практически уничтожены, опиум экзотики вновь стал витать в обществе.
Наверное, самым характерным примером такой экзотики в современной американской публицистике будет книга Эвана Озноса (Evan Osnos; 1976 г.) «Век амбиций» ( Evan Osnos Age of Ambition, New York, 2014). Мы могли выбрать Питера Наварро, однако его работы имеют явный политический характер, и экзотика, которой наполнена «Смерть от Китая», является обязательным инструментом. Мы же стремимся отобразить экзотику ненамеренную и искреннюю, витающую в американском обществе, и для такой задачи лучше всего подходит «Век амбиций». Эван Ознос пытается максимально отгородится от субъективных оценок, он хочет быть репортером, не имеющем или скрывающем собственное мнение, как Томас Фаулер – главный герой романа «Тихий американец» известного британского писателя Грэма Грина. Этим Ознос и привлекает к себе читателя, однако именно из-за такой попытки скрыть все субъективное, мы видим, как автор озвучивает давно известные мифы о Китае, и экзотика распускается как огромный бутон.
Автор пытается понять Китай тремя путями: богатством, истиной и верой. По ходу повествования богатство превращается в низкую нравственность китайского общества, вызванную резким обогащением, истина подменяется ложью и цензурой, а вера становится бездуховностью и опустошением. Однако ближе к концу книги Ознос вскрывает покровы и говорит о настоящем единственном пути познания Китая: «Чтобы понимать Китай, необходимо понимать, почему арестовали Ай Вэйвэя, пытали Гао Чжишэна, посадили в тюрьму Лю Сяобо». Вышеперечисленные люди – так называемые «узники совести» современного Китая. Практически вся работа Эвана Озноса посвящена китайской оппозиции. В таком случае хотелось бы спросить Озноса: «Можно ли понять США, обращаясь к американским узникам совести? Как Вы объясните казнь Этель и Юлиус Розенбергов и братьев Ванцетти? Как вы соотнесете правозащитные организации, критикующие Китай, Россию, Сирию, Иран, Северную Корею, – и Гуантанамо?».
Эван Ознос редко говорит от себя – для этого он использует реплики интервьюируемых, которые становятся инструментом продвижения и распространения экзотики. Так, несколько раз мы видим сравнения и аллюзии на Третий Рейх. Когда сайт Yahoo! согласился дать личную информацию пользователей по требованию правительства Китая, Ознос приводит слова республиканца Криса Смита: «Если бы полвека назад тайная полиция захотела узнать, где прячется Анна Франк, стоило бы ради соблюдения местных законов делиться с нацистами этой информацией?». Во второй раз Ознос уже сам предлагает личное мнение, и сравнивает Культурную революцию с режимом фашистской Германии.
Ознос на протяжении всего повествования пытается доказать читателю, что коммунизм и партия больше не нужны народу. Так, описывая Трир, где родился Маркс, как «Мекку китайского народа», он смеется над тем, как китайские туристы в рамках европейского тура тратят не больше 11 минут на посещение своей «святыни». Может в описываемое Озносом время китайцы и тратили 11 минут на свою «Мекку», однако в прошлом году правительство КНР подарило Триру статую К. Маркса, и происходит это все на фоне активного улучшения отношений между Китаем и Германией, когда китайский капитал в Германии стал превышать капитал американский.
Мао Цзэдун и Культурная революция, конечно, являются главными мишенями Озноса. То во время подготовки к Олимпийским играм 2008 г. слова Мао Цзэдуна «заливают цементом», то снова распространяются мифы холодной войны о каннибализме, разборе противников партии на органы и подобное. Если говорить о мифическом забвении Мао Цзэдуна, можно вспомнить, как 2 года назад известного ведущего центрального государственного телеканала CCTV Би Фуцзяня отправили в отставку за снятую на камеру шутку над Мао Цзэдуном. Ложь о людоедстве и подобном даже нет смысла опровергать – как и нет смыла опровергать заявления Солженицына о 50 млн. погибших в ГУЛАГе: экзотика времен холодной войны выглядит чересчур комично.
Главной претензией Озноса по отношению к Китаю является экономика. Постоянно сравнивая современный Китай с «позолоченным веком» в США, Ознос устами либеральных китайских экономистов и американских политиков критикует «чрезмерное» участие государства в экономике страны. Но Ознос забывает, что в «позолоченный век» на калифорнийских шахтах активно использовался как рабский труд китайских кули, так и привезенных рабов из Африки. «Экономическое чудо» «позолоченной» Америки стоит на поте и крови привезенных туземцев, что нельзя сказать про современный Китай. Ознос досадует, что Китай не дал США купить Китайскую национальную нефтегазовую корпорацию. Словами китайского экономиста, Ознос винит во всех бедах Китая чрезмерные ресурсами, которыми владеет правительство. Желание провести в Китае шоковую политику вашингтонского консенсуса, которая уже разрушила все достижение Советского Союза, не оставляет Озноса. Он пытается понять, почему оппозиционеров, призывающих к «политическим изменениям» в стране, преследуют и подвергают цензуре. И хотя не один китайский патриот говорит Озносу о судьбе Советского Союза, тоже проведшего «политические изменения», выбить экзотику из автора ни у кого не получается.
Неудивительными становятся постоянные клише, говорящие о наивности Озноса. Например, рассуждения Озноса о причинах коррупции в Китае сводятся к авторитаризму. И, кстати, в этот момент выдвигается наивный тезис о том, что коррупция преобладает только в авторитарных режимах и странах со слабой демократией. То есть в странах с сильной демократией, которой, очевидно являются США, коррупции практически нет. Ознос призывает взять пример с соседей – Южной Кореи, Сингапура и Японии, где победила демократия и нет коррупции. Интересно, что, кроме демократии, все эти три страны объединяет наличие крупных американских военных баз. Китай тоже должен принять «союзников» на Хайнане и Даляни? Только Ознос забывает, что после разрушения СССР любая страна, где победила американская демократия, не выходит из состояния кризиса. «Неоновые вывески» капитализма больше не нужны. Апогеем «демократического мышления» стала речь известной китайской журналистки Ху Шули об отношении Китая к Арабской весне, с которыми Ознос, видимо, полностью согласен: «Напротив, это автократия вызывает хаос, тогда как демократия ведет к миру… Отстаивать автократию – значит игнорировать долгосрочные последствия ради краткосрочной выгоды». Плоды долгосрочной выгоды на Ближнем Востоке мы может отметить уже сегодня, обращая внимание хотя бы на Ливию.
В конце книги Ознос складывает все собранное в свою статуэтку шинуазри[1]: «Вряд ли Китай окончательно повернется в сторону христианства. Скорее всего, страна воспримет самые удобные аспекты западной религии и философии – и отбросит остальное, как это было с марксизмом, капитализмом и прочими идеологическими заимствованиями. С другой стороны, в контексте попыток самоопределения Китая уже стал христианским – в той же степени, в которой он стал страной влюбленных, страной правдоискателей, страной ниспровергателей традиций. Он стал многоликим». Не знаю, насколько Китай стал ниспровергателем традиций – это никогда не было свойственно китайской мысли, но здесь больше всего умиляет уверенность Озноса, что Китай только стал многоликим. Еще Киплинг писал, что Восток многолик и отстранен. Свою многоликость Китай, например, выразил в отношении к религии, когда в народе не было принято делить конфуцианство, даосизм и буддизм, называя все общим словом «Три учения». Не надо пытаться омолодить Китай, изображая его незрелым и неопытным. Многоликость была свойственна китайской цивилизации на протяжении всего ее существования. «Он верно говорил про их фальшивое здоровье, фальшивую моложавость, про их жен, которые не желают признать, что стареют; они пользуются косметикой даже в гробу, вообще отношение к смерти у них порнографическое; их президент, который должен улыбаться, словно розовощекий бэби, с обложки любого журнала, а не то они не захотят его переизбрать, их непристойная моложавость…» – как говорил известный швейцарский писатель Макс Фриш в романе «Homo Фабер».
В начале я позволил себе сравнить метод Эвана Озноса с позицией Томаса Фаулера, однако объединяет героев только метод, с которым по ходу повествования Ознос все больше расходился, а в третьей главе и вовсе попрощался с ролью отстраненного репортера-наблюдателя. К концу книги методы и ход мыслей Эвана Озноса начинают все более напоминать Олдена Пайла. Наивная вера Озноса во всемогущую силу демократии, которая спасет Китай от нищеты, авторитаризма и бездуховности, очень похожа на всеобъемлющую веру Пайла в «третью силу». Хотелось бы этой статьей не дать Эвану Озносу превратиться для российских читателей в Йорка Гардинга, «воспитавшего» тихого американца, так как мы отлично помним, к чему склонили такие идеи Пайла (а тяготеют эти идеи к взрывам на площади и убийствам невиновных). Хотя не стоит забывать: новый Гардинг в лице Питера Наварро уже находится у власти.
[1] Шинуазри – франц. chinoiserie («китайщина»), стилевое направление в рамках стиля рококо, получившее распространение в Европе в XVII-XVIII вв. и предполагающее использование приемов китайского средневекового искусства европейскими авторами.Сокрушая экзотику, будем заботливо беречь в себе ее подлинную – грамотно понятую – целостность – В. М. Алексеев.