Лев Троцкий
Нет, наверное, более удручающего занятия, чем попытаться найти в современном книжном магазине хорошую книгу, посвященную отечественной истории, особенно если речь идет о событиях прошлого столетия. Вместо этого там полно псевдоисторической макулатуры как либерального, так и сталинистского толка. Авторы таких шедевров чаще всего преподносят читателю какую-нибудь замшелую конспирологическую агитку, которая ровным счетом ничего не проясняет, но зато создает у несчастного потребителя иллюзорное ощущение собственной просвещенности. Попыток провести объективный анализ и уж тем более попытаться заставить человека думать самого почти не предпринимается.
Даже при публикации вполне себе исторических документов отечественный издатель не упускает возможности дать слово какой-нибудь «интересной личности», которая, в свою очередь, не преминет изгадить книгу своими чрезвычайно уместными и неповторимо оригинальными комментариями. В качестве примера можно вспомнить изданный в 2015 году «Процесс антисоветского троцкистского центра (23-30 января 1937 года)», снабженный предисловием Николая Старикова.
К счастью, такое происходит не всегда, и порой судьба улыбается тому, кто хочет познавать историю отечества адекватно, без ссылок на вездесущих англосаксов или масонов. Такому человеку, безусловно, будет интересна вышедшая в этом году книга «Контрпроцесс Троцкого. Стенограмма слушаний по обвинениям, выдвинутым на московских процессах 1930-х гг.»
Переоценить ее значение трудно. В отечественном информационном пространстве еще со сталинских времен укрепился очень мощный стереотип ненависти ко Льву Троцкому, основанный в большей степени на откровенных фальсификациях, выдумках и очевидном бреде, который десятилетиями распространяли несчетные сонмы крикливых и бестолковых бумагомарателей. Эта тенденция продолжилась и в наши дни, но, как и прежде, почти никто из обличающих этого «врага России и всего русского» не удосуживается читать самого Троцкого. Многочисленные полуобразованные пустозвоны предпочитают с упоением цитировать друг друга и этим ограничиваются[1].
В этой связи «Контрпроцесс», вышедший под редакцией замечательного отечественного экономиста Солтана Дзарасова, оказывается чрезвычайно полезным пособием для людей, изучающих историю СССР первой половины XX века и особенно период т.н. «Большого террора». И вот почему. В наши дни, когда реальные цифры, касающиеся масштабов репрессий наконец-то стали достоянием общественности, выяснилось, что они значительно ниже тех сумасшедших «десятков миллионов», о которых без умолку трещала либеральная пропаганда в конце 80-х и начале 90-х. Разница оказалась сталь велика, что, по закону маятника, люди стали склоняться к мысли, будто сталинские репрессии по своему масштабу и жестокости были не таким уж страшным явлением. Эту тенденцию подхватили многочисленные публицисты, ринувшиеся убеждать массы в том, что едва ли не все репрессированные при Сталине люди были виновными, а те, кто пострадал безвинно, стали жертвами не благодаря, а вопреки сталинской политике. Отдельные фрики даже договорились до того, что Большой террор развязали троцкисты, которые на протяжении нескольких лет с упоением уничтожали самих себя, чтобы настроить советский народ против Сталина.
Закономерно стал вновь и вновь подниматься вопрос о так называемых «московских процессах», на которых бывшие первые лица советского государства, вроде экс-главы правительства Рыкова, признавались в том, что они, будучи скрытыми троцкистами и действую по указанию Троцкого, всячески вредили советскому государству. Это по их вине обваливались шахты, взрывались котлы, ломались станки, а рабочие травились некачественной едой.
Нелепость выдвинутых обвинений была чудовищна, и она вкупе с почти полностью отсутствующей доказательной базой поражала тех, кто следил за этими процессами. Защищавшие сталинскую Фемиду потратили море чернил, тщетно стремясь доказать ее беспристрастность, но в итоге все их доводы сводились к одному: «Подсудимые, имевшие опыт подпольной работы, могли заниматься вредительской деятельностью, а раз могли, значит, виновны». Похожие методы применяются и сегодня отечественными сталинистами, не оставившими попыток доказать, что репрессии 30-х годов были не борьбой с внутрипартийной оппозицией, а истреблением пятой колонны[2]. Сам Троцкий по поводу таких обвинений писал:
«В результате серии московских процессов оказалось, что из девяти человек, которые при жизни Ленина были в Политбюро, т.е. в верховном учреждении партии и государства, все, за исключением Сталина и своевременно умершего Ленина, оказались агентами иностранных государств. Во главе Красной армии стояли лишь изменники: Троцкий, Тухачевский, Егоров, Якир, Уборевич, Гамарник, Муралов, адмирал Орлов и пр. Важнейшие советские дипломаты: Раковский, Сокольников, Крестинский, Карахан, Юренев, Богомолов и другие оказались врагами народа. Во главе промышленности, железных дорог и финансов стояли организаторы саботажа: Пятаков, Серебряков, Смирнов, Лифшиц, Гринько и другие. Во главе Коминтерна случайно оказались агенты фашизма: Зиновьев, Бухарин и Радек. По приказу Троцкого, отделенного тысячами километров, становились иностранными шпионами глава правительства Рыков и большинство народных комиссаров: Каменев, Рудзутак, Яковлев, Розенгольц, Чернов, Иванов, Осинский и другие. Агентами империализма оказались все без исключения главы трех десятков советских республик, руководители ГПУ в течение последних 10 лет, наиболее выдающиеся рабочие-революционеры, выдвинутые большевизмом за 35 лет (Томский, Евдокимов, Смирнов, Мрачковский), члены правительства Российской Советской Республики (все они состояли в заговоре против советской власти, когда она находилась в их руках). Наконец, заведывание жизнью и здоровьем вождей правительства было поручено отравителям. Глава политической полиции Ягода, которой поручена была высшая охрана государства, оказался организатором всех преступлений. Под этой картиной нужно поставить подпись мастера: Иосиф Сталин».
Этим он, впрочем, не ограничивался. При его активном участии была создана т.н. Комиссия Дьюи, названная так по имени ее председателя, американского философа и педагога Джона Дьюи. Данная комиссия должна была разобрать выдвинутые против Троцкого на московских процессах обвинения и установить имеют ли они под собой хоть какие-то основания. Даже не будучи официальным государственным органом и лишенная судебной власти, комиссия смогла привлечь к своей работе внушительное число свидетелей из разных стран мира.
Советская сторона, в свою очередь, сделала все возможное, чтобы затруднить работу комиссии и дискредитировать ее участников. Во-первых, посольство СССР, а вместе с ним и компартия Мексики, отказались принять участие в работе комиссии, в том числе и в перекрестном допросе. Во-вторых, через своих сторонников сталинизм развернул целое движение, выступавшее против работы этой комиссии, которая, мол, состоит исключительно из одних троцкистов[3]. Кульминацией стало появление в США манифеста, подписанного в числе прочих Теодором Драйзером, в котором «всех людей доброй воли» призывали бойкотировать работу комиссии Дьюи, так как, по мнению авторов этого манифеста, критики «московских процессов» вмешиваются во внутренние дела СССР, помогают фашизму, подбадривают его и «наносят удар по силам прогресса».
Справедливости ради стоит отметить, что защитники сталинской юстиции в 30-х годах могли позволить себе ошибку. Ни Ромен Ролан, ни Бертольд Брехт (оба активно оправдывавшие Большой террор) не знали, к примеру, о сталинских шифротелеграммах с разрешением пытать подследственных. Не могли они себе представить и того, что государство, которое они так рьяно защищают, после заключения пакта будет выдавать Гитлеру бежавших в СССР противников фашизма. У современных сталиноидов такого права нет. Как, впрочем, и совести.
Итогом работы этого контрпроцесса стало заключение, что на московских процессах истину никто не искал, а сами показания содержат такие внутренние несоответствия, что не могут быть признаны правдоподобными.
Оснований для такого заключения было более чем достаточно. Например, на московских процессах обвинение приписывало подсудимым (при полном одобрении последних) многочисленные встречи, на которых они якобы получали от Троцкого указания, касающиеся диверсий, убийств, шпионажа и прочего. Звучали имена и фамилии, в том числе тех, кто на тот момент в принципе не мог находиться в названных Вышинским местах. Оклеветанные советским прокурором люди предстали перед комиссией Дьюи и категорически опровергли приписываемые им контакты с подсудимыми, зачастую с неопровержимыми документальными доказательствами в руках.
Однако же наиболее интересным и скандальным стал эпизод с отелем «Бристоль». На сегодняшний день это, наверное, самый яркий пример той грубости, с которой организаторы московских процессов стряпали свои обвинения. В полном объеме с этой историей читатель сможет ознакомиться на страницах «Контрпроцесса». Вкратце же она такова: один из подсудимых первого московского процесса – Эдуард Гольцман – заявил, что в 1932 году он, будучи в Копенгагене, встречался с сыном Троцкого в холле отеля «Бристоль», после чего они оба отправились к самому Льву Давидовичу, который… угадайте, что?… Правильно – дал инструкцию об устранении Сталина.
После того как Гольцмана расстреляли, стали всплывать весьма неприятные для сталинской Фемиды факты. Во-первых, оказалось, что в 1917 году отель «Бристоль» закрылся и не открывался больше никогда. Сталинисты попытались выкрутиться, и заявили, что в Копенгагене хотя и нет отеля «Бристоль», но есть кондитерская с таким же названием, которая примыкает к зданию «Гранд-отеля». Гольцман, мол, просто перепутал кондитерскую и отель из-за вывески «Бристоль», которая висела рядом с отелем[4]. Троцкий по этому поводу ехидно заметил:
«Пресса Коминтерна сделала спасительное открытие: в Копенгагене нет, правда, отеля «Бристоль», но зато есть кондитерская «Бристоль», которая одной стеной примыкает к отелю. Правда, отель этот называется «Гранд Отель Копенгаген», но это все же отель. Кондитерская, правда, не отель, но зато она называется «Бристоль». По словам Гольцмана, свидание произошло в вестибюле отеля. Кондитерская не имеет, правда, вестибюля. Но зато у отеля, который не называется «Бристоль», имеется вестибюль. К этому надо прибавить, что, как явствует даже из чертежей, напечатанных в прессе Коминтерна, входы в кондитерскую и в отель ведут с разных улиц. Где же все-таки происходило свидание? В вестибюле, без «Бристоля», или в «Бристоле», без вестибюля?»
От себя добавим, что в своих показаниях на процессе Гольцман заявил, что заранее договорился с Седовым о встрече в Копенгагене в гостинице «Бристоль». Как он мог перепутать два здания, еще даже не видя ни того ни другого? Загадка!
Подобными интересными историями, проливающими свет на то, как именно действовала сталинская юстиция, как фабриковались дела и уничтожались люди, книга изобилует. Это исторический первоисточник, особенно ценный на постсоветском пространстве, где люди о Троцком знают мало, а уж о его контрпроцессе и вовсе ничего. К безусловным плюсам книги также можно отнести и ценные комментарии ее редактора, раскрывающие и проясняющие некоторые неизвестные читателям исторические фрагменты. То же самое можно сказать и о предисловии Солтана Сафарбиевича.
Если же что и портит удовольствие от чтения этой книги, так это небольшая вступительная заметка «От издательства». В ней ее авторы, словно извиняясь, поясняют, что рекомендовали автору предисловия написать более сдержанный текст, а в этом же, по их мнению, «много личных оценок». Подобная ремарка по меньшей мере удивительна, так как в действительности статья Дзарасова представляет собой качественный аналитический материал на интересную историческую тему, и в ней уж точно нет такого количества личных оценок, чтобы ради этого предварять книгу лукавым самооправданием издателей. Скорее всего, последних смутило именно отсутствие традиционной для нашего общества троцкофобной риторики, что они и попытались коряво исправить.
К счастью, их ценные пояснения занимают всего одну страничку и могут быть легко пропущены. Приятного чтения!
[1]
[1] В свое время особенно ярко эта тенденция проявилась в статье одного из изданий БСЭ, посвященной троцкизму, автор которой долго и трескуче бранил троцкизм (обвиняя его даже в победе Пиночета в Чили!), но при этом ухитрился ни разу Троцкого не процитировать, а в списке использованной литературы не привести ни одной из его работ, ограничившись ссылкой на таких же хулителей, как и он сам.
[2]
[2] Яркий образец такой логики можно увидеть например здесь (https://kprf.ru/history/party/136591.html). Любопытная иллюстрация сталинистского способа доказательств, в частности, представлена рассуждением о том, что, вводя сравнительные коэффициенты мирового хозяйства и отечественного, Троцкий, оказывается, стремился осуществить капиталистическую реставрацию.
[3]
[3] В составе комиссии был лишь один сторонник Троцкого – Альфред Росмер.
[4]
[4] Эту же точку зрения отстаивает современный ревизионист Свен-Эрик Холмстром и новозеландский неонацист Керри Болтон.
