До первого тура голосования во Франции осталось совсем немного времени. 23 апреля должен состояться первый тур голосования. Лидером гонки остается Марин Ле Пен от Национального Фронта. Но кто станет её соперником во втором туре?
Сначала казалось очевидным, что эта роль достанется консерватору Франсуа Фийону. Затем его неожиданно начал теснить центрист Эммануэль Макрон, за спиной которого явно просматривается тень действующего президента Франсуа Олланда. Что же касается Социалистической партии, в которой Олланд всю жизнь делал аппаратную карьеру, пока не дорос до должности президента, то она выставила безликого и беспомощного Бенуа Амона, чье поражение было предрешено заранее.
Чего не могли предугадать хитроумные политтехнологи из окружения президента, формировавшие данный расклад, так это того, что крах соцпартии станет столь масштабным, столь быстрым и столь полным. У Амона была четкая роль — объединить электорат партии, чтобы потом во втором туре призвать своих избирателей голосовать за Макрона или за Фийона, в общем, за кого угодно, лишь бы не за Ле Пен. Увы, для того, чтобы совершить эту несложную операцию, Амону требовалось привлечь на свою сторону хоть сколько-нибудь значительную часть голосов. А кандидат получился настолько никуда не годный, что и с минимальной задачей политической мобилизации собственных сторонников не справляется.
Социалистическая партия после президентства Олланда разваливается на глазах.
В этой ситуации куда привлекательнее стал выглядеть лидер Левого фронта Жан-Люк Меланшон. И вот произошла сенсация: он с большим отрывом выиграл последние теледебаты. Его рейтинг стремительно вырос на целых 14% (с 24% до 38%). Правда, стабильный электорат Меланшона всё равно не превышает 17%, но это уже превращает его в серьезного претендента на выход во второй тур. Лондонский «Экономист», надежный рупор финансового капитала, уже публикует паническую статью, призывающую задуматься о том, какой ужас ждет Европу, если французы станут выбирать между крайне левыми и крайне правыми.
Между тем растущий успех Меланшона связан с тем, что он взял на вооружение темы, ранее считавшиеся во французской политике недопустимыми для «серьезных людей». Он заговорил о выходе Франции из зоны евро и даже о пересмотре её отношений с Европейским Союзом. Ещё недавно эти темы считались монополией Национального Фронта.
Правящие круги, несмотря на растущее возмущение народа политикой Брюсселя, чувствовали себя в безопасности, уверенные, что масса французов, полностью разделяющая мнения Ле Пен по этим вопросам, всё равно не решится её поддержать из-за репутации НФ. Партии Марин Ле Пен очень трудно с этим справиться. Хотя мадам Ле Пен и исключила из рядов организации собственного отца, создавшего облик НФ как «крайне правой» политической силы, полностью рассеять опасения граждан пока не удается. Тем более что либеральная пресса постоянно пугает публику рассказами о расизме и антисемитизме, якобы присущих НФ (несмотря на то, что в южных регионах Франции её основными избирателями давно уже стали иммигранты-арабы).
И вот тут-то на сцене и появляется Меланшон, который предложил публике почти такую же программу, но в иной идеологической упаковке.
Не удивительно, что это сработало.
Помог Меланшону, конечно, и развал Социалистической партии. Левый избиратель просто не видит смысла голосовать за Амона, очевидного аутсайдера и лузера. Меланшон этой ситуацией воспользовался, развернув агрессивную и энергичную кампанию. Разочарованный избиратель социалистов, который ещё вчера собирался просидеть день выборов на диване у телевизора, неожиданно обнаружил, что ему предоставляется шанс вмешаться в политику и наказать предавшую его «собственную» партию другим способом — отдав голос Меланшону вместо Амона.
То, что Меланшон сможет обойти Амона и тем самым изменить соотношение сил на левом фланге, это уже свершившийся политический факт, ведущий к очень серьезным долгосрочным последствиям. Французская компартия, являющаяся ядром Левого фронта, некогда была куда сильнее социалистов, но в условиях холодной войны не имела шансов сформировать правительство. К началу 1970-х социалисты, возглавлявшиеся тогда циничным и хитрым Франсуа Миттераном, укрепились, а коммунисты ушли на вторые позиции среди левых. Отчасти это приветствовалось руководством самой же ФКП, поскольку теперь появлялась возможность создания левой коалиции, способной претендовать на Елисейский дворец. Что, собственно, и произошло.
Франсуа Миттеран стал президентом Франции, компартия получила своих министров. Однако результаты его правления оказались прямо противоположные ожидаемым. После первых 2 лет, когда левые в самом деле пытались проводить прогрессивные реформы, курс сменился на прямо противоположный.
Именно социалисты стали партией, которая осуществила неолиберальную трансформацию во Франции.
Они в глазах финансового капитала выглядели даже предпочтительнее в качестве партии правительства, поскольку были свободны от «предрассудков» вроде уважения к производительному труду, от стремления поддерживать институты государства, от республиканских традиций, от наследия Просвещения, культивируемого голлистами и консервативной частью буржуазии.
Коммунисты и другие левые охали, страдали, жаловались на предательство социалистов, но каждый раз в решающий момент поддерживали именно эту партию, чтобы «не играть на руку правым».
Успех Меланшона не просто меняет соотношение сил. Даже если шансы на его выход во второй тур окажутся призрачными, приходит конец циклу позорных капитуляций и политической беспомощности. Важно в данном случае не только то, что радикальный кандидат обошел социалистов, но и то, что добился он этого благодаря программе, явно порывающей с леволиберальной идеологией прошедших лет, выступив против Евросоюза, финансовой глобализации и фактически против политкорректности, за классовые интересы трудящихся.
Возмущенные интеллектуалы сразу же заметили, что программа Ж.-Л. Меланшона почти не отличается от программы Марин Ле Пен.
Но вот беда, именно такая программа пользуется поддержкой французов. А главное, она соответствует интересам трудящегося населения. Успех Меланшона определяется не тем, что он перехватил идеи и лозунги Ле Пен, а тем, что эти лозунги объективно отвечают потребностям масс и потребностям развития общества.
Осуждение протекционизма и защита свободных рынков в рамках европейской интеграции были фундаментальным принципом левого либерализма на протяжении прошедших десятилетий. Этот курс закономерно привел социалистов и евролевых к катастрофе. Но даже после того, как его провал стал очевидным, никто не хотел и не решался менять политику. Пытаясь украсить либеральный экономический курс виньетками демагогических социальных обещаний, либеральные левые либо искренне не понимают, либо делают вид, будто не понимают очевидный факт: без радикального изменения экономических условий и правил, без протекционистской защиты национального рынка, стимулирования «реального сектора» и развития производства, без изменения режима собственности социальные программы превращаются в набор благих пожеланий.
Демонтаж социального государства и развитых форм демократии, возникших после Второй мировой войны, неразрывно был связан с политикой свободного рынка. Эта политика проводилась такими левыми, как Тони Блэр или Франсуа Олланд, куда более ревностно и агрессивно, чем правыми. А потому призыв поддержать «своих» ради солидарности против правых, адресованный к остальным левым, был не просто бессмысленным, но и предательским по отношению к массе трудящихся, интересы которых левые вроде бы собирались защищать.
Возрождение социального государства неминуемо требует протекционистской экономической политики как базового условия.
Конечно, условия хоть необходимого, но недостаточного. Иными словами, вопрос стоит не о том, нужен ли протекционизм или нет, а о том, какие формы он примет и в чьих интересах будет проводиться. Левая экономическая политика предполагает не просто поддержку внутреннего рынка, но превращение контроля над внешней торговлей в инструмент общественного преобразования и мобилизации ресурсов для социального развития.
Жан-Люк Меланшон сумел извлечь урок из поражения социалистов. Открыто заявив о своем принципиальном разрыве с политикой либерализма, он неожиданно вырвался в число лидеров избирательной гонки. И чем бы ни закончились выборы президента Франции, ситуация на левом фланге необратимо меняется. Либерализм терпит поражение не только под ударами справа, но наконец-то и под ударами слева.
Кризис берет своё. Наступает время радикальных политиков, готовых не только говорить неприятные для правящих кругов вещи, но и действовать практически, не оглядываясь на мнение либеральных интеллектуалов, банкиров и брюссельской бюрократии.