Самое «элитное» кладбище Кишинёва и независимой Молдавии вообще – Армянское. Армянским оно названо по улице, от которого начинается. Этнический состав покойников самый разнообразный. Там могилы национальных героев, крупных бизнесменов, известных бандитов, заслуженных деятелей культуры и военнослужащих национальной армии, погибших в Приднестровском конфликте. На Армянском, например, похоронен Сергей Александрович Зудин, герой независимой Молдавии. Был посмертно награжден орденом «Штефана чел Маре» («Святого Стефана»). Он погиб 19 июня 1992-го года в боях против защитников Приднестровья в городе Бендеры.
Вообще славяне в рядах молдавской армии и полиции во время Приднестровского конфликта были редкостью. По версии приднестровцев, это были в основном люди, заинтересованные в карьере в армии или полиции нового государства, поэтому их национальность для них самих никакого значения не имела. Большая часть силовиков были этническими молдаванами и румынами. Война вдоль Днестра вначале 1990-х – это война националистической, антикоммунистической Молдавии против интернационального, пытавшегося защитить советские ценности Приднестровья.
Конфликт был спровоцирован в августе 1989-го года. Тогда Верховный Совет советской, еще социалистической республики Молдавия, националистически настроенные депутаты-молдаване, приняли закон – перевести молдавский язык с кириллицы на латиницу и ограничить использование русского языка. Националисты также заявляли о намерении объединиться с Румынией. В апреле 1990-го в качестве государственного флага был принят румынский с добавлением герба, предложенного местным художником Георге Врабие.
Для многонациональной республики, где почти треть населения составляли русские, украинцы и белорусы, проживали значительные общины гагаузов, болгар, евреев и цыган, русский язык был основным языком межнационального общения, одним из символов интернационализма. Покушение на русский было воспринято как покушение на советские ценности вообще.
Крупнейшие промышленные предприятия компактно располагались в городах на левом берегу Днестра – в Приднестровье. Рабочие этих предприятий, тот самый пролетариат, стали оплотом борьбы против националистической Молдавии, особенно в городах Дубоссары, Тирасполь, Рыбницы и Бендеры (единственный приднестровский город на правобережье Днестра). 2 сентября 1990-го была провозглашена Приднестровская Молдавская республика (ПМР) в составе СССР – то есть в качестве 16-й республики Союза.
Кульминацией конфликта стали боевые действия летом 1992 года (Молдавия и ПМР стали уже независимыми государствами). Молдавия попыталась взять штурмом Бендеры. Военная техника, пехотные подразделения и отряды полиции особого назначения (ОПОН) несколько дней накапливались в окрестностях. 19-го июня они зашли в город с двух направлений. За пару часов разгромили слабые блокпосты приднестровских ополченцев. В городе осталось несколько очагов сопротивления: типография, здания почты, милиции и Горисполкома, которые защищали местные ополченцы, казаки и добровольцы из России и Украины. К вечеру 20-го числа в Бендеры смогли прорваться подкрепления приднестровских гвардейцев и казаков – почти сутки они с помощью бронетехники выбивали молдаван, блокировавших мост через Днестр и таким образом отрезавших Бендеры от остальной части ПМР. Следующие три дня продолжались уличные бои.
Приднестровцы вытеснили подразделения противника на окраины города. В дело вмешалась российская армия: в качестве миротворцев российские солдаты встали между враждующими сторонами. В конце июля 1992-го года в Москве между президентом Молдавии Мирчу Снегуром и президентом России Борисом Ельциным в присутствии главы ПМР Игоря Смирнова было подписано соглашение об урегулировании конфликта. Боевые действия с тех пор больше не велись, но политическая напряженность сохраняется.
26 лет спустя после провозглашения Приднестровья его независимость признают лишь Южная Осетия, Абхазия и Нагорный Карабах. Ни одно из государств-членов ООН его не признало.
Сегодня ПМР – это страна школьников и пенсионеров. Из 740 тысяч человек, населявших её перед войной, в настоящее время, по словам местных жителей, остается не более 350 тысяч.
Как уверяют официальные органы ПМР, в непризнанной республике живут полмиллиона человек. Гражданами, может быть, действительно числятся полмиллиона человек, но значительная часть взрослого трудоспособного населения вынуждена уезжать на заработки в ту же Молдавию, в Россию либо в Евросоюз.
Как государство Приднестровье, безусловно, состоялось. Функционируют все необходимые госорганы, страна способна защищать свой суверенитет, де-факто она является полноценным субъектом международных отношений, партнером, с которым приходится считаться соседним государствам.
Что же касается идеологии, то сегодня в ПМР её нет. Нет самодостаточной государственной идеологии. Хотя в начале 1990-х, во время вооруженного конфликта с Молдавией, идейный потенциал был очень высок. Республика стала тогда оплотом советских ценностей. Когда в остальных частях бывшего СССР местные власти активно провозглашали отказ от этих ценностей, дискредитировали их и вытравливали, ПМР их сохраняла и отстаивала с оружием в руках. Поэтому в республику на Днестре ехали бывшие граждане СССР вне зависимости от этнической принадлежности. Для них было важно, что они советские. И защита русских ценностей на тот момент представлялась как защита советских ценностей. Борьба молдавских националистов против советского прошлого сопровождалась истеричной русофобией. Таким образом, русскость и советскость сплелись воедино в ходе Приднестровского конфликта.
Есть довольно известная фотография (она имеется даже в экспозиции Музея армии в Кишинёве): на мосту через Днестр возле Дубоссар стоит бронетранспортёр-амфибия под флагом Молдавской ССР и с надписью на борту – «ПМР – оплот интернационализма».
Став в какой-то момент последней республикой СССР, Приднестровье могло бы стать первой республикой нового Советского Союза. Потенциал имелся, очень мощный. Об этом говорят многие, кто был свидетелем или участником событий 1989-1992 годов.
Решительности не хватило у тогдашнего руководства непризнанной республики – у Игоря Смирнова и его окружения. Они должны были задать вектор дальнейшего движения. Их выбрали жители Приднестровья, у них был заслуженный авторитет, они руководили республикой во время боевых действий. Но тут сыграло свою негативную роль то, что изначально ПМР ориентировалась на Москву. В 1989-м, 1990-м и 1991-м Москва была столицей СССР. В ней приднестровцы видели противовес националистическому Кишинёву. А после того, как Москва, распихав остальные советские республики, сама отказалась от СССР в декабре 1991-го, в ПМР не хватило решимости отцепиться от неё. Надо было провозгласить тогда Тирасполь столицей Советского Союза, нового Советского Союза. Но в ПМР после окончания войны была принята другая официальная доктрина – на объединение с Россией. С той самой Россией, которая занималась борьбой с «советским наследием» не менее активно, чем националистическая Молдавия.
Последующие годы – это становление государства, которому собственная независимость не нужна, не имеет идейного обоснования. ПМР, как бедный отверженный родственник, стоит перед дверями раньше ельцинской, теперь путинской России и ждет, когда ее впустят. Хотя даже кондукторы в троллейбусах Бендер и Тирасполя сегодня понимают: никто вас в России при её нынешней власти забирать не собирается. Это элементарная вещь.
И все же… 17 сентября 2006-го в ПМР состоялся референдум о присоединении к России. Вопрос был сформулирован так: «Поддерживаете ли вы курс на независимость ПМР и последующее свободное присоединение Приднестровья к Российской Федерации?» 97% проголосовали «за». Это было при президенте Игоре Смирнове. Сменивший его в 2011-м Евгений Шевчук многократно публично заявлял, что верен итогам референдума. Республике сейчас 26 лет. И она внешне выглядит глупее, чем человек в её возрасте.
Государственные структуры проповедуют карго-культ России. Если уж Россия не берет к себе, то будем делать то же, что делают там. Поэтому вопреки советским ценностям, за которые убивали и гибли сами защитники Приднестровья в 1992-м, в Бендерах, например, появляются мемориальные таблички на зданиях, которые в 1916-м посещал Николай Второй.
В Тирасполе мемориальные таблички установлены на месте разрушенных часовен и церквей с подписями вроде «пострадали в годы советских репрессий». На центральных улицах крупных городов баннеры с изображением российского президента Владимира Путина и символикой «Единой России».
Копируются современные российские праздники, борьба с коммунистическим наследием (не слишком громогласно, чтобы не вызывать серьезного раздражения у населения, но достаточно последовательно) и экономические реформы. В итоге от былой советскости в нынешней ПМР мало что осталось. В плане символики что-то сохраняется. В плане моральных ценностей, воспитания детей, ответственности государства перед гражданами – ничего. Непризнанная республика не соответствует ярлыку, прилепленному ей европейскими и американскими медиа – «Живой музей СССР». Она гораздо больше похожа на бедную и запущенную провинцию современной России.
У приднестровских граждан фантомная боль – они продолжают ощущать себя частью чего-то гораздо большего, чем их узкая полоска земли вдоль великолепного тихого Днестра. Даже молодежь, выросшая после провозглашения независимости, говорит о каких-то глобальных, соизмеримых с мировой державой, проектах. Им тесно в своей непризнанной независимости. Точно так же, как и приднестровской элите, которая хотела бы стать частью российской. И получается, что несколько сотен тысяч человек живут в условиях независимости, которая им самим совершенно не нужна.
