Фидель Кастро
Многим казалось, что Фидель Кастро бессмертен. Это впечатление усилилось после того, как он добровольно отказался от власти, передав руководство Кубой своему брату Раулю, который в свою очередь готовится отдать власть более молодым политикам в самое ближайшее время. Когда стареет единоличный лидер или диктатор, все ждут его смерти, связывая с ней либо надежду на перемены, либо страх перед нестабильностью и неизвестностью. Но Кастро не оставил шансов для такого сценария. Он добровольно сложил свои полномочия. Он отошел от дел, ограничиваясь писанием статей и редкими интервью.
Именно после этого постоянное присутствие Фиделя в качестве морального лидера и авторитета для всего латиноамериканского континента, да и для всего левого движения в мире стало неоспоримым и постоянным фактором.
В его добровольной и красивой отставке, пожалуй, величия было не меньше, чем в приключениях молодого партизана, с кучкой сторонников поднявших знамя восстания в горах Сьерра-Маэстра. Действующего политика всегда есть за что критиковать. Теперь Кастро стал выше критики. Он оценивал и комментировал действия других. Но не с позиции эксперта-политолога, а как живой представитель истории.
Он стал живым голосом из прошлого и пророком будущего. А потому казалось, что он вечен.
Увы, в ноябре 2016 года он покинул нас навсегда, окончательно соединившись с историей. Биография кубинского вождя, как и всякая человеческая биография обрела окончательную завершенность. Можно подводить итоги.
Фидель оказался последним из великих деятелей ХХ века. Последним великим революционером, последним героем-освободителем, последним великим диктатором, последним великим коммунистическим вождем. Одни вспоминают сотни покушений на его жизнь, неизменно заканчивавшихся провалом, другие восхищаются его харизмой и ораторскими талантами. Он превратился в символ, легенду. Но что стоит за этой легендой? Вернее, какие политические решения и качества сделали Фиделя легендарным?
Понятно, что внимание биографов и журналистов всегда было приковано к героическому партизанскому походу, завершившемуся взятием столицы в 1959 году.
Но в том-то и дело, что политическая биография Фиделя Кастро очень хорошо иллюстрирует слова Ленина: взять власть, порой, оказывается легче, чем её удержать.
В истории Латинской Америки было немало героических восстаний. Некоторые из них заканчивались успехом, другие поражением. Но практически нигде повстанцам не удавалось радикально изменить общество, преодолевая не только внешние трудности, но и самих себя, побеждая свои собственные иллюзии, а зачастую и отказываясь от своих первоначальных планов ради решения задач, являющихся на данный момент приоритетными.
Фидель Кастро начинал свою политическую биографию не в качестве марксиста или коммуниста. Осознание необходимости глубоких социально-экономических преобразований, выходящих за рамки капиталистического порядка, наступило у Кастро постепенно и не в результате штудирования теоретических работ классиков, а в процессе практической борьбы. Разумеется, нельзя отрицать и роли, которую играли в этом процессе ближайшие соратники Кастро — Эрнесто Че Гевара и Камило Сьенфуэгос. В отличие от многих революционных и государственных вождей, стремившихся сосредоточить контроль в своих руках, Фидель заботился о создании команды, где он был, по крайней мере в первые годы, не единоличным лидером, а первым среди равных. Однако тот факт, что политическая линия в годы революции формировалась всем коллективом повстанческих командате, лишь демонстрирует выдающиеся способности Фиделя, умевшего не только часами говорить перед восторженными толпами, но при необходимости и внимательно слушать.
Будущий лидер латиноамериканских левых начинал как революционный демократ, действия которого систематически осуждались кубинскими коммунистами как безответственный авантюризм. В свою очередь, американская пресса отнюдь не видела в Фиделе угрозу, связывая с его борьбой надежду на демократизацию на Кубе. Однако очень скоро ситуация решительно изменилась — в стремлении реструктурировать экономику острова Фидель задел интересы господствующих там американских компаний. В ответ начались попытки дестабилизации нового режима.
Республика оказалась в блокаде. Её противники организовывали с территории США вооруженные провокации против острова Свободы. Кульминацией этих атак стала высадка контрреволюционного десанта в Заливе Свиней в 1960 году. Операция провалилась к явному унижению американцев, которые её планировали, финансировали и поддерживали.
Задним числом некоторые историки объясняют конфликт излишней горячностью кубинских революционеров и неадекватной реакцией Вашингтона. Будь обе стороны сдержаннее, всё бы обошлось. Но, увы, причины противостояния лежали куда глубже. Примеру Кубы могли последовать соседние страны, а потому вопрос не сводился к конфликту интересов на карибском острове. Социалистические преобразования, начатые Фиделем, неминуемо вели республику к противоборству с США. Таким же точно образом дестабилизировались и куда более умеренные правительства.
В свою очередь, нарастающая угроза со стороны Америки толкала правительство Кастро в объятия СССР. Сближение двух стран было быстрым, но отнюдь не беспроблемным. Обе стороны на первых порах относились друг к другу достаточно подозрительно.
Стремительное сближение Москвы и Гаваны закончилось Карибским кризисом, когда из-за попытки размещения на острове советских ракет чуть было не началась третья мировая война. Всё завершилось компромиссом, который кубинское руководство публично осудило как проявление трусости. Таким образом, даже став стратегическим союзником СССР, Кастро проявлял самостоятельность и отстаивал собственное мнение.
Переломным в этом смысле стал 1968 год. После того как советские танки вошли в Прагу, кубинское руководство несколько дней колебалось. Решение поддержать интервенцию СССР в Чехословакии далось Фиделю непросто. Гавана молчала, отказываясь присоединиться к хору советских сателлитов, но не примыкая и к протестующим западным компартиям. Наконец, Фидель поддержал позицию Советского Союза. Выбор Кубы был предопределен геополитическими обстоятельствами и растущей зависимостью республики от советской помощи — военной и экономической. Но не только этим. В условиях, когда Советский Союз оставался, с точки зрения Кастро, основной опорой антиимпериалистических движений во всем мире, можно было ради укрепления этой глобальной революционной волны пожертвовать интересами далекой Чехословакии.
Однако именно это решение предопределило последующие сдвиги в политической жизни Кубы. Советский Союз всё глубже погружался в застой, утягивая за собой и карибского союзника, где революционная романтика уступала место серым будням. В стране происходила нормализация по тем же лекалам, что и в Чехословакии, хотя и при совершенно иных культурных обстоятельствах. Экономические и политические структуры острова Свободы утрачивали свою самобытность, бюрократизировались.
Последним всплеском революционной активности кубинцев стала война в Анголе, где войска, посланные Фиделем, спасли не только левый постколониальный режим от краха, но и жителей Луанды от истребления.
И всё же, несмотря на всё случившееся после 1968 года, Куба не стала в полной мере советским сателлитом, сохраняя автономию (особенно в латиноамериканских делах). Именно эта обособленность впоследствии и позволила кастристскому режиму удержаться в условиях, когда все остальные союзники СССР (не только в Восточной Европе, но и в третьем мире) сдавали позиции, переходили к капитализму.
Крах СССР вынудил Фиделя снова мобилизовать не только наличные экономические ресурсы, но и политическую волю. Был объявлен чрезвычайный период, ужесточено рационирование продуктов, повысилась дисциплина. Затем, по мере того как ситуация облегчалась, начались изменения, во многом повторяющие новую экономическую политику, проводившуюся в советской России после гражданской войны. Многие ждали, что за этим последует и политическая демократизация, но ничего подобного не случилось.
На фоне событий, происходивших в Латинской Америке в 1960-е и 1970-е годы, кубинский авторитаризм не мог восприниматься как нечто исключительное. Диктатуры были повсюду. Напротив, режим Кастро был менее репрессивным, чем многие правые режимы, будь то Чили, Аргентина или Уругвай. Но в конце 1980-х по всему континенту начинается процесс демократизации. Куба остается от него в стороне. Можно ли объяснять это исключительно жесткой позицией Кастро, боявшегося потерять власть? Нет, всё куда сложнее.
Демократизация поздних 1980-х в Латинской Америке основывалась на относительной стабилизации местного капитализма. Правящим классам и их американским партнерам уже не нужно было прибегать к масштабным повседневным репрессиям, чтобы поддержать существующий порядок. В такой ситуации Куба оказывалась в одиночестве против укрепляющегося либерального фронта, а правящие круги Соединенных Штатов были полны решимости использовать демократические лозунги для демонтажа революционных преобразований и восстановления на острове своего господства. «Пылающий континент» превратился в поле неолиберального эксперимента. Однако это закономерно вызвало массовое сопротивление.
Демократические режимы, установившиеся на латиноамериканском континенте, начали стремительно леветь, а Куба вновь оказалась в центре внимания — уже не как образец для подражания, но как пример того, что можно жить и развиваться по-другому.
Это были последние годы пребывания Фиделя у власти, когда он превратился в идеолога и гуру латиноамериканских левых, в патриарха революции, у которого просили совета и одобрения президенты куда более крупных стран. Кубинские советники, появившиеся в Венесуэле и Боливии, в отличие от советских, отнюдь не пытались насаждать там свою модель развития, а напротив, старались убедить местных лидеров не повторять ошибки, допущенные на острове Свободы. К сожалению, в этом они не всегда преуспевали.
Последним политическим решением Фиделя стал добровольный уход от власти. Ему вполне достаточно было новой роли — революционного патриарха. В конце концов, быть моральным авторитетом для целого континента — позиция куда более значительная, чем оставаться правителем небольшого острова.
Фридрих Энгельс некогда сказал про Оливера Кромвеля, что тот был сразу и Робеспьером и Наполеоном английской революции. Про Кастро можно сказать, что он был для кубинской революции сразу и Лениным, и Троцким, и Сталиным и даже немножко Брежневым.
Он стал культовой фигурой во всем мире, для самых разных движений, от московских интеллигентов-шестидесятников, искавших альтернативу бюрократическим порядкам, царившим в СССР, до парижских студентов, бунтовавших против общества потребления.
Фиделю не надо было дожидаться посмертной славы — его при жизни признали великим. Это признание не было организовано и срежиссировано государством, как в случае со Сталиным. На Кубе при жизни Фиделя не было ни его статуй, ни навязчиво смотрящих на вас отовсюду портретов вождя, ни других признаков культа личности. Идеологически он даже находился как бы в тени другого великого команданте — Эрнесто Че Гевары, посмертно превращенного в своего рода святого покровителя революционеров Латинской Америки и всего мира.
Фидель не всегда добивался того, к чему стремился. И, находясь у власти, не всегда справлялся с политическими обстоятельствами так же легко, как с атаками правительственной армии во времена вооруженной борьбы. Но он всегда оставался верен своему главному принципу — бороться за развитие и достоинство своей страны и народа.
