© AP Photo/Ivan Sekretarev
Российским левым стоит готовиться к новым временам. Старые прошли не слишком удачно. Несмотря на старания различных групп, в стране так и не возникло ни левой, ни рабочей партии. Сколько бы малочисленные отряды активистов не агитировали за это, сколько бы они не объединяли усилия, они все равно оставались сектами. Те, кто пошел на поиск «боевых масс» в лагерь либеральной оппозиции, продвинулись не далее остальных. Они перестали быть «хранителями огня» и стали всего лишь краешком либеральной партии. Впрочем, она его почти отсекла.
За «честь» послужить либералам левым пришлось платить. И дело не только в том, что некоторые активисты были арестованы или вынуждены уехать из России. Был нанесен урон левой идее как идее социальной и несовместимой с неолиберализмом, пусть и облаченным в костюм якобы демократической оппозиции.
Консервативным провластным политикам стало удобно говорить о бездумности леваков, о зацикленности их на правах сексуальных меньшинств и бездомных животных, а заодно о пренебрежении с их стороны к интересам общества.
Такая критика равняет все тенденции левого движения, тогда как в нем есть явно разнонаправленные течения.
В 2002-2004 годах в отечественной левой среде стала заметна скромная революция: среди активистов появилось больше молодежи. Свои взгляды они маркировали по разному. Выделялись троцкисты, сталинисты, «традиционные коммунисты», анархисты, социал-демократы и патриоты-государственники (сторонники социальной системы). Рост числа левых активистов продолжался на фоне подъема профсоюзного движения и экономического роста. Но рабочий подъем был слабым. В своем сознании масса активных рабочих так и не дошла до политики, ориентируясь на арбитраж властей в спорах с работодателями.
Ограниченность экономического развития России 2001-2008 годов, явно недостаточные отраслевая широта и темп роста экономики определили пороки рабочего движения. К тому же немалая доля россиян заняла места в офисной и сервисной сферах. Некоторые из них всерьез говорили об исчезновении «старых классов» и верили в постиндустриальную эру, что якобы наступила и для России. Связанные с физическим трудом профессии во многих областях были заняты рабочими-мигрантами из Средней Азии, в немалой доле выходцами из сельской местности. Агитация левых в их среде была особенно неэффективной.
Быть может, самое смелое, что предприняли левые в преддверии мирового кризиса, — это попытались отколоть молодежь от КПРФ. Попытка эта с треском провалилась. Позднее те, кто побоялся отойти от партии, но имел «свое видение», были ее руководством благополучно вычищены.
Но левых отличала не только практическая слабость. Они также были слабы в теоретическом обосновании своей деятельности. Показателен спор о буржуазной демократии, необходимость борьбы за которую многие отрицали. «Нужно бороться за социализм!» – утверждали они. Немалая доля тех, кто признавал полезность буржуазной демократии, становилась в хвост к либеральной оппозиции. И те и другие не желали понимать, что демократическая система нужна классу рабочих не как фетиш, а для защиты своих интересов. Впрочем, этого не понимал и сам класс.
Сто раз сказано, что политический режим в России — бонапартистский. Он лавировал между классами, шел народу на уступки, где это было нужно, и демонстрировал свой равноудаленный от олигархов характер. Но мировой кризис породил недовольство трудящихся, и в 2012 году Владимир Путин был вновь избран президентом как защитник народа от либералов. Однако, чем сильнее поднималась вторая волна кризиса, тем яснее становилось: неолиберальная политика в России усиливается.
Это можно было не замечать в месяцы патриотического подъема 2014 года. Но, когда правящие круги России изолировали и стерилизовали пророссийское народное восстание на Донбассе, триумф либералов во власти стал очевиден. Демонстрацией их самоуверенности стало открытие «Ельцин-центра» в Екатеринбурге, где отметились с возложением цветов президент страны и первый министр Дмитрий Медведев. Помпезный и дорогостоящий музей в честь наиболее презираемого и ненавидимого в стране человека — Бориса Ельцина был воспринят в народе как глубокое оскорбление.
Зачем Путин и российские элиты обратились к образу Ельцина в условиях нарастающего экономического кризиса и раздражения по поводу роста цен, налогов и тарифов? Вероятно, демонстрация была ориентирована во вне страны.
Запад должен был увидеть, что у руля России стоит верная идеям «Вашингтонского консенсуса» либеральная команда, что должно было помочь ей в борьбе за снятие санкций.
Но для США и ЕС реверанс не имеет ценности. У России не должно быть никакой команды, она просто должна открыть западным корпорациям путь к своим наиболее ценным ресурсам. Путин не нужен Вашингтону и Брюсселю ни как либерал, ни как местный посредник. В Москве должны лишь исполнять чужие решения.
Экономические проблемы государств центра настолько значительны, что левым вслед за российским обществом пора понять: стремление Запада разгромить Россию как возможный центр сопротивления и интеграции в Евразии — это не вымысел. Это задача, которую ставят перед собой финансовые круги Запада. При этом они не готовы и на шаг отступить от неолиберализма. Потому трудящиеся классы разных стран являются союзниками российских рабочих, если не сказать больше — стороной в классовой борьбе. Они сообща должны решить судьбу Евразии, демонтировав неолиберальный порядок у себя дома и соединив усилия стран для нового развития. Все это невозможно без демократии.
Фактически перед народами стоит задача освободительной борьбы. И в России общество ощутило это еще в 2014 году, когда восстали против новых киевских правителей Крым и Донбасс. Символическое выражение этой борьбы не является чисто левым, хотя ее задачи (ниспровержение олигархии и патронажа западных неолибералов) являются левыми. Они носят объективно-исторический характер, поскольку старый порядок не может более обеспечить ни роста экономики, ни заморозки кризиса.
В России все это привело к образованию широкой общественной партии — партии патриотической, идейно разнородной и апеллирующей к Путину. Его 90% официальный рейтинг можно считать ее выражением, учитывая, что никто во власти не имеет сходной поддержки. Если бы были честно произведены замеры рейтингов Медведева, Шувалова и других явных либералов, мы увидели бы крайне низкую популярность этих людей. Но доверие народа Путину разрушается, становясь более формальным. Рост проблем в экономике, стремительное разорение средних слоев, меры по коммерциализации и демонтажу социальной сферы, а главное, все более явное несоответствие слов положению в стране, вызывают массу вопросов у тех, кто всегда голосовал за представителей власти.
Нарастание материальных трудностей соединяется с усилением политики неолиберализма. Доходы россиян падают, а расходы растут, в огромной мере благодаря политике государства.
С его помощью финансовые круги пытаются взять с народа деньги взамен тех, что сами теряют из-за обвала мировых цен на сырье. Налицо усиливающийся конфликт интересов. Именно он обеспечил создание патриотической партии внизу общества и усиление либералов во власти — наверху, среди наиболее богатых. Открытый выбор президента в пользу либералов фактически означает разрыв с политикой классовых компромиссов внутри страны.
Власти уверяют, что добились на внешнем фронте взаимопонимания с Западом. Они дают обществу понять: впереди нормализация отношений. Но она не имеет никакой ценности с точки зрения задач, что ставит перед страной вторая волна кризиса. Нужен разрыв с США и ЕС и атака на их позиции в Европе. Необходим выход из ВТО, переход к протекционизму в производстве, свободе в обмене информацией (отказ от копирайта) и реиндустриализация на основе развития и расширения внутреннего рынка. Социальное государство нужно возродить, а не доломать. Нужно сконцентрировать ресурсы для развития страны, взяв их у олигархии. Политическим инструментом перемен должна быть реальная республика.
Иначе говоря, для развития России и роста благосостояния трудящихся нужен не мир с Западом, а победа над ним в Евразии. На Украине нужно не прекращение огня, а освобождение страны и воссоединение с Россией. Эти задачи могут шокировать левых сектантов, поскольку требуют не теоретического выбора между социализмом и капитализмом, а выработки политической стратегии в интересах своего класса.
Существует ли иной план? Их множество. Они выведены различными группами левых теоретическим путем, без анализа исторических условий и противоречий, без умения прогнозировать и с твердым стремлением к абстрактной идеальности. Потому программные документы левых чаще всего представляют собой мусор. В них, конечно, воспето все лучшее и бичуется угнетение, только для политики этого мало. Впрочем, даже если бы одна из групп имела идеальный план, это ничего бы не дало. Класс, а не отдельные его представители, вот кто должен еще вступить в борьбу.
Для российского пролетариата самое главное ныне перестать терпеть все повышения тарифов и налогов, все бюджетные сокращения и демонтаж социальной сферы и начать действовать. Лишь затем, когда потоки начнут сливаться в реку, можно будет говорить о формировании партии. До этого все старания левых будут тщетны, даже если сто раз написать, что социализм — это самая светлая идея, которая неизбежно должна победить.
Кстати, неминуемое начало низового движения профильтрует все группы, где одни люди уйдут в работу, а другие будут отстаивать чистоту идей перед неправильным и не туда идущим народным движением.
Для этого «неправильного» народного движения только складываются условия. В обществе сильны патриотические настроения, которые власти еще могут эксплуатировать. И высокий рейтинг президента — реален. Но имеющиеся настроения не равнозначны старому государственному патриотизму: это не поддержка государства в любом виде с признанием реставрационного порядка своим, а нежелание переживать новое национальное унижение и прозябать в нищете при тирании «свободного рынка». Все это касается армии и полиции, где мало кто удовлетворен нынешним социально-экономическим курсом страны.
Стратегия левых в этих условиях должна строиться на принятии новых исторических условий и задач, объективно стоящих перед классом. Лишь в этом случае работа в массовом движении даст значительный эффект, позволит избежать лишних потерь и тактических ошибок. А то, что они будут возникать постоянно, вытекает из того, что народные массы еще только будут получать политический опыт, будут разочаровываться в системе президентского арбитража. Но главный вывод для левых сегодня в том, что они должны уйти от абстрактного отношения к стране. Перемены назревают в конкретной России и будут иметь не правильный с точки зрения теории марксизма-ленинизма, а возможный характер.
Крайне важно уйти от представления, будто капитализм всегда одинаков, не существует разницы между ВТО и евразийской интеграцией. Разница есть, только самостоятельный континентальный блок стран может обеспечить им развитие — индустриальное и культурное возрождение. Стоит также осознать: капитуляция страны перед США и ЕС приведет к новой социально-экономической катастрофе, еще более страшной, чем в 1990-е годы. Патриотический же окрас нового, еще только начавшего складываться, движения имеет защитное назначение.
Но практическая зашита интересов страны неотделима от прогрессивных изменений и возрождения социального государства. Иначе мы останемся периферией.
Идейное наполнение движения будет социальным, а не консервативным, как многим кажется. Но здесь предстоит еще идейная борьба. Пока же такая борьба идет внутри сообщества разнородных левых, если только это допустимое описание. И весьма важная черта этой борьбы в том, что большая часть людей с левыми взглядами уверена, что ответы на все вопросы уже даны классиками. А еще многих не интересует ни серьезный анализ современного капитализма, ни реальная освободительная борьба масс. Потому они в упор не замечают пробуждения народного духа.
Россия не стоит на пороге перемен. Она вошла в новую эпоху. Изменится многое. Изменятся и сами левые. Но те, кто хочет остаться в прошлом, там обязательно останутся.
