Первая часть здесь.
Четвертый день
«Кумин» – это курдская вариация слова «коммуна». Кумин объединяет некое количество семей или домовладений (от нескольких десятков до нескольких сотен, лимитов не существует). По своим целям и задачам он вполне соответствует русскому понятию «совет». Его члены избирают себе двух сопредседателей – мужчину и женщину, а также представителей в совет следующего уровня – малагаль (переводится с курдского «народный дом»). Представлять кумин в малагале могут сопредседатели и/или кто-то другой. Это – несущественно. Нет фиксированной схемы. Главное – как договорятся члены кумина.
Абдулмаджид представляет свой кумин (240 домовладений), не являясь сопредседателем, в малагале, в который входят все кумины. Амуда – городок-то небольшой. Абдулмаджиду за 60 лет. Мы сидим в его доме на матрасах-тарахатах, расстеленных вдоль стен. Посередине комнаты расстелен достархан, выставлены обильные угощения, телевизор включен и транслирует фильм – условности обычного сирийского гостеприимства соблюдены полностью.
Я расспрашиваю Абдулмаджида о социально-политических процессах в Амуде до начала антиправительственных выступлений в 2011-м и после. Выясняю, как жили курды при режиме Башара Асада, как организовывали самоуправление, когда сирийские правительственные силы покинули город. Абдулмаджид, как нормальный восточный человек, то и дело сбивается на встречные вопросы: как жизнь в России? Как поживает моя семья? Как люди относятся к Путину? Одновременно сватает моему помощнику Саами свою незамужнюю дочь. Заходят члены семейства Абдулмаджида и общение затягивается на пять часов.
До создания Исполнительного и Законодательного советов Джазиры местный малагаль был главным органом исполнительной власти в Амуде.
Он же разрешал конфликты и споры между членами куминов, то есть выполнял судебную функцию. Ему подчинялся местный асаиш. Год назад возникли нынешние советы кантона. За малагалем Амуды осталась лишь судебная функция. Если малагаль решит, что кто-то на его территории совершил серьезное правонарушение и достоин наказания, он обращается к асаиш (сейчас асаиш переподчинен советам кантона), чтобы виновного заключили под стражу на определенный срок. Если же дело достаточно сложное и требует особой компетенции, то его отправляют в суд, формируемый Исполнительным и Законодательным советами кантона.
До начала протестов в 2011-м против режима Башара Асада такие структуры, как кумин и малагаль, среди курдов уже существовали. Из-за притеснений со стороны сирийского правительства курды создали свои, неформальные, органы самоуправления, которые правительство считало нелегальными. За участие в них полиция или мухабарат (госбезопасность) могли арестовать. После того как правительственные силы покинули территорию Джазиры, кумины и малагали взяли на себя властные функции. Немногим более года назад собрание представителей курдских, ассирийских и арабских общин решило привести систему власти к ее нынешнему виду. В январе 2014-го было провозглашено создание кантонов Джазира, Кобани и Африн и объединяющей их автономии Рожава.
Неработающие нефтяные качалки Джазиры.
Во второй половине дня отправляюсь в Камышлы. С трудом удалось уговорить своего помощника Таляля поехать автостопом. Водитель попутки Хасан – курд, учившийся в Молдавии. Великолепно говорит по-русски. По образованию врач-кардиолог. Сейчас работает на «Красный полумесяц» в полевом госпитале в районе городка Тель-Тамар. Там последнюю неделю идут тяжелые бои сил народной самообороны против исламистов. Доктор Хасан рассказывает, что среди боевиков Исламского Халифата много узбеков. «Их там полно, как муравьев. Топчешь-топчешь, все равно другие набегают», – говорит он.
В Камышлы посещаем русско-курдскую семью, один из членов которой – бабушка – живет в пригороде Донецка.
Ее район зимой сильно пострадал от обстрелов украинской армии. Гуманитарная помощь до бабушки за все время войны в Новороссии доходила лишь однажды. Мне снова рассказывают историю шведского журналиста, который попал на неделю в плен сирийской госбезопасности в Камышлы. Опять я слышу мнение, что швед, мягко говоря, немного страдает слабоумием. «Вы видели его фотографию?» – спрашивают меня. Я видел. Он действительно похож на пациента психиатрической лечебницы. «Только курдам не говорите, что швед страдает слабоумием. Его тут иконой свободной журналистики сделали», – объясняют мне.
Улица в Тель-Тамар
Убеждаю Таляля пойти пешком в академию «Месопотамия», которая стала одной из причин нашей поездки в Камышлы. По дороге Таляль объясняет: «Понимаешь, тут христианский район. Большинство местных христиан поддерживают режим Башара. Поэтому случайно можно наткнуться на патруль сирийской армии или мухабарата». Действительно на стене одного из домов нарисован флаг Сирии. Следующий район – курдский. На балконах флаги Иракского Курдистана. Знак того, что местные жители поддерживают Демократическую партию Курдистана, которую возглавляет Масуд Барзани, президент Иракского Курдистана. За ним район, где флаги Рожавы. Напоминает Бейрут, поделенный на десятки секторов, поддерживающих разные партии и религиозные группы, а флаги обозначают границы секторов.
Улицы замусорены гораздо больше, чем в Амуде. Множество недостроенных домов. Дороги разбиты. Пыль густым шлейфом висит в воздухе. Проходим мимо собрания-концерта, посвященного предстоящим в пятницу выборам. Много женщин в традиционной курдской одежде. Они размахивают флагами Иракского Курдистана и почему-то Германии.
Окраина города. Заканчиваются дома. Дальше вдоль дороги насыпь почти в человеческий рост. За насыпью поле, проросшее сочно зеленой травой. Через триста метров стоят радары ПВО и военная техника. «Аэропорт Камышлы. Его контролирует армия режима», – объясняет Таляль. По полю между военной техникой и насыпью гоняют мяч дети. Насыпь заканчивается у входа в академию «Месопотамия» и прикрывает ее вход в академию от возможного обстрела со стороны аэропорта.
Академия «Месопотамия» открылась 1 сентября 2014-го. Для нее заимствовали одно из зданий Сельскохозяйственного университета, который, кстати, продолжает работать, просто у него стало на одно здание меньше.
Студенты «Месопотамии» называют процессы, происходящие в Рожаве, революцией.
А их академия – один из элементов революции. Стать студентом может любой желающий. Всего 66 человек. Больше половины — девушки. Система обучения состоит из трех уровней, каждый продолжается три месяца. На первом изучают социологию и историю. На втором нужно выбрать – изучать углубленно либо социологию, либо историю. Третий – последний. Сейчас 40 студентов на первом уровне, 26 – на втором. Преподавать может любой желающий, необходимо лишь сдать специальный тест. Несколько человек в академии одновременно и студенты, и преподаватели. Руководят «Месопотамией» двое – мужчина и женщина. Их назначает комитет образования исполнительного совета Джазиры. Базовые учебники – пять книг Абдуллы Оджалана. Здесь также изучают труды Маркса (по-курдски его имя звучит – «Карла Маркас»), Ленина, Сартра, Букчина, древнегреческих философов – список чрезвычайно длинный, преимущественно в нем те, кто развивал социалистические и коммунистические идеи.
В коридоре академии Месопотамия.
Выпускники академии смогут работать, например, в комитетах советов Джазиры. «Нужны люди с новым мышлением, чтобы наша революция добилась успеха, –– говорит один из студентов-преподавателей, – мы здесь стараемся научиться новому мышлению». Спрашиваю четверых студентов: «Вы где-нибудь раньше учились, в каком-нибудь университете?». Два парня в свое время посещали государственные университеты Дамаска. Две девушки – в Алеппо. Должен сказать, что сирийское высшее образование в арабском мире считается лучшим. Пока среди студентов исключительно курды. Но они надеются, что тут будут и арабы, и ассирийцы. И иностранцы. Тут же предлагают стать мне первым иностранным студентом… или преподавателем – как мне самому нравится. Я ничего не обещаю. Говорю по-арабски: «Иншалла (даст бог)» – обычно в Сирии так говорят, когда не хотят говорить «нет».
Пятый день
Помимо помощи приезжим журналистам медиа-центр при советах Джазиры занимается переводом местных советских документов на английский (в будущем, есть планы, переводить на русский, французский…). Объясняю своим помощникам Талялю и Саами, что они не должны пользоваться при переводе терминологией, характеризующей капиталистическое государство: президент, правительство, министры… Они ведь, например, главу Исполнительного совета Джазиры называют премьер-министром, главы Законодательного совета в их версии сопрезиденты. Но и Таляль, и Самми не понимают. С их точки зрения, они стараются, как лучше: адаптируют информацию о Джазире и Рожаве для англоговорящего человека, живущего в условиях современного капиталистического государства.
«Как читающий иностранец поймет, что такое малагаль, а что такое меджлис? Он запутается», – аргумент Таляля. Зато меня отлично понимает другая сотрудница медиа-центра – Берфин. Как она сама рассказывала, большинство ее друзей в рядах сил народной самообороны «ЕПГ» (YPG) и «ЕПЖ»(YPJ). Она тоже хотела вступить туда, но друзья ее отговорили, сказали, что с ее образованием она больше пользы принесет в гражданских структурах. Так она оказалась в медиа-центре. «Мы вредим Рожаве, нашей революции, когда неправильно, некорректно переводим. Иностранцы не увидят у нас ничего нового, читая наши переводы, если они адаптированы к их реалиям», – соглашается она. Возникает противоречие между революционным движением и восточной традицией гостеприимства, желанием угодить гостю. В результате наши споры ни к чему не приводят. Таляль и Саами переводят, «адаптируя для капиталистического иностранца». «Зато у нас демократия: мы можем спорить и поступать, как считаем необходимым», – подытоживает Саами.
Особых дел у меня на сегодня нет. Завтра выборы. На улице у шатра, возле которого собирались кандидаты в местный совет по вечерам, проводят концерт-лекцию. Призывают приходить на выборы, рассказывают о том, где и как они будут проходить.
На юго-восточной окраине Амуды глиняный холм высотой с двухэтажный дом. Его называют Таль-Шамула. Он выделяется среди традиционных домов, на фоне ровных зеленых полей. Берфин, она местная, рассказывает, что когда-то предполагали, что это остатки городища некой древней цивилизации. Возможно, даже той, что ранее была неизвестна историкам. В профиле холма отчетливо видны арочные проходы, кирпичная кладка. Порядка семи лет назад приезжала группа американских ученых. Они провели беглое исследование Таль-Шамула и сделали вывод, что это вероятно старинное военное сооружение или караван-сарай. Но не слишком древнее. Среди древностей Месопатамии Таль-Шамула особого интереса не представляет. Поэтому холм остался не тронутым археологическими лопатами, совками и метелками. На его вершине дети выдолбили канавы для своих игр.
Шестой день
День выборов, 13 марта. Выборы в советы муниципального уровня. Утром с Талялем уезжаем на избирательные участки в Камышлы. Там будет избрано два совета: Западной и Восточной частей города. В каждом будет по 32 члена. В Западной части 4 избирательных участка, в Восточной – 6. Между этими частями районы и улицы, контролируемые сирийскими правительственными силами. Там избирательных участков нет.
Голосование проводится с 8 утра до 8 вечера. Голосовать может гражданин, достигший 18 лет.
10 часов утра. Приезжаем в школу, где располагается избирательный участок Западной части. На входе очередь из десятков людей. Галдеж, атмосфера оживленного базара, дети в стороне заняты своими играми. Охранники из асаиш (каждый избирательный участок охраняется) помогают нам протолкнуться внутрь – иначе люди не пропускают. Внутри такая же толчея. На стене, прямо напротив входа, нарисованы портреты Хафеза Асада, Башара и его погибшего старшего брата Басиля. Сразу бросается в глаза – тут собрались преимущественно женщины. Причем из одежды преобладают традиционные наряды – значит, они из небогатых, малообразованных слоев. Мужчины пропускают их вперед, скопившись в стороне от входа в кабинет, где, собственно, и происходит процесс голосования.
Избирательный участок в Амуда.
Вход туда закрывает собой молодая девушка – член избирательной комиссии. Она пропускает и выпускает людей по одному. Пять десятков кандидатов: каждый обозначен фотографией и ФИО, написанными на арабском. Никакой информации о партийной принадлежности нет. Можно поставить «галочку» напротив 32 кандидатов. Можно меньше. Больше – бюллетень испорчен. На лавках и стульях вдоль стены сидят наблюдатели. Бюллетень получают при предъявлении документа, удостоверяющего личность. Право голоса имеют исключительно местные жители. Угол кабинета отгорожен синей материей – «кабина для голосования». Урна для бюллетеней – запломбирована. Проголосовавший должен обмакнуть палец в трудно смывающиеся чернила – тогда, если он попытается голосовать на другом участке, тамошняя избирательная комиссия увидит, что свой голос он уже отдал ранее.
Собравшиеся перед кабинетом спорят и переругиваются с девушкой, закрывающей вход, о том, что процесс голосования надо ускорить. Пожилая женщина спрашивает совета у другой девушки из избирательной комиссии, за кого лучше «поставить галочку». Девушка отмахивается, поднимает глаза к небу:
«О, аллах. Вы сами должны выбирать, мы не имеем право вам подсказывать. Простите».
Идем на другой избирательный участок. Здесь значительно меньше людей – здание одного из местных комитетов. Население предупреждали, что голосования будут проводиться в школах. Возможно, поэтому здесь ажиотажа нет. Охранники из асаиш расслабленно сидят в тени на пластиковых стульях. Очередь регулирует себя сама. В очереди в основном мужчины представительного вида.
Бюллетень для голосования.
Идти на избирательные участки в Восточной части Таляль не хочет – потому что тогда придется пересекать районы, контролируемые «режимом». Он предлагает возвращаться в Амуду и следить за голосованием там. Однако нам все равно надо идти в район «режима» – автовокзал, находится в окружении зданий, на которых вывешены флаги Сирии и портреты Башара Асада, вдоль зданий посты сирийских солдат. Солдаты никакого внимания на нас не обращают. Снова вспоминаю историю шведского журналиста – все-таки, чтобы тебя задержали военнослужащие «режима», надо было действительно спровоцировать их.
На одном из перекрестков. Слева здание пекарни, контролируемое силами самообороны Рожавы: желто-красно-зеленые флаги Рожавы и большой портрет Абдуллы Оджалана. Справа школа, контролируемая «режимом»: сирийский флаг и большой портрет Башара Асада на фасаде. В этом выражена специфика Камышлы.
Футбольный стадион, единственный в городе – до войны тут была домашняя арена футбольной команды «Аль-Джихад». Два дня назад стадион находился под контролем «режима». Советам Джазиры понадобилось провести масштабное празднование – День памяти жертв антиправительственной демонстрации 2004 года. И стадион мирно – без шума, без стычек – перешел под контроль асаиш. Над входом теперь вывешены флаги автономии. По соседству городской парк. «Туда заходить не будем», – говорит Таляль. Парк – территория «режима», возможны патрули сирийской полиции.
Возвращаемся в Амуду. Тут более 10 школ. В каких из них избирательные участки – мы не знаем. Расспрашиваем у местных жителей. Мужчина, сидящий перед своим магазинчиком, отвечает, что он выборов не признает и ему плевать, где избирательные участки. Другой – он даже не в курсе, что сегодня день выборов. Оба в возрасте за 40 лет. Спрашиваем у ребят, которым на вид лет 25. Они знают, объясняют.
На местных избирательных участках среди голосующих снова преимущественно женщины. Избирательные комиссии – опять же преимущественно из женщин. Наблюдатели на стульчиках вдоль стен. Спрашиваю, как голосование, есть ли нарушение. Уверяют, что «тамам» («хорошо» на сирийском арабском), нарушений нет, все довольны происходящим процессом. На 22 места в городском совете претендуют 36 кандидатов. Среди них мужчин и женщин приблизительно поровну.
Когда будут готовы результаты выборов, члены избирательной комиссии точно не знают. «Может, даже завтра», – говорит один. Первые выборы в кантоне Джазира, зажатом эмбарго Иракского Курдистана, Турции и фронтом Исламского Халифата. Нужно ли требовать от местных избирательных комиссий точных сроков? Большинство людей, поддерживающих сегодня процесс голосования, до начала антиправительственных протестов и войны в Сирии были исключены из политической жизни страны и региона. Выборы состоялись – в этом грандиозный успех Джазиры и автономии Рожава в целом.
Седьмой день
Почти все, с кем я успел пообщаться в Джазире, с большим скепсисом относятся к авиаударам коалиции во главе с США по позициям Исламского Халифата. Часто звучит словосочетание «политическая игра». Абдулмаджид, представитель своего кумина в малагале Амуда, сказал, например:
«У Саддама Хусейна в Ираке была армия в 700 тысяч человек. Американцы с союзниками ее разгромили за два месяца. А с Исламским Халифатом не могут полгода справиться».
Доктор Хасан из полевого госпиталя «Красного полумесяца»:
«Исламисты среди бела дня едут спокойно по дорогам длинными колоннами – десятки автомобилей с флагами. Неужели американская авиация их не видит. Это же основные дороги Ирака и Сирии, а не какие-нибудь тропинки».
Элизабет Гаурие, зампредседателя Исполнительного совета Джазиры:
«И все-таки если бы не бомбардировки американцев и их союзников в Кобани, может быть, нашим силам и не удалось бы отстоять город».
Я, Саами и Берфин едем в городок Тель-Тамар, где происходят активные боевые действия между силами народной самообороны Рожавы и боевиками Исламского Халифата. Самая «горячая точка» кантона Джазира в настоящее время.
Еще летом 2014-го Исламский Халифат занял районы сопредельные с Джазирой. Однако активных боевых действий исламисты не предпринимали. Отдельные перестрелки происходили западнее городка Рас-эль-Эйн (по-курдски Саракание) у сирийско-турецкой границы. Линия фронта при этом совсем не менялась.
Бойцы ЕПГ и ЕПЖ на отдыхе.
Во второй половине января исламисты атаковали деревни на юго-востоке Джазиры, где проживали ассирийцы. В ответ подразделения курдов «ЕПГ» (YPG), «ЕПЖ» (YPJ, подразделение состоящее из женщин) и христианское ополчение «Суторо» повели наступление на достаточно крупный по местным меркам городок Тель-Хамис, контролируемый Халифатом. Успешно освободили и его, и окрестные деревни. Тогда в конце февраля исламисты ударили по кантону с другой стороны: с юго-запада под Тель-Тамар. В его окрестностях и в самом городке проживали преимущественно курды и православные ассирийцы. Завязались достаточно тяжелые по местным меркам бои, которые, однако, по масштабности и разрушительности значительно уступают боевым действиям в Новороссии (когда я показывал Берфин фото разрушений и используемой в Новороссии военной техники, она удивлялась, что в англоязычных медиа почти никакой информации об этом нет).
Тель-Тамар цел, если не считать отдельных выбоин от осколков и пуль, разбитых окон. Но улицы его пусты. Город-призрак. Здания больше повреждены ближе к линии фронта. Больница на южной окраине – казарма и позиции подразделения «ЕПГ». Бойцы – молодые пацаны и, что называется, повидавшие жизнь мужики. Через поле деревня, где позиции исламистов. Черный дым с их позиций – за час до нашего приезда отбомбилась авиация коалиции. Бойцы «ЕПГ» говорят, что коалиция наносит недостаточно авиаударов. Результативность – «то в цель бьют, то в стороне от исламистов скинут бомбы и улетят». В целом те чувствуют себя на данном участке фронта достаточно уверено. У них тут скоплено до 45-50 единиц бронетехники, несмотря на абсолютный контроль неба силами коалиции. Такой расклад трудно понять – почему США и их союзники «не замечают» несколько десятков единиц бронетехники непосредственно на линии фронта? Почему не накроют их одним мощным ударом?
У «ЕПГ» и «ЕПЖ» тоже есть бронетехника: танк, МТЛБ советского производства и американский броневик «Хаммер». Техника трофейная. До того, как отбить ее у исламистов, силы самообороны пользовались преимущественно автоматами Калашникова, РПГ и «тачанками» (пикапы с установленными в кузове пулеметами ДШК).
Техника ЕПГ.
США и их союзники даже не заикались о том, что необходимо оказать техническую помощь силам Рожавы. При этом американская техника активно поступает в армейские и полицейские подразделения соседнего Иракского Курдистана, туда же едут инструкторы и советники из армии США.
Фактически у Рожавы нет иностранных военных союзников.
Россия и Иран помогают сирийскому официальному правительству. США и их союзники – антиправительственным группировкам Сирии за исключением Исламского Халифата. Последнему в той или иной мере помогают союзники США – Турция и Катар. Третья сила, автономия Рожава, которая не выступает активно против режима Башара Асада, ни за него, находится на самообеспечении. Этот факт, хотя и неудовлетворительный для сил самообороны, располагает в пользу автономии.
Техника ЕПГ.
Заставляет задуматься: значит, они действительно не с США, не с режимом Башара Асада, который несмотря на наличие у него отдельных социальных плюсов, все же является диктатурой, и не с тоталитарными религиозными режимами, которые поддерживают террористическое образование Исламский Халифат.
Вечером в Амуде я пакую свои вещи. Мой визит в кантон Джазира заканчивается. Завтра буду выезжать из Рожавы.
