Много лет назад в газете «Собеседник» я случайно прочитал короткий рассказ Андрея Платонова «Любовь к дальнему». В своей неподражаемой манере лучшего русского писателя XX века Платонов сообщал простую историю работяги, который после тяжелого труда приходил домой, мылся, перекусывал и только затем предавался своей настоящей страсти — садился писать письмо брату по классу где-то на другом конце света, в Индонезии, что ли, или на Филиппинах… Сердце русского рабочего в тот момент было переполнено искренней любовью, сопричастностью к угнетённому товарищу и ещё тем чувством, которое называется позабытым нынче словом «солидарность».
Что ж, с 1920-х, когда Международная организация помощи борцам революции (МОПР) собирала свои взносы во всех, наверное, валютах мира, а для переписки с товарищами в других странах существовал специальный упрощённый язык эсперанто (есть он и сейчас, да кто ж о нём помнит, кто ж его учит?), много воды утекло. Сейчас жизнь обычного человека куда приземлённей, куда локализованней, несмотря на всю эту кажущуюся всемирность всемирной паутины и всемирного энтертейнмента, будь то кино, поп-музычка или одни и те же книжные бестселлеры для всей планеты.
Это для нас, писателей и читателей сайтов типа «Рабкор.ру», Турция в 2013-м — это прежде всего борющийся Таксим и забаррикадированный, поливаемый полицейским газом парк Гези, а для большинства наших соотечественников Турция — это дешёвый летний отдых «олл инклюзив» — подешевле да поинклюзивней отечественных Сочей и ближнезарубежного Крыма. Про Египет же и говорить нечего — наших людей по-настоящему интересуют египтяне только мёртвые — те, что в фараоновых гробницах Гизы, ну или те из живых, что прислуживают на пляжах, в ресторанах и гостиницах Хургады и немножечко уже насобачились лопотать по-русски.
Ладно, предположим, что международная солидарность — это слишком сложно. А что же внутри страны? Солидарность ведь на «своих» направить проще? Да, пожалуй, для части общества — проще, если речь пойдёт о героических фотках в социальных сетях с тушения пожаров в 2010-2011-м или с расчистки завалов в Крымске после сокрушительного наводнения 2012 года. Ничуть не хочу умалить подлинность порыва тех людей, кто бросился волонтёрить в опасных местах, очертя голову, но порыв — он всегда скоротечен, он сродни отпуску от скучных будней, в отпуске же можно позволить себе и залезть чуть повыше, и нырнуть чуть поглубже, кратковременный экстрим приятно щекочет нервы, даже если это экстрим разгребания нешуточных катастроф, навороченных отечественной бюрократией и капиталом.
Но давайте рассмотрим другой пример: те же вроде бы представители «креативного класса», массово выходившие протестовать на Болотную и Сахарова в 2011-2012-м, куда-то делись, когда у движения протеста появились свои политзаключённые. В прошлом году мы с подругой как раз специально вернулись из отпуска на пару дней раньше, чтобы подгадать к митингу в поддержку политзаключённых на Пушкинской площади в Москве. Каково же было наше удивление, когда мы обнаружили не 20 и не 30 тысяч участников и участниц, как в предыдущие два раза на Болотной и Сахарова, а всего две или три тысячи. Всего лишь каждый десятый и каждая десятая оказались способны на простое действенное сочувствие к тем, кто ещё вчера стоял рядом в колоннах, к тем, кем мог оказаться любой и любая из тех самых десяти десятых, кто ходил на протесты.
Конечно, по сравнению со временем до декабря 2011-го это было совсем неплохо — на митинг солидарности с «Химкинскими заложниками» в сентябре 2010-го нам удалось собрать всего человек 300, и это была тогда обычная численность наиболее раскрученных московских митингов, так что добиться результата — освобождения из тюрьмы Алексея Гаскарова и Максима Солопова — нам тогда удалось лишь благодаря международной солидарности. Акции в поддержку «Химкинских заложников» прошли в сентябре 2010-го в 36 городах мира, среди которых — Стокгольм, Хельсинки, Париж, Берлин, Краков, Салоники… В Афинах в ту неделю действий прошли две акции в поддержку Лёши и Максима, в Нью-Йорке — три. Видимо, для кого-то в других странах не утратила ещё своей актуальности та самая «любовь к дальнему», о которой писал Андрей Платонов, и потому им не жаль расточать её на совершенно незнакомых людей, будь то беженцы из стран «Третьего мира» или русские активисты, боровшиеся против вырубки какого-то непонятного и микроскопического по мировым масштабам Химкинского леса.
Сейчас, когда один из двух бывших «Химкинских заложников», Алексей Гаскаров, снова в тюрьме, на этот раз по печально знаменитому «Болотому делу», международная солидарность уже не срабатывает настолько же действенно: ставки изменились. Химкинское дело было всего лишь одним из локальных сбоев в системе. Болотное же — на острие п***нско-володинской политики удушения общественного движения после шока, испытанного номенклатурой в декабре 2011-го. Давайте честно посмотрим в глаза фактам: никакие западные правозащитники, западные леваки или те немногие политически и человечески вменяемые русские, живущие на Западе, которые иногда выходят на акции протеста к российским посольствам в других странах, не переломят эту ситуацию. Её могут переломить только масштабные акции протеста и солидарности внутри страны — настолько масштабные, что должны бы, пожалуй, перекрыть те самые рекордные 60-70 тысяч человек и человечиц в декабре 2011-го на проспекте Сахарова.
Но такого пока нет — наиболее масштабная акция в поддержку политзаключённых прошла в Москве 12 июня 2013 года и собрала, по разным подсчётам, от 8 до 15 тысяч человек.
Что же случилось с солидарностью? Почему она больше не воспламеняет сердца?
Рискну предположить, что для постоянного присутствия солидарности в нашей жизни должна существовать минимальная социальная ткань, сочленённость, связанность людей на местах, там, где они живут, работают, проводят свободное время. Солидарность — она хоть в наивысших своих проявлениях и достигает уровня «любви к дальнему», начинается с «любви к ближнему». Чтобы додуматься до выплаты пожертвований хоть в МОПР, хоть в «Анархический Чёрный Крест», хоть «Комитету 6 мая», для начала надо, видимо, побыть борцом самому, самой, для начала надо почувствовать плечо и локоть товарища вот прямо тут, рядом, здесь и сейчас, когда ты — ну хотя бы в ментовском обезьяннике, а они, твои друзья и товарищи — снаружи, обрывают телефоны адвокатов, активистов, полицейского начальства несмотря на неурочный час или выходной день, скидываются тебе на продуктовую передачку и воду, дежурят у ментуры… Выйдя из обезьянника, ты уже сам/-а будешь по-другому реагировать, когда полузнакомый парень или девушка позвонит тебе вечером в субботу, ровно в тот момент, когда ты заходишь с намечаемым половым партнёром в кино, и попросит быстро отзвониться по таким-то телефонам или подъехать по такому-то адресу, потому что активистов таких-то забрали во время акции протеста и, скорее всего, прямо сейчас прессуют в таком-то отделении полиции.
Видимо, для того, чтобы стать чутким/-кой к проявлениям несправедливости, надо прочувствовать их на своей шкуре. И с этим, в принципе, в нашем обществе «всё хорошо» — совершенно не нужно быть политическим активистом, чтобы столкнуться с полицейским беспределом или подсуживанием в «Басманных» и прочих «Мосгорсудах». Но, видимо, для того, чтобы эффективно противостоять этим проявлениям реальности, надо действовать не в одиночку, надо действовать сообща с кем-то ещё (песню «С кем ты заодно, брат?» из репертуара московской коммунистической рок-группы «Аркадий Коц» написала в своё время обычная американская домохозяйка, жена забастовщика; скоро ли появятся подобные песни, не переведённые с американского английского, а написанные изначально на «языке родных осин»?). И вот с этим у нас покамест туговато.
Надо что-то предложить позитивное ближе к концу заметки — это обязательное, конечно, условие анархо-социалистической публицистики, я это знаю. Скажу так: когда в следущий раз соберётесь сходить с другом/подругой на фуд-корт или в киношку, на лавочке посидеть или в лавочке чем-нибудь на вечер затариться, подумайте о друзьях-знакомых — может вам собраться всем вместе, вшестером, вдесятером, а не просто вдвоём, да поговорить не только про футбол, про клипы ру-ТВ, которые глушат общение на любом фуд-корте, но ещё и про то, что у Васи непогашенная судимость после прошлогоднего наезда ментов ни за что, а у Лены — действующий учёт в «инспекции по делам несовершеннолетних», потому что менты склоняли к сожительству, а она упиралась и кричала на весь микрорайон — и тогда подошли «ненужные» свидетели, а Лену потом «оформили» постфактум?
Много есть поводов в нашей обычной жизни, которые могут породить солидарность. Именно что — в обычной. А уж в политической!
Странное предположение: если бы представители «креативного класса» почаще вспоминали про то, что они, помимо своей «креативности», также являются ребятами и девчонками «с раёна» и тут тоже есть место для проявления себя, а ребята «с раёна» иногда просекали, что они всё же где-то работают — и там тоже какая-то не та байда творится и её можно попробовать исправить (и тем самым стать несколько «креативнее» в целом), то всё бы, может, постепенно наладилось…
Но как это может произойти само собой? Сами собой, как известно, даже кошки не родятся. Надо, видимо, говорить с людьми, и в разговорах постепенно намечать какие-то возможные организованные действия, какие-то контуры будущей организации. Мне, например, кажется, что лучший вариант — это анархо-синдикалистский профсоюз по-современному, типа Сибирской конфедерации труда, которая не только за условия труда своих членов впрягается, но и за права детдомоцев, которых в 18 лет выкидывают на улицу вместо положенного предоставления жилплощади, и за права прочих обездоленных. Кому-то покажется, что самое время строить подлинно пролетарскую партию. Кому-то — создавать своё собственное кафе для таких же продвинутых чуваков и чувих, чтобы среда, стихийно сложившаяся вокруг великов, роликов или видеороликов, или чего угодно ещё, устаканилась до комфортного постоянного общения вживую с неизбежным выходом на деятельность (с неизбежным — потому как человек существо творческое, любой человек и человечица вообще).
Думаю, то, другое, третье, а также четвёртое и пятое — неизбежно сработают.
Надо только побольше разумности и сознательности в ежедневной череде свойственного виду Homo Sapiens потребления полезных и вредных напитков и веществ — и всё образуется.
Ну и ещё прочитайте рассказ Андрея Платонова «Любовь к дальнему». Он написан на лучшем в XX веке русском языке и, кроме того, офигительно вдохновляет.
Платонов — он же не зря дворником работал во дворе Литинстита после войны — никому не нужный, всеми позабытый… Но вместе с такими же «ненужными»: Даниилом Хармсом, Александром Введенским, Константином Вагиновым, Виктором Некрасовым — составил честь и славу великой русской литературы советского периода.
Так же точно и мы — вот ты, девочка, или ты, мальчик, войдём в историю ровно потому, что, не гоняясь за славой, просто сможем построить сети солидарности и остановить, наконец, извечное русское проклятие, когда даже лучшие умы шулерски выдают правительство за «единственного европейца». Конечно, наш вклад признают только после нашей смерти, но главное же — дело сделать, а не на скрижалях отметиться.