То, что наша любимая Латвия находится нынче в очень глубокой… яме, будет отрицать либо какой-нибудь совсем уж жизнерадостный идиот, либо штатный пропагандист власти. Впрочем, ввиду приближающихся выборов даже оптимистичных пропагандистов становится все меньше, поскольку электорату больше по душе обличительные истерики в духе «кто довел Родину до обуха?!», нежели жизнерадостные присказки «все у нас хорошо, а скоро будет еще лучше».
Танцы на палубе тонущего корабля
То есть, почти все понимают, что в стране плохо, но не все осознают – Не все могут также отдать себе отчет, в чем коренятся истоки столь печальной ситуации. Соответственно, данный материал призван внести некоторые немаловажные нюансы в процесс осознания элементарного факта: где мы сейчас находимся и почему.
Проще всего, конечно, с вопросом – где? В невероятно далеком, с позиций сегодняшнего дня, 1980-м году в Латвии родилось 35 534 ребёнка – и то, этот показатель был признан катастрофично низким. Государство бросилось налаживать рождаемость и в 1987-м году в Латвии родилось уже 42 135 детей. В прошлом же, 2010 году, республику осчастливили своим появлением только 19 236 детей. То есть, экономические трудности у нас уже начинают совмещаться с демографическими бедами. К 2020-ым годам во всей красе скажутся физическое вымирание латвийцев и падение их качества в чисто биологическом смысле этого слова. К тому времени придет пора тех, кто родился в 1990-х годах. Именно это поколение должно будет трудиться, поднимать экономику, рожать детей и содержать пенсионеров в 2020-е.Но детей у латвийцев в 1990-е рождалось до ужаса мало, множество отпрысков этого поколения просто погибли или стали неполноценными из-за повального пьянства и наркотиков. Состояние же их здоровья вызывает у врачей ужас.
Масса людей более старшего поколения умерла от стрессов, недостатка денег на лечение, некачественного спирта и т.д. Огромное количество молодежи на поиски счастья уезжает и еще уедет в другие страны. И вот это больное и малочисленное поколение должно будет тащить на себе республику. Понятное дело, что оно надорвется, детей родит очень мало, закладывая еще более страшный демографический провал 2030-2040 годов. Ну и кто, интересно, будет кормить пенсионеров – даже тех, которые сумеют дожить до постоянно подымаемого пенсионного возраста?
А ведь уже сейчас, по результатам истекшей переписи, выяснилось, что в стране проживает, в лучшем случае, 1,9 млн. человек. То есть, двадцать лет «свободы и демократии» обошлись Латвии примерно в 700 000 тысяч человек, т.е., население целой Риги – именно на это количество снизилась численность ее населения. Потери, понесенные республикой в ходе второй мировой войны, оказались значительно меньшими, чем данный «самогеноцид». Характерно, что еще десять лет назад в Латвии проживало 2,38 млн. жителей – то есть, процесс обезлюживания идет обвальными темпами и еще только набирает обороты.
Катастрофе демографической соответствует крах экономический. В 1988 году промышленность Латвии произвела: радиоприёмников – 1567 тысяч, автобусов – 17 тысяч, магнитофонов – 100 тысяч, доильных установок – 22 тысячи, стиральных машин – 570 тысяч, бумаги – 107 тысяч тонн, мопедов – 175 тысяч, роялей и пианино – 2500, промышленных роботов – 2546, телефонов – 2,82 миллиона, пассажирских вагонов – 539, дизелей – 6200, полупроводниковых микросхем и приборов – 80 миллионов, целлюлозы – 35 тысяч тонн. Государство на свое содержание и управление расходовало лишь 8,6% ВВП. А население на жилье, отопление и коммунальные платежи вносило 2,5% своих доходов – в пять раз меньше, чем на табак и алкоголь. Зато на дотирование сельскохозяйственных цен и жилья государство из бюджета расходовало в год: 861 миллион рублей (3 миллиарда сегодняшних латов) на с/х цены, и 148,2 миллиона рублей (500 миллионов латов) на жилье. (Тот 1 рубль = 3-3,5 сегодняшних лата). Удивленная молодежь узнает, что в то время у Латвии была совершенно европейская структура производства, вполне среднеевропейские показатели, много высокотехнологической продукции. И много денег на своё социальное развитие и поддержку сельского хозяйства. Тогда же в республике имелось свыше 350 крупных промышленных предприятий с соответствующей инфраструктурой. Заводы и фабрики активно работали, наполняя бюджет, который был в два с половиной раза больше сегодняшнего. К тому же, тогдашний бюджет, в отличие от нынешнего, не требовалось сокращать – его профицит составлял 5,8%.
Сейчас, как известно, промышленное производство в Латвии разгромлено. Ведь в свое время и заводы и фабрики за гроши достались ушлым ребятам из верхушки пришедшего к власти Народного фронта. Но вот беда: что делать с ними, они толком-то и не знали. Поэтому на заре 90-х промышленные гиганты подверглись тотальному разграблению. Их разворовывали те, кто имел доступ к складам, поставкам и реализации. Новые хозяева растеряли рынки сбыта и не приобрели новых, лезли в производственные процессы, которых не понимали, оплачивали из касс предприятий свои квартиры, покупки, путешествия и обеды. Реальное хозяйствование оказалось сложнее, чем высокопарное цитирование книжек Милтона Фридмана или Фридриха Хайека. Рано или поздно приходил ожидаемый итог – предприятия останавливались, закрывались, массы народа выбрасывались на улицу. Лет пять-шесть жили распродажей оборудования вставших предприятий – главным образом на металлолом. Так невежественные дикари обдирают внутренности суперсовременного авиалайнера, случайно попавшего к ним в руки. Если, например, под занавес 80-х в промышленном секторе трудилось 391 000 латвийцев, то сейчас лишь 103 000. Экономистами подсчитано, что для восстановления промышленности Латвии до уровня 1988 года необходимо нынче инвестировать около 30 миллиардов латов. Но у республики весь ВВП составил в 2010-м году 10 миллиардов латов!
Долги же нашего государства и самоуправлений перед МВФ, Европейской комиссией и другими институциями и странами превысили 5 миллиардов латов и возрастают со скоростью в среднем 500 000 латов в сутки. В сущности, сейчас государство уподобилось огромному хомячку, бегущему по трубе. Дороги вправо или влево у него фактически нет. Остается лишь продолжать политику наращивания долга, втайне надеясь, что «добрые дяди» из МВФ когда-нибудь его простят.
Зато, кто просто невиданно расцвел, так это чиновник! В 30-х годах прошлого века чиновники составляли 1,3% численности латвийского населения – и то Латвия по данному показателю превосходила всех соседей! В советские времена он снизился и составлял 0,79% населения. По тогдашним правилам штаты чиновников надо было утверждать в Москве, а каждый год их требовалось ещё и сокращать. Зато потом… Уже к 1995 году численность латвийских чиновников выросла в 3 раза и достигла 61 тысячи человек. За 2004 год государственных чиновников уже стало 73 тысячи, как в Литве – но населения в Литве в полтора раза больше. В 2008 году в Латвии в секторе государственного управления насчитывалось уже 88,3 тыс. человек или 7,65 % от экономически активного населения. Одновременно росли расходы на содержание чиновничества – даже в «кризисном» 1998 году они составляли не менее 26,3% латвийского ВВП. Только с 2000 по 2004 год расходы на чиновников выросли на 70%, что вдвое превысило рост ВВП. Чиновничья зарплата превысила среднюю на 20-50%, за чиновника всегда уплачивались все социальные платежи и страховки, он обеспечивался самым лучшим полисом медицинского страхования, всевозможными компенсациями и премиями. Чиновники и сейчас лучше всего живут в стране, где большая часть населения стоит перед реальной угрозой нищеты и серьезно обдумывает планы отъезда. Из-за этого, воцарившийся ныне в Латвии строй вряд ли можно с полным основанием назвать капиталистическим – скорее уж чиновничье-олигархическим.
Священные коровы государственной идеологии
В общем, положение ужасающее. И тут встает сакраментальный вопрос «кто виноват?» Здесь необходимо заострить внимание, что все вышеописанные бедствия происходили во времена всевластия этнократического режима. Если рассуждать в терминах известного ученого Льва Николаевича Гумилева, нынче в Латвии существует типичная «химера» – то есть система, при которой, в сущности, открыто провозглашается преимущество одного этноса перед другим. Однако, как показывает история, подобные «химеры» не способны к воспроизводству, порождают внутренние конфликты, быстро распадаются или становятся жертвой соседних этносов. Как правило, химерические образования являются результатом планомерной деятельности агрессивных этнических элит, стремящихся силой завладеть ключевыми социальными позициями в полиэтнических обществах и поэтому любыми способами старающихся мобилизовать массы соплеменников на свою поддержку.
Современный латвийский правящий режим построил и мифологию, необходимую для закрепления своей легитимности в глазах народа. Собственно, в самом факте наличия государствообразующей мифологии нет ничего плохого, напротив – она абсолютно необходима для любой, сколько-нибудь устойчивой государственной системы. Вопрос лишь в том, для каких целей она конструируется – плохих или добрых? Пройдемся же по основным мифам современной латвийской госидеологии.
Краеугольный миф, легший о снование всей государственной конструкции – почти пятьдесят лет советской оккупации. Официозная точка зрения, который вынуждены подпевать и историки, сидящие на госдотациях, немудреная. Нужно доказывать, как хорошо латыши жили до 1940 года, а потом, в 1940-м, пришли «злые русские» и случился «страшный год» (Baigais gads). Затем появились «относительно хорошие немцы», прогнавшие «злых русских». После этого, в 1944-м, опять пожаловали «злые русские» и наступила «ужасная эпоха советской оккупации». Схема немудреная, но она считается единственно верной. Хотя находятся люди в Латвии, подвергающие ее сомнению, предлагая различные аргументы (и будут это делать, пока у нас окончательно не введут систему уголовных наказаний за «отрицание оккупации»). Вместо слова «оккупация» они предлагают другие термины – «вынужденная инкорпорация в преддверии жесточайшей войны», «политический переворот, в результате которого к власти в Латвии в сороковом пришли латышские коммунисты». Некоторые ссылаются на оценки юристов-международников, указывающих, что присоединение Прибалтики к СССР соответствовало нормам международного права по состоянию на 1940 год, и что данный факт получил международное признание. При этом, напоминают о признании de facto целостности границ СССР на июнь 1941 года на Ялтинской и Потсдамской конференциях государствами-участниками, а также о признании в 1975 году нерушимости европейских границ участниками Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Приводят высказывание Уинстона Черчилля, сделанное в 1940 году: «То, что русские армии должны были встать на этой линии, было совершенно необходимо для безопасности России против нацистской угрозы. Как бы то ни было, эта линия существует, и создан Восточный фронт, который нацистская Германия не осмелится атаковать. Когда господин Риббентроп на прошлой неделе был вызван в Москву, ему пришлось узнать и принять тот факт, что осуществление нацистских планов по отношению к прибалтийским странам и Украине должно быть окончательно остановлено…»
Далее, властью внушается постулат о латышах, как единственных наследниках Латвии. Однако и он подвергается критике со стороны независимых историков, напоминающих, что русские и их непосредственные предки живут на территории Латвии куда дольше, чем утверждают официальные идеологи. Тут уж вспоминают о древнеславянском племени вендов, оставивших на земле Латвии свой след в обычаях, топонимике и даже в государственной символике. Рассуждают о древних латвийских национальных героях, князьях Висвалдисе (Всеволоде) и Ветсеке (Вячеславе), происходивших из рода полоцких православных князей, о том, что, по всем признакам, большая часть территории нынешней Латвии входила в административные границы Древней Руси. Ну и, разумеется, никому напоминать не надо, что Прибалтика была дважды отвоевана русскими: у шведов (1701-1714) и у гитлеровцев (1941-1945). Только во время Великой Отечественной за эту землю погибли, по современным данным, не менее 300 000 россиян. Данная земля не только отвоевывалась, но и выкупалась: в 1721-м Петр Великий заплатил шведам 2 миллиона талеров за Лифляндию, Эстляндию и Ижорскую землю. Причем, Ништадтский мирный договор, по которому эти земли вошли в состав Российской империи, и сейчас входит во всемирный корпус правовых актов, определяющих мировой status quo. А в 1795 году Екатерина II выкупила и Курляндию за 1 миллион 400 тысяч талеров у ее герцога.
Русские внесли огромный вклад в развитие местной экономики, промышленности и культуры. Благодаря россиянам и выходцам из России во многом оказались заложены основы современных латышских живописи, науки, музыки, литературы, кино, военного и юридического искусства, журналистики, книгоиздательства… Более того! В свое время в Петербурге было обнародовано требование употреблять в рижских госучреждениях латышский язык – до этого там господствовал немецкий. Там же, в Питере издавалась одна из первых газет на латышском языке Peterburgas Avīzes, весьма критиковавшая власть немецких баронов. Подобные примеры можно множить и множить.
Следующий государствообразующий миф – латышский язык должен являться единственным в Латвии. Хотя, тут нельзя не упомянуть, что современный латышский является достаточно молодым языком. Как писал современник той эпохи Франц Ниенштедт, на начало XVII века на территории Ливонии «главным языком был язык ливов, затем эстонский, аллентакский, русский, куронский, литовский и вирский». Другие источники того времени к главным языкам относят ливский, латгальский, русский, литовский, куронский, эстонский языки.
Латышский объединенный язык начал складываться тогда же, в XVII веке – когда появился первый словарь этого языка и отпечатана первая Библия на латышском. Тут во многом заслуга остзейских немцев, которые для более эффективного общения и управления изобрели для латышей письменность на основе немецкой грамматики. Окончательно латышскую письменность создал немец Г.Ф. Стендер в середине XVIII века. Первый же учебник латышского языка на русском вышел в Риге в 1868 году. Первая реформа латышского языка была осуществлена при Николае II, в 1908 году. В 1932-1946 годах появился первый толковый словарь латышского языка.
Из данного мифа логично вытекает другой – русский язык в Латвии иностранный. Но на самом деле, древнерусский язык применялся здесь в качестве языка межнационального общения еще задолго до того, как оформился латышский. Современный русский язык также находил и находит широчайшее применение. Неудивительно: за много веков он прошел через несколько этапов своего развития, выдержал несколько реформ, впитал в себя достижения многих других языков и достиг высокой степени совершенства. Более того, русский неоднократно был государственным или официальным языком на территории современной Латвии – в различных государственных образованиях, существовавших на этой территории: в Полоцком княжестве, в княжестве Талава, в Великом Княжестве Литовском, в Речи Посполитой, в Российской империи, в СССР.
Изгнать химеру!
Все вышеперечисленные мифы стали основой для строительства в Латвии нынешней этнической «химеры». Постулат об оккупации породил существование отвратительного феномена массового безгражданства. Идеологема о латышах, как единственном государствообразующем народе, вызвал явно неравноправное положение для членов других национальных общин – даже для обладателей латвийского гражданства. Недаром же доля латышей в государственном аппарате настоящее время составляет примерно 93%. Отсюда: «профессия – латыш», «профессия – нацкадр» и т.п. То есть, даже если русские натурализуются и осваивают латышский язык – их все равно крайне неохотно берут на работу в госаппарат, в муниципальные органы управления…
Наконец, положения о латышском, как единственном государственном, и русском, как иностранном, серьезно облегчили обеспечение господства этнической химеры. В начале 90-х русские знали латышский язык в основной своей массе плохо – и это давало основание не допускать русских граждан к государственной службе, к занятию руководящих должностей не только на государственных, но и на частных предприятиях. Появлялась также возможность запретить части активных русских граждан заниматься политикой из-за плохого знания латышского языка. Создание активно действующих языковых комиссий и ныне позволяет успешно держать под прессом психологического давления основную массу русского населения. Постоянно же ведущееся наступление на остатки русского образования дает возможность снизить конкурентный потенциал русскоязычных. Ведь даже полный перевод школ на латышский язык обучения в любом случае не искоренит русский в наших краях. Другое дело, что знать его будут на слабую «троечку». Однако, ребенок, который вынужден учиться на неродном языке, заведомо получает образование невысокого качества, а значит окажется менее конкурентоспособен на рынке труда.
Есть обоснованное мнение, что если мы желаем обеспечить вывод Латвии из экономической пропасти и ее дальнейшее процветание, необходимо покончить с режимом этнического антагонизма и приступить к строительству полностью равноправной латвийской нации, в которой были бы равноправно представлены как латыши, так и представители национальных меньшинств. Если удастся такого добиться – органы управления в стране начнут комплектоваться по принципу реальных способностей и талантов, а не по критерию «происхождения» и «идеологической лояльности».
Вообще, хорошо было бы чтобы у нас в стране население изъяснялось на двух языках, даже на трех – можно добавить английский, но не в ущерб уровню образования и собственным культурным корням. Никто не возражает против того, что латышский нужно учить и знать. Что касается русского, то о его статусе можно дискутировать. Тут возможны варианты: от предоставления ему звания второго государственного, до статуса «официального языка», который может применяться в системе образования, в самоуправлениях в местах компактного проживания русскоязычной общины и т.д. Русскоязычные налогоплательщики вполне заслужили, чтобы из их же налогов финансировались русские школы, осуществлялись мероприятие по поддержке русской культуры, чтоб они сами могли пользоваться своим языком без психологического дискомфорта. Разумеется, не обойтись и без искоренения позорного института негражданства.
Все это вместе взятое сможет обеспечить рост патриотизма русской общины по отношению к стране проживания, поможет им идентифицировать себя в качестве детей матери, а не мачехи Латвии. Спадет градус накала межнациональной вражды и недоверия, что даст возможность перейти уже к чисто экономическим мерам по спасению республики. Суть и содержание этих мер достойны отдельного большого материала. Однако, важно четко осознать: в латвийском случае процесс исцеления «больного» необходимо начинать не с экономики, а с политики. Потому что для того, чтобы спастись, нам сначала нужно объединиться.
