Так вышло, что почти все наши бабушки и дедушки, что с еврейской, что с украинской стороны, родом с Украины – и всё это расположено очень близко.
Моя еврейская бабушка (по маме) родилась в городе Корсунь, который позднее стал называться Корсунь-Шевченковский. Она прожила там до пяти лет. Но с самого детства я помню ее рассказы про этот город. Там расположено имение Лопухиных, и есть замечательный парк, в котором было множество сирени – белой и сиреневой. И детство свое она называла сиреневым.
Казалось бы, что может запомнить один пятилетний ребенок потом сохранить эти воспоминания и передать их другому пятилетнему ребенку… Но вот ведь сколько лет прошло, а эти ее воспоминания во мне жили, и с каждым годом крепло желание побывать в Корсуне.
Моя украинская бабушка, мать моего отца, родилась в Белой Церкви, что недалеко от Корсуня. Затем туда переехала семья бабушки из Корсуня. Странно подумать, обе девочки ходили по одним и тем же улицам.
Мой дедушка со стороны отца родился в селе Биевцы, что опять же довольно близко от первых двух мест.
О нем и о его семье мне написал брат моего отца незадолго до смерти: «Мой отец, Григорий Харитонович, родился 21 января 1896 года на Украине, в селе Биевцы Богуславского района. Окончил церковно-приходскую школу. У него были братья: Иван, Владимир, Прокоп и сестры: Оксана, Килина, Одарка. Самый младший, Прокоп, во время Гражданской войны уехал в Канаду.
Моя мать, Евдокия Афанасьевна, родилась 14 марта 1900 года на Украине, в селе Биевцы Богуславского района. Безграмотная, не умела читать и писать.
Примерно в 1906-1907 годах дед Афанасий с Украины переезжает со всей семьей в Киргизию, согласно новой аграрной политике Столыпина. Там дед получает много земли. Рабочих рук не хватало, к нему приезжает Григорий Харитонович и нанимается в батраки. По рассказам матери, жили они прекрасно; владели табунами лошадей, стадами коров, овец и большим количеством домашней птицы.
В 1914 году Григорий Харитонович призывается в ряды царской армии и служит в городе Термезе на Афганской границе в артиллерийских войсках.
В 1918 году, за вознаграждение, он вместе с другими солдатами вступает в Красную армию, и их тут же эшелоном отправляют в город Бухару для подавления мятежа Эмира Бухарского Алимхана. Эшелон, где ехал отец, подвергался нападению и больше стоял, чем двигался, потому что рельсы железной дороги были утащены в пески верблюдами. Однажды, во время вынужденной стоянки, из ближайшего кишлака, по эшелону несколько раз выстрелили из винтовок. Была дана команда скатить орудия на землю и расстрелять населенный пункт. После обстрела большевики отдали кишлак на разграбление. Затем командиры отобрали у солдат самое ценное, якобы на нужды революции.
У нас дома были маленькие серебряные ножницы – мать говорила, что это трофей из того самого кишлака.
После службы отец возвращается к Афанасию в Киргизию в село Сафаровка, женится на его дочери Евдокии и переезжает с ней жить на Украину в село Биевцы.
В 1933 году отец получает письмо из Канады от брата Прокопа. На отца донесли, что он держит связь с заграницей. Он понимает, чем это пахнет, и отправляет мать с двумя девочками в Киргизию, к ее брату Дмитрию. Она часто рассказывала, как они ехали через Баку и пересекли Каспийское море на пароме».
Добавлю, что моя корсунская бабушка в то время жила уже в Баку, и не так давно у нее родилась моя мама. Так что на несколько дней судьбы мамы и ее будущей свекрови пересеклись. С моим отцом они познакомились много лет спустя уже в Москве, где и родилась я.
«Отец был председателем Сельрады, и его люди назвали дату его ареста. Он тут же, не раздумывая, бросил всё, сел на коня, доехал до ближайшей станции, и был таков.
Отыскался след Григория в Киргизии, в Кок-Янгаке, в маленьком шахтерском городке, где добывался каменный уголь.
О брате в Канаде, о своем бегстве в горы, он никогда ничего не рассказывал.
Он устроился работать возчиком на конном дворе.
Жили тихо, ни с кем никакой связи не поддерживали.
Мама умела шить на швейной машинке, у нас была ножная «Singer», и всех обшивала. Иногда ей делали заказы. У нас была всегда одна корова, поросенок и штук двадцать кур.
На нас, четверых детях, лежала обязанность пасти корову, и по мере взросления нам всем пришлось этим заниматься. Мне досталось больше всех, ведь после меня уже никого не было…»
Прадед моего мужа со стороны отца происходил из города Кагарлык. Его бабушка родилась в селе Кошеватое (по-украински оно называется Кiвшовати). Это тоже очень близко, а последнее село – совсем недалеко от Биевцов. Оттуда, с той же станции города Богуслава, бабушка мужа еще до революции уехала в Шотландию. Правда, в 20-е годы вернулась и стала жить в Москве.
И вот мы предприняли это путешествие, и самое поразительное, нам удалось объехать все эти места за один день!
Я видела дорогу, ведущую из Биевцов, видела церковь, которую муж помнил тоже только по рассказам бабушки. Но больше всего тронул меня Корсунь.
Когда мы подъехали к табличке, на которой было написано «Корсунь-Шевченковский», в сердце что-то защемило. И чем ближе мы подъезжали к городу, тем увереннее становилось ощущение, что я еду к себе домой. Я увидела эту реку, эти дома над ней, ворота, усадьбу и парк, и мне показалось, что я знаю эти места. Сирени, правда, еще не было, но какие-то синие цветочки, пробивавшиеся из земли, ее заменяли. Я увидела очень старое дерево – его могла видеть бабушка – беседку, полуразрушенную стену.
Уезжать оттуда не хотелось, и чем дальше мы отдалялись от города, тем явственней ощущалось, что я уезжаю из родных мест.